[ Оглавление ]

[ Назад ]                                    [ Вперед ]

 

Глава 5

От фрейдовских тотема и табу к женской религии

без морали

 

Введение

 

Я не хочу продолжать свое исследование, пока вы не узнаете, что по этому поводу думают люди в 2000 году, каково, так сказать, общественное мнение на этот счет.

Византийская и Римская (Римско-германская) империи соседствовали после того, как разделились. Как будто «новохронисты» доказали, по крайней мере, мне, что Византия древнее Рима. Они также доказали мне, что иудейство – израильство (богославцы – богоборцы), как сегодня говорят «два в одном», но к Палестине, как географическому понятию, имеют отношение слабое. Арианство – единобожие зародилось около вулкана Везувия – это похоже на истину, но требует некоторого уточнения. Я хочу сказать, что арианство в смысле единого бога в таком случае, по «официальным данным» было практически у всех народов, о язычестве которых мы знаем. Зевс, хотя происхождение которого весьма сомнительно в смысле сплошного промискуитета, – громовержец, верховный бог, всех остальных он мог наказывать, сколько душе угодно. Значит, в этом смысле все остальные боги – его ангелы или святые, боги второстепенные. Русский Перун – тоже, кстати, громовержец, остальные деревянные куклы - боги, тоже подчиненные главному. Можно сколько угодно приводить примеров, что есть главный бог и второстепенные боги, вплоть до римских императоров, по совместительству, богов. Значит, тенденция главного бога – универсальна? Но тогда нет места для богинь-матерей по выражению Фрейда? Он, да и все остальные, просто забыли о таком широком господстве богинь-матерей?

Поэтому идея главного бога, идея единобожия, сильно раздута. Ей историки и религиозные деятели придают сильно преувеличенное значение, как всемирному тяготению. Зачем бы это? Зачем нужно единобожие? Кому? Что плохого в том, что при болезни молишься одному богу, а в радости – другому, торговать помогает один, воровать – другой? Дело в том, что царь, князь, вождь один, а народу много. Надо, чтобы и бог был один, а вышеуказанные вельможи были бы его представителями «на местах». Конечно, в те годы идеологии и «пиарщиков» на жалованье не было, но попадались умные люди, которые не зря ели царские хлеба, знали свой народ. Бог один и брожения между людьми нет, бог-царь и все ему подчиняются. Очень удобно. Поэтому надо считать, что более или менее полное единобожие потребовалось тогда, когда мини государства стали увеличиваться путем слияния под «сильной» рукой, безразлично, мужская она или женская. Поэтому и женщины, стоящие во главе государств, стали ревностными приверженками, например, христианства.

Итак, послушаем «общественное мнение», как, каким образом человечество продвигалось от первобытной орды через тотем и табу до религии и морали. И не забудем при этом, что я впервые утверждаю, что не труд сделал человека, а секс, через насильственное приобщение женщины к постоянно действующей сексуальности. Труд же, как и остроумие, – это только инструмент достижения цели в борьбе за симпатии женщины.

 

Зигмунд Фрейд с использованием Фрэзера и других авторов

о предпосылках религии

(Критика)

 

 «Туземцев Австралии рассматривают как особую расу, у которой ни физически, ни лингвистически незаметно никакого родства с ближайшими соседями, меланезийскими, полинезийскими и малайскими народами (об этом у меня есть отдельные работы – мое). Они не строят ни домов, ни прочных хижин, не обрабатывают земли, не разводят никаких домашних животных, кроме собаки, не знают даже гончарного искусства. Они питаются исключительно мясом различных животных, которых убивают, и кореньями, которые выкапывают. Среди них нет ни королей, ни вождей. Собрания взрослых мужчин решают общие дела. И, тем не менее, они поставили себе целью с тщательной заботливостью и мучительной строгостью избегать инцестуозных половых отношений. Больше того, вся их социальная организация направлена к этой цели. Вместо всех отсутствующих религиозных и социальных установлений у австралийцев имеется система тотемизма. Для наших целей вполне достаточно указания на ту большую тщательность, с которой австралийцы и другие дикие народы стараются избежать инцеста».

Это мнение Фрейда представляется мне сомнительным. Должно что-то привести их к такой организации, лояльной, бесконфликтной, согласованной в отношениях полов, выдвинувшей мужчин на передний план. Посмотрим, может Фрейд найдет этому объяснение, а может – проигнорирует.

«Табу и амбивалентность чувств. Табу – полинезийское слово, которое трудно перевести, потому что у нас нет больше обозначаемого им понятия. Понятие табу разветвляется в двух противоположных направлениях. С одной стороны, оно означает – святой, освященный, с другой стороны – жуткий, опасный, запретный, нечистый. Противоположность табу – слово обычный, общедоступный. Таким образом, с табу связано представление чего-то требующего осторожности, табу выражается по существу в запрещениях и ограничениях. Наше сочетание «священный трепет» часто совпадает со смыслом табу. Ограничения табу представляют собой не что иное, нежели религиозные или  моральные запрещения. Только они сводятся не к заповеди Бога, а запрещаются собственно сами собой» (выделено мной). А вот это очень поспешное заключение. Сам же потом доказывать будет, что табу – подсознательное, необъяснимое чувство. Поэтому это заключение, что табу равно религии выглядит сейчас совершенно необоснованным. Я даже думаю, что здесь пока чисто внешнее сходство, даже случайное.  

«Это можно было бы назвать амбивалентным отношением индивида к объекту, или, вернее, к определенному действию. Он постоянно желает повторить это действие, видит в нем высшее наслаждение, но не смеет его совершить, и страшится его. Вследствие имевшего место вытеснения, связанного с забыванием – амнезией, мотивировка ставшего сознательным запрещения остается неизвестной, и все попытки интеллектуально разбить запрещение терпят неудачу, так как не находят точки, на которую они должны быть направлены». Сам же и объяснил, что религией тут пока и не пахнет.

«Отношение примитивных народов к вождям, королям и священникам руководствуется двумя основными принципами, которые как будто скорее дополняют, чем противоречат друг другу. Нужно их бояться и оберегать их (выделено мной).  Почему направленность чувств к власть имущим содержит такую большую примесь враждебности? Исследования доисторического периода образования королевства должно дать нам самые исчерпывающие объяснения». (…)  «Согласно данному Фрезером освещению вопроса, первые короли были чужеземцы, «предназначенные после короткого периода власти к принесению в жертву, как представители божества» на торжественных праздниках». (…)  «И на мифах христианства отражается еще влияние этого исторического  развития королевского достоинства (выделено мной). Двойственные к покойнику чувства – нежные и враждебные – оба стремятся  проявиться во время потери его, как печаль и удовлетворение. Это тоже амбивалентность».

Насчет амбивалентности чувств к покойникам, – несомненно, поэтому Фрейд и приблизил покойников к королям, чтобы легче объяснялся тезис «нужно их бояться и оберегать их», совсем неочевидный. Посмотрим, будет ли он, этот тезис Фрейда, доказываться, как следует, кроме ссылки на Фрэзера? Добавлю, что мифов у христианства нет, и не было, христианство все написано на бумаге, а мифы были у язычества, которыми воспользовалось христианство. Это у Фрэзера четко доказано (см. «Боги и инцест»).

Посмотрим теперь, как освещает Фрэзер «принесение в жертву королей». В главе «Предание смерти  божественного властителя» Фрэзер пишет: «Смертные боги. Человек сотворил богов по своему образу и подобию, и, будучи смертным сам, он, естественно, наделил тем же печальным свойством и свои творения». Далее он перечисляет ряд народов, у которых боги умирают и добавляет: «Прослушав ряд проповедей о христианском боге, эти туземцы осведомились, приходилось ли ему когда-либо умирать. Получив отрицательный ответ, они очень удивились и сказали, что это, должно быть, действительно великий бог (...) Не миновали общей участи и великие боги Египта (…) Умерщвление правителей по причине их одряхления. Если даже великие боги, живущие вдали от земной суеты, и те, в конце концов, умирают, то, как может избежать такой участи бог, вселившийся в бренную оболочку человеческого тела (…) При появлении первых признаков упадка сил богочеловека следует предать смерти, перенести его душу в тело сильного преемника». (Идут многочисленные примеры из жизни дикарей). «Правители – раз уж им пришла в голову счастливая мысль посылать на смерть вместо себя заместителей – позаботились о ее практическом осуществлении.  (…)  Обычай предания царя смерти в конце года покажется нам еще более правдоподобным, если мы узнаем, что на земле до сих пор (1923 год – примечание мое) существует царство, в котором монарх живет и правит всего один день. В Нгойо, в одной из областей древнего конголезского царства, имеет место обычай, согласно которому вождь, надевший на голову корону, неизменно умерщвляется в ночь после коронации. В настоящее время право на престол принадлежит вождю племени мусуронго, но он, как и следует ожидать, не спешит его занять, так что трон пустует». Нечего добавить, кроме: нам бы такое правило. Хотя умерщвление престарелых родителей путем не прямого убийства, а предоставления такой неминуемой «возможности» путем оставления в зимней тундре у угасающего костра без запаса дров, или перенесения в «царство мертвых» старшим сыном, как показано в кино Куросавы про айнов острова Хоккайдо – и сегодня известно. Поэтому, я думаю, что все это не имеет отношения к одним королям, а имеет отношение ко всем абсолютно соплеменникам, и, следовательно, ничего не доказывает применительно только к королям. Другими словами, несмотря на предоставление такой возможности Фрейдом Фрэзеру, последний не подтверждает мысли Фрейда, что «первые короли были чужеземцы, «предназначенные после короткого периода власти к принесению в жертву, как представители божества». Посмотрим еще раз, впереди, не станет ли Фрейд действительно доказывать свой тезис получше, чем голословной ссылкой на другой авторитет?

Осталось напомнить, что же пишет Фрэзер о королях-чужеземцах  в главе «Престолонаследие в Древнем Лациуме»: «Но неразрешимым пока остается один вопрос: каким был порядок престолонаследия у племен древнего Лациума? (…) ни у кого из последующих римских царей трон отца не унаследовал сын. Один из царей был в родстве со своим предшественником не по отцовской, а по материнской линии, а остальные трое – Таций, Тарквиний Старший и Сервий Туллий – имели наследниками своих зятьев иностранного происхождения. Все это свидетельствует в пользу того, что право наследования передавалось по женской линии, и титул царя переходил к иностранцам, которые женились на дочерях царя».

Как так? Это же дурь несусветная? Даже предательство собственного народа, не говоря уже о личных привилегиях. С таким трудом и опасностью захватить власть и царские блага, а затем отдать их «прохожему молодцу»? Что хотите, а так не бывает.

Впрочем, Фрэзер придумал объяснение: «На языке этнографии (! – мой) это означает, что престолонаследие в Риме, а возможно, и во всем древнем Лациуме подчинялось правилам, которые выработало первобытное общество во многих частях мира: экзогамии, матрилокальности поселения и счету родства по женской линии (ну, прямо советская энциклопедия – примечание мое). (…) Политическим и религиозным центром каждой общины был неугасимый огонь царского очага, попечение о котором было делом девственниц-весталок из царского рода. Царем становился мужчина из другого клана – может быть, даже из другого города и другого народа, - который женился на дочери своего предшественника и благодаря ей получал царство. Дети, которых он от нее имел, наследовали не его, а ее имя; дочери оставались дома, а возмужавшие сыновья пускались в путь, женились и селились в стране своей жены в качестве царей или простолюдинов.  Преимуществом этой гипотезы является то, что она объясняет темные стороны истории царской власти в Лациуме простым и естественным образом».

Ничего себе, «простым», да еще и «естественным». Да это настолько по-дурацки «непросто», что кричать хочется. Настолько неестественно, что стыдно упоминать о слове «естественно», когда у этих «дураков из Лациума» даже инстинкт самосохранения не действует.

Простите, но надо продолжать, так как дальше Фрэзер начнет путать причину со следствием: «Она (его гипотеза – мое) делает более понятными предания, повествующие о том, что латинские цари рождались от матерей-девственниц и отцов божественного происхождения. Эти предания за вычетом элементов преувеличения (эти элементы Фрэзер опускает почему-то – мое) означают не более как, то, что женщина зачинала ребенка от неизвестного мужчины. Неопределенность отцовства лучше совместима с системой родства, которая не считается с фактором отцовства, чем с системой, которая делает его фактором первостепенной важности». Эту комолую фразу перевожу: зачем знать кто отец, когда это не имеет значения? Так как только мать имеет детей, отец – не имеет. Продолжу Фрэзера: «Если при рождении римских царей отцы их действительно не были известны, то это свидетельствует либо о половой распущенности, существовавшей в царских семьях вообще, либо об ослаблении правил морали в особых случаях, когда женщины и мужчины на время возвращались к половой распущенности былых времен».

В последней фразе Фрэзер совсем отдалился от  того, что доказывал, и стал противоречить самому себе, но в то же время, приблизился к пониманию другой истины, не имеющей никакого отношения к теме, которую он «раскрывает». Поясняю. Как это так, «при рождении римских царей отцы их действительно не были известны»? Что, совсем уж царским дочерям выбирали жениха прямо «с ветра»? Должны бы узнать, хотя бы, кто отец того, кому доверяют свое государство, не говоря уже о собственной дочери.

Что касается «половой распущенности в царских семьях», то ими полна история, а у богов – в особенности, и я не вижу тут ничего криминального, времена были такие. А, вот «ослабление правил морали в особых случаях» я бы назвал «Праздником инцеста», который заменил собой повседневный инцест, ставший табу, аморальным, так сказать. Хотя морали очень сильной и не было, иначе бы и не ходили на эти оргии в церковь, как сейчас перестали ходить на демонстрации в честь 1-е мая и Октябрьской революции, когда «палку» убрали. А инцест – это такая хорошая штука, так хочется с самого раннего детства, хоть тогда, хоть сейчас. И думаете пары в церкви совсем уж случайные? Нет, перед счетом: раз, два, три, уже присмотрелись, присоседились. И не надо никакого огорода городить и соотносить это с не имеющими никакого отношения царскими женитьбами-замужествами. Этот праздник жизни сам по себе, как разрешенное воспоминание о «хороших» временах, кстати, совсем еще недавних. А первые «христопродавцы», продавцы нового «учения», не могли им не воспользоваться, иначе, кто бы за ними пошел при таких хороших «дохристианских» праздниках? Использовали по насущной необходимости, а потом еле избавились, пришлось даже костры инквизиции разжечь, но об этом – ниже.

Самым же главным считаю то, что все приведенные выше выдержки подтверждают мою версию, высказанную в предыдущей главе. Там у меня доказательств, на мой взгляд, было недостаточно. Теперь их – даже излишек.

Предлагаю формулу, которая все поставит на свои места действительно «простым и естественным образом», доказательство оставлю на потом. В Лациуме был матриархат, власть амазонок (см. выше). Правили или только царствовали царицы. Была экзогамия, поэтому замуж не выходили, а брали за себя мужиков не то, чтобы совсем «с ветра», но и не очень следили за его родословной, был бы красивый. Все равно – «папашка» и кушать будет отдельно, в сторонке, и – что дадут. Нужен он был только для одной цели, известной. Мама-царица передавала свои права дочке старшей, но не всегда. Иногда дочка сама или в сговоре с другими, маму-царицу и убивали, старая и под ногами путается. Это для того, чтобы будущие историки нашли дворцовые интриги. Мужика-«царя» держали чуть ли не на привязи, так что он о настоящем царстве и не мечтал, пожрать бы дали. Я это уже описывал.

Потом, когда мужики как-то поднатужились и изобрели письменность, а за ней и «патриархат», как Маркс коммунизм, то, естественно, им понадобилась религия, как Марксу знаменитый «Манифест». Кое-какие «допатриархатные» записки, конечно были. В них кое-что сожгли, кое-что подправили незаметно, а цариц – заменили на царей. Для этого надо было, наверное, поменять только окончания фамилий, и то – только в «русских переводах». Очень любят русские отличать мужчин от женщин окончаниями слов. Но не все, конечно сожгли. Некоторые бумажки кое-где сохранились. То война помешала, то – эпидемия, то – еще бог знает, что. Если принять эту мою версию, пока – в качестве гипотезы, то ничего не надо городить. Все в древнем Лациуме встанет на свои законные места. Притом действительно простым и естественным образом.

Но ученые, «популяризаторы науки» и историки этого сделать не могут по независящим от них причинам. Так как придется признать, что матриархат действовал почти вчера, о чем я уже неоднократно напоминал, а не «на грани раннего и позднего палеолита». А такое мнение крамольное, поэтому к рассмотрению приниматься не может по определению. Представьте себе только разницу между «почти вчера» и идиотской «гранью» в тысячи лет между «ранним и поздним палеолитом». Фрэзер был, безусловно, и ученым, и популяризатором науки, поэтому принять моего «предложения» не мог. Фрейд, может быть, и мог бы принять, но он принципиально не говорит о женщинах, кроме их неврозов, разумеется. Однако продолжим цитировать Фрейда.         

«В душевных движениях примитивных народов приходится вообще допустить большую степень амбивалентности, чем ту, какую мы можем найти у современного культурного человека. По мере уменьшения этой амбивалентности постепенно исчезает также табу,  являющееся компромиссным симптомом амбивалентного конфликта. Понимание табу проливает свет на природу и возникновение совести. Не расширяя понятия, можно говорить о совести табу и о сознании вины табу после нарушения его» (Выделено мной). 

Остановимся. Фрейд ничем не подтверждает то, что мной выделено. Он просто констатирует. Поэтому, если бы Фрейд был жив, я бы у него спросил: А у собаки и кошки есть совесть? А у коровы, лошади? Многие, имевшие отношения к животным, подтвердят, что совесть есть. Чем, как не совестью можно объяснить следующие факты? Хозяин выходит из избы во двор. Собака сидит в конуре. Услышав шаги хозяина, она выскакивает из конуры и, виновато вильнув хвостом, начинает лаять на белый свет, никого не видя и не слыша в радиусе километра, извиняясь и показывая тем самым, что, вообще-то она – на посту, несмотря на лежку в будке. Разве это не совесть? Она знает свои обязанности и чувствует себя виноватой, что так некстати расслабилась.

Или: собачонка комнатная, всегда выпрыгивающая к двери встречать хозяйку, вдруг на этот раз не встречает, виновато «приветствует» издалека, а то и прячась под кроватью. Стесняется. Она, извините, нагадила и знает, что это нехорошо, неприлично для уважающей себя культурной комнатной собачки.

Рассказ о блудливой корове. Корова, входя со стадом в деревню, любила еще погулять, уже по деревне, не торопясь в открытые для нее ворота. Выходила хозяйка искать ее. Корова всегда раньше, чем хозяйка ее, засекала хозяйку и неслась, подняв хвост трубой, мимо оторопевшей хозяйки во двор, стесняясь своего «проступка».

Лошади, вообще, «академики». Я работал много лет в шахте и наслышался от стариков-коногонов, бывших, естественно. Лошади умеют считать, во всяком случае, до пятнадцати. Лошадь трогает с места состав сцепленных друг с другом вагонеток, например 17, а «норма» ее 15. Трогает и тут же останавливается. Первая вагонетка останавливается, остальные, растянутые на сцепках, начинают стучать о первую: раз, два, три… семнадцать. Лошадь этот состав не повезет, хоть убей ее. Отцепишь две вагонетки, посчитает этим же способом и … повезет. О совестливости лошадей можно написать трактат.

Поговорка: знает кошка, чье мясо съела – это уже «общественное мнение» целого народа. Против него и Фрейд не пошел бы. Можно, конечно, сказать, что понятию совести животные у человека научились, но я буду настаивать, что – наоборот.

Этот абзац мне нужен затем, что я хочу применить понятие совести к самой дикой человеческой орде, а Фрейд мне мешает своими голословными утверждениями. Разумеется, также, что понятие совести мне не мешает утверждать, и я это делал несколько раз уже, что в те времена не было понятия стыда инцеста, ведь это такое же обычное дело как, например, высморкаться без употребления носового платка в те далекие годы. Мораль – понятие тоже разновременное и это можно доказать на сотнях примеров.

Фрейд: «Совесть представляет собой внутреннее восприятие недопустимости известных имеющихся у нас желаний; но ударение ставится на том, что эта недопустимость не нуждается ни в каких доказательствах, что она сама по себе несомненна. Еще яснее это становится при сознании вины, восприятии внутреннего осуждения таких актов, в которых мы осуществили известные желания». Вот поэтому-то я и говорю, что совесть первична.

Таким образом, табу, глубже которого невозможно добраться, даже на примере австралийских аборигенов, самых примитивных людей планеты, есть, по мнению Фрейда, первооснова и религии, и совести. Что из этого следует? То, что согласно этому утверждению Фрейда совесть могла бы развиваться без религии. Но, так как я доказал, что совесть уже есть и без табу, то, может быть, и религия обойдется без табу? Ведь Фрейд нам очень подробно объяснил понятие табу. Табу это не только прямой запрет чего-либо, это грубо, с одной стороны «священный», с другой стороны «нечистый», то есть необыкновенный, а противоположность табу – обыкновенный. Скорее, вопреки Фрейду, источник религии не табу, а тотем, то есть коллектив людей, объединенных на какой-то основе, почва для проповеди чего угодно. Я же уже показал выше, что первоначально мужики, убившие мать-царицу, договорились убить ее любовника, то есть, создали коллектив (фрейдовский тотем). Потом уже, по чистой случайности убили обоих. Таким образом, табу вопреки мнению Фрейда не является первоосновой религии по моему глубокому доказанному выше убеждению.  

Совесть особо никому не нужна для ее специального культивирования. Вождям она даже мешает пользоваться «кремлевскими» привилегиями. А вот запретительная часть табу, в модернизированном виде религии, могла бы сослужить хозяевам жизни неплохую службу. Но это будет уже не табу тогда. Сам факт амбивалентности чувства, но уже не табу, «бояться и беречь вожака», с одной стороны, и принести его же в жертву, т.е. попросту убить, с другой стороны, «хозяевам жизни» надо было менять. А то будут проявлять нежные чувства, но уже к начальнику-покойнику. Поэтому древние философы в звериных шкурах, съев  лучшие куски от артельно-убитого мамонта, должны были призадуматься, с целью найти способ «скособо­чить» амбивалентность. Для этого у них были «психологи», «философы» и вообще умные старики-сограж­дане в набедренных повязках. Это уже напоминает зачатки клана, которому  зачаток – опять тотем, а не табу. Надо сказать, что все это не один вождь сообразил за один день, все вожди во всем мире постоянно призадумывались на эту тему.

Фрейд отмечает: «Троттер считает стадный инстинкт первичным, неразложимым.  Тогда места вождю нет. Высказывание Троттера: человек есть животное стадное, мы осмеливаемся исправить в том смысле, что он скорее животное орды, особь, предводительствуемая главарем орды. С самого начала существовало две психологии: одна – психология массовых индивидов, другая – психология отца, возглавителя, вождя.  Воля отдельного индивида была слишком слаба, он не отваживался на действие. Никакие другие импульсы, кроме коллективных, не осуществлялись, была только общая воля, не было воли отдельной».

Только и спрошу: что в стаде нет вожака? Что, орда не стадо? Я про это уже говорил выше: стадо – это когда все вместе, а женщин становится все меньше и меньше из-за эффекта Геодекяна. Почти семейная орда – это когда самок осталось столь мало, что все самцы поделились на группы, вокруг каждой отдельной самки с детьми. Но это не та орда, какую имеет в виду Фрейд. Тут скорее самка –  фактическая глава орды, хотя самый сильный самец ее контролирует, когда не спит и не охотится за пищей или вообще не заболел.  Только чуть ослаб, отвлекся, устал – все, уже не вожак. Другие на очереди, загрызут. А самка в таких условиях – сексуальная, вся надушенная, накрашенная, с маникюром. И если самка не захочет иметь дела с «вожаком», ее поддержат остальные самцы. В такой ситуации не может быть вожака. Вожак – лицо уважаемое, можно сказать любимое. А какая к нему любовь у его соперников, за что?

Фрейд: «Анимизм, магия и всемогущество мысли. Анимизм – учение о представлениях о душе, о духовных существах вообще. Анимизм представляет собой философскую систему, он не дает объяснение отдельного феномена, но дает возможность понять весь мир как  единую совокупность, исходя из одной точки зрения. Человечество создало три таких философских системы, три великих миросозерцания: анимистическое, религиозное и научное. Из них первым явилось анимистическое, может быть самое последовательное и исчерпывающее, полностью, без остатка объясняющее сущность мира.

Невозможно предполагать, что люди из чисто спекулятивной любознательности дошли до создания своей первой мировой системы. Практическая необходимость овладеть миром  должна была принимать участие в этих стараниях. Мы не удивляемся поэтому, когда узнаем, что рука об руку с анимистической системой идет еще что-то другое, - указание, как поступать, чтобы получить власть над людьми, животными, предметами или их душами. Это указание, техника анимизма – колдовство или магия. В анимистической стадии человек сам себе приписывает всемогущество мыслей, в религиозной стадии он уступает всемогущество мыслей богам, но не совсем серьезно отказался от него, потому что сохранил за собой возможность управлять богами по своему желанию разнообразными способами воздействия.

Первое миросозерцание, сложившееся у человека, анимистическое, было, следовательно, психологическим. В то время как магия сохранила еще полностью всемогущество мысли, анимизм уступил часть этого всемогущества духам и этим проложил путь к образованию религий. Что побудило примитивного человека проявить это первое ограничение? Едва ли сознание неправильности его предпосылок, потому что он сохраняет магическую технику». В общем, все верно, только как-то расплывчато, не по делу, которое он пытается нам объяснить.

«В Дарвиновской первобытной орде нет места для зачатков тотемизма. Здесь только жестокий ревнивый отец, приберегающий для себя всех самок  и изгоняющий сыновей. И ничего больше. Это первоначальное состояние общества нигде не было предметом наблюдений». Что написано – это не орда. Это супружеская пара, надо полагать, в которой все самки, и мать, и дочери используются отцом, а маленькие мальчики, изгнанные – погибают. Это примитивно очень. 

«Самая примитивная организация – это мужские союзы, состоящие из равноправных членов и подлежащие ограничению согласно (его – Мое) тотемистической системе при материнском наследовании». Это еще примитивнее. Откуда взялось материнское наследование?

«В один прекрасный день изгнанные братья объединились, убили и съели отца и положили, таким образом, конец отцовской орде». Хорошо, съели. С кем остались мать и дочери, ведь сыновья, создавая тотем, отказались от них? Как с наследованием?

«Они осмелились сообща и совершили то, что было бы невозможно каждому в отдельности». Опять хорошо, сели кушать отца, мать и сестры плачут, а они едят, а потом куда-то ушли заниматься онанизмом и гомосексуализмом.

Продолжу цитирование: «Тотемистическая трапеза, может быть, первое празднество человечества, была повторением и вспоминанием этого преступного замечательного деяния, от которого многое взяло свое начало: социальные организации, нравственные ограничения и религия. Объединившиеся братья находились во власти тех же противоречивых чувств к отцу, которые мы можем доказать у каждого из наших детей и у наших невротиков как содержание амбивалентности отцовского комплекса. То, чему он прежде мешал своим существованием, они сами теперь себе запрещали, попав в психическое состояние хорошо известного нам из психоанализа «позднего послушания». Они отменили поступок, объявив недопустимым убийство заместителя отца тотема, и отказались от его плодов, отказавшись от освободившихся женщин. Таким образом, из сознания вины сына они создали два основных табу тотемизма, которые должны были, поэтому совпадать с обоими вытесненными  желаниями эдипова комплекса. Кто поступал наоборот, тот обвинялся в единственных двух преступлениях, составляющих предмет заботы примитивного общества. Оба табу тотемизма, с которых начинается нравственность людей, психологически неравноценны. Только одно из них: необходимость хранить животное-тотем покоится всецело на мотивах чувства. Отец был устранен, в реальности нечего было исправлять. Но другое – запрещение инцеста имело также сильное практическое основание. Половая потребность не объединяет мужчин, а разъединяет их. Таким образом, братьям, если они хотели жить вместе, не оставалось ничего иного, как, быть может, преодолеть сильные непорядки, установить инцестуозный запрет, благодаря которому все они одновременно отказались от желанных женщин, ради которых они, прежде всего и устранили отца. Они спасли, таким образом, организацию, сделавших их сильными, и основанную на гомосексуальных чувствах и проявлениях, которые могли развиться у них за время изгнания. Может быть, это и было зародышем матриархального права, пока оно не сменилось патриархальным семейным укладом» (выделено мной).

Остановим Фрейда и обдумаем его выкладки:

1. Я уже обосновывал выше, в разделе «Тотем и табу», что в таких условиях табу на инцест устанавливать незачем, переживания не те, очень слабые, и порадовать себя есть чем. Освободившимися самками.

2. Тотем создать можно, конечно, но это будет не тотем в строгом понимании этого слова, а так…, «клуб филателистов».

3. А вот, откуда из того, что произошло,  взялись социальные организации, нравственные ограничения и религия, хоть убей не пойму. Социальная организация первобытных рыболовов – пойму, социальная организация гомосексуалистов – пойму, так как и без убийства отца, из одной его боязни можно так организоваться. От чего нравственные ограничения? У их собаки уже совесть есть. Пусть на нее посмотрят и договорятся без убийства отца, разговаривать-то, я думаю, уже умели, хотя бы как ильфо-петровская Элочка-людоедка. Инцест только сегодня запретили себе, а он отнюдь не безнравственным казался, даже много позже им вовсю пользовались,  начиная от богинь и кончая христианскими церквами. А что еще в те времена к нравственности относилось?

4. И, наконец, почему уважаемый психоаналитик, все никак не может объяснить переход от материнского к отцовскому наследованию? У него же, что в орде, что в братском клане – все еще материнское наследование, стыдно как-то уже. На дворе чуть ли не христианство, а у него все материнское наследование и вместе с ним еще только сегодня, после убийства отца,  – зародыш его самого – «матриархального права, пока оно не сменилось патриархальным семейным укладом». Когда же сменится? Что, до коммунизма будем ждать патриархата? Я уже удивлялся чуть выше постулатам Фрэзера по этому поводу. Опять, снова да ладом?    

Продолжим: «С другим табу, защищающим жизнь животного-тотема, связывается право тотемизма считаться первой попыткой создания религии. С суррогатом отца можно сделать попытку успокоить жгучее чувство вины, осуществить своего рода примирение с отцом. Тотемистическая система была как бы договором с отцом, в котором последний обещал все, чего только детская фантазия могла ждать от отца: защиту, заботу и снисходительность, взамен чего сыновья брали на себя обязанность печься о его жизни, т.е.  не повторять над ним деяния, сведшего в могилу настоящего отца. В тотемизме также заключалась и попытка оправдаться: «Если бы отец поступал с нами так, как тотем, то у нас никогда бы не явилось искушение его убить». Тотемистическая религия произошла из сознания вины сыновей, как попытка успокоить свое чувство и умилостивить оскорбленного отца поздним послушанием. Все последующие религии были попытками разрешить ту же проблему. Различными путями – в зависимости от культурного состояния, в котором они предпринимались, и от путей, которыми шли, но все они преследовали одну и ту же цель, – реакцию на великое событие, с которого началась культура и которое с тех пор не дает покоя человечеству» (выделено мной).

Слова-то красивые, а смысла в них – ноль. Во-первых, тотем этим ребятам создавать незачем, я уже объяснял. Во-вторых, почему клуб гомосексуалистов – основа религии? Основа религии – толпа для пропаганды какой-нибудь религии, но не основа самой религии. Основа религии – генетическая боязнь непонятного, как боится комнатная собачка выстрела из ружья, а приласкай ее, погладь – успокоится. Даже коммунисты в Кремле втихаря молятся, когда никто не видит, и верят целительницам-предсказательницам. Все, все без исключения верят во что-то сверхъестественное, которое хорошо бы ублажить: от уборщицы до президента, включая пропагандистов атеизма. Вот это и есть основа, которую используют ловкие люди. Собаки, хоть и совестливые, но в бога, по-моему, не верят. Попробовали бы у них религию создать, хоть с тотемом – сворой, хоть – без.

Лучше связать «табу, защищающее жизнь животного-тотема» не с «первой попыткой создания религии», а с внушением, гипнозом, если хотите. Нельзя трогать мать-богиню потому, что она одна (отца-бога я вообще выбрасываю, так как его не было, в том числе и в истории), значит, нельзя трогать и животное-тотем, ее заменившее, а потом – и статую богини. Но это же не первая попытка создать религию, это следствие создания религии. Внушили, что убивать царицу-мать не надо, выйдет себе дороже. И все это поняли, потому, что наглядно и прочувствовано. Дальше уже потребовалась изрядная доля внушения, чтобы отождествить мать-царицу с животным-тотемом, а потом еще большая, чтобы отождествить ее с хорошо обработанным камнем. Я хочу сказать, что тотем создавался не для религии, а по насущной необходимости и только в этом процессе путем наблюдения ловкие люди увидели раскрывающиеся возможности внушения: секта «дырочников» вообще «отождествила» бога с дыркой в углу избы. Поэтому во фрейдовском и классическом табу и не надо искать истоки религии. Истоки религии надо искать в умных людях, подмечающих «всеобщую боязнь людскую» и даже сейчас необъяснимую, в – «социологах», если хотите, желающих «жить лучше» всех остальных.    

«Но и другой признак, точно сохраненный религией, проявился тогда в тотемизме. Амбивалентное напряжение было, вероятно, слишком велико, чтобы прийти в равновесие от какого-нибудь установления, или же психологические условия, вообще, не благоприятствуют изживанию этих противоположных чувств. Во всяком случае, заметно, что связанная с отцовским комплексом амбивалентность переносится также и в религию. Религия тотемизма обнимает не только выражение раскаяния и попытки искупления, но служит так же воспоминанием о триумфе над отцом. Удовлетворение по этому поводу обуславливает празднование поминок в виде тотемистической трапезы, при которой отпадают ограничения «позднего послушания», вменяется в обязанность всякий раз заново воспроизводить преступление убийства отца в виде жертвоприношения тотемистического животного, когда, вследствие изменившихся влияний жизни, грозила опасность исчезнуть сохранившемуся результату того деяния, усвоению особенностей отца. Нас не удивит, если мы найдем, что сыновнее сопротивление также снова возникает отчасти в религиозных позднейших образованьях, часто в самых замечательных превращениях и перевоплощениях. Если мы проследим в религии и в нравственном прогрессе, еще не строго разделенных в тотемизме,  последствия превратившейся в раскаяние нежности к отцу, то для нас не останется незамеченным, что, в сущности, победу одержали тенденции, диктовавшие убийство отца. Социальные чувства братства, на которых зиждется великий переворот, приобретают с этого момента глубочайшее влияние на развитие общества. Они находят себе выражение в святости общей крови, в подчеркивании солидарности жизни всех, принадлежащих к тому же клану. Обеспечивая себе, таким образом, жизнь, братья этим хотят сказать, что никто из них не должен поступать с другими так, как они все вместе поступили с отцом. Они исключают возможность повторения судьбы отца. К религиозно обоснованному запрещению убивать тотем присоединяется еще социально обоснованное запрещение убивать брата. Еще много пройдет времени, пока заповедь освободится от ограничения только кругом соплеменников, и будет гласить просто: не убий. Сначала место патриархальной орды занял братский клан, обеспечивший себя кровной связью. Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении, религия – на сознании вины и раскаянии, нравственность – отчасти на потребностях этого общества, отчасти на раскаянии, требуемом сознанием вины» (выделено мной).

Вот все эти слова, а не только выделенные, истрачены зря, хотя и хорошие. Они не туда направлены. Хотя отца, может быть, и убили, только последствий этих не было и не могло быть. Повторяю: переживания не те. А вот если принять во внимание, что братья (чисто по названию, а не по действительному родству) убили инцестирующиую с ними мать в ревности ее к друг к другу (см. основополагающую мою таблицу в разделе «Тотем и табу»), тогда другое дело. Они бы смогли создать и тотем, и божество, но, заметьте, не мужского, а женского рода, каких пруд пруди в нашем исследовательском распоряжении под именем богинь-матерей. Я хотел, было, на этом закончить, но решил, что надо доказать свою мысль основательнее.

Фрэзер: «Из обычая изображать Афину в одеянии из козьих шкур тоже можно заключить, что во время оно коза была священным животным этой богини. Однако, несмотря на это, козу, как правило, не приносили в жертву Афине и не допускали ее в великое святилище богини – афинский Акрополь. Поступали так якобы потому, что коза нанесла вред оливе – свещенному дереву богини. Отношение козы к Афине до этого момента такое же, как отношение лошади к Вирбию: оба этих животных запрещалось вводить в святилище, потому, что они чем-то навредили богу. Варрон, однако, сообщает,  что правило, закрывающее козе доступ в Акрополь, допускало одно исключение. Один раз в год козу, по словам римского автора, пригоняли в Акрополь для совершения необходимого жертвоприношения. Между тем, как было отмечено выше, возможно, что животное, которое приносят в жертву единственный раз в году, является не рядовой жертвой, а представляет самого бога. Отсюда можно сделать заключение, что один раз в году в Акрополь приносилась в жертву коза в роли самой Афины... Та же судьба, как мы видели, постигла свинью, приносимую в жертву Деметре и Озирису (Озириса надо выбросить – примечание мое), и козу, которую жертвовали Дионису, а, возможно, и Афине (исправляю: именно Афине) ... Мы и не подозревали бы о существовании важного исключения из этого правила, которое дошло до нас благодаря счастливой случайности, сохранившей труд Варрона». (стр. 447 – выделено мной). Как я и говорил, не все сожгли.

Почему Фрейд зациклился на «эдиповом комплексе» и «боге-отце»? Он что не читал этой фразы? Со стопроцентной уверенностью заявляю, что читал, так как постоянно берет примеры свои именно у Фрэзера. Тогда почему «скрывает» эту фразу от нас, не пытаясь даже объяснить нам ее со «своих» позиций? Если говорить прямо и откровенно, то Фрейд пытается нас обмануть, всовывая  нам свой «товар не первой свежести» под видом доброкачественного. Других определений быть не может. При этом я уже доказал, что «эдипов комплекс» – это совершенно частный случай, совершенно незначительный из описываемой мной жизни «древних» людей». Совершенно аналогичный по значению своему «детской сексуальности девочек», «проституции», «оскоплению» перешедшему в «обрезание», «угнетению» как жен, так и мужей, «старческим вспышкам плотских чувств», истокам импотенции и фригидности, воровству и выкупу невест и женихов, групповому сексу и религиозным оргиям, каменным фаллосам в церквах, нелюбви между тещей и зятем, между свекровью и снохой и так далее. Пусть попробует вывести все эти «особенности» только из своего «основополагающего» эдипова комплекса, если он придает ему такое исключительное значение. Пусть объяснит исчерпывающе, почему существуют богини-матери в таком количестве, которым он, видите ли, «не находит места». А своей «выдумке» – богу отцу, место нашел, да он не влезает туда, в это его «место», как в «прокрустово ложе», «обрезать» надо.

«В противоположность новому пониманию, и совпадая со старым пониманием тотемистической системы, психоанализ обязывает нас, таким образом, придерживаться взгляда о глубокой связи и одновременности происхождения тотемизма и экзогамии».

Верно, но с учетом перемены направленности убийств, как я сказал выше. Кроме того, надо учесть, что «тотемизм» используется в чисто фрейдовском понимании, не соответствующем общепринятому, классическому. Но как я покажу ниже, в следующих разделах, «глубокой связи и одновременности происхождения тотемизма и экзогамии» иногда не существует. Прошу это пока принять к сведению.

«Таким образом, напрашивается предположение, что бог сам является животным-тотемом. Он развился из животного-тотема на более поздней ступени религиозного чувствования. Но все дальнейшие дискуссии излишни при том соображении, что сам тотем не что иное, как замена отца (выделено мной). Таким образом, он является первой формой замены отца, а бог – второй, позднейшей, в которой отец снова приобрел свой человеческий образ. Такое новообразование – свидетельство тоски по отцу. Братский клан равных братьев давал трещину благодаря тому, что они, каждый в отдельности, стремились, несмотря ни на что, стать равными отцу, воспользоваться его привилегиями, хотя совместная трапеза как давление не давала клану рассыпаться окончательно. Первоначальное демократическое равенство всех соплеменников нельзя было уже больше сохранить. Появилась склонность в связи с почитанием отдельных людей, отличившихся среди других, вновь оживить старый отцовский идеал созданием богов.  Появились опять отцы, но социальные завоевания братского клана не погибли. Фактическое различие между новыми отцами семейств и неограниченным праотцем орды было достаточно велико, чтобы продолжить существование религиозной потребности, сохранить неудовлетворенную тоску по отцу. Сцена одоления отца и его величайшего унижения послужила материалом для изображения его высшего триумфа.  Я не могу найти здесь места для великих материнских богов, которые, может быть, предшествовали отцовским богам» (выделено мной).

Приходится опять прерывать Фрейда. «Не может здесь найти места для великих материнских богов», или не хочет находить им места? Придется еще раз, дополнительно, помочь ему.

 Фрэзер: (стр. 447).  «Требовательные критики могут возразить нам, что воображение греков ни в коем случае не могло представить им Деметру и Персефону в образе свиньи. Отвечая на это возражение, напомним, что в пещере в городе Фигалия (на юго-западе Аркадии) была обнаружена так называемая Черная Деметра с телом женщины и головой свиньи». «Почитатели Аттиса, как известно, не употребляли в пищу свинину». «Аттиса разорвал вепрь», добавлю, что не свинья. «На примере Деметры-свиньи мы убедились, что, как правило, животное, которое поранило или убило бога, первоначально было самим этим богом».

Думаю, будь он жив, Фрейд, ему было бы стыдно. За то, что, явно хорошо изучив труды Фрэзера, о чем свидетельствуют многостраничные ссылки на него, он «не заметил» страниц 200 в тексте книги «Золотая ветвь», на которую все время ссылается как на источник собранного Фрэзером колоссального фактического материала.

Я с удовлетворением могу теперь сказать, что мое ранее недостаточно обоснованное убийство матери инцестирующими с ней сыновьями из-за ревности ее друг к  другу (см. раздел «Тотем и табу») и создание на этой основе ими матери-богини, блестяще подтверждается. Только уточню, что это не обязательно ее плотские сыновья. Первые самые значительные и сильные богини-матери были созданы сыновьями согласно теории Фрейда, только сам Фрейд почему-то не захотел, чтобы было «все правильно» и начал нести чушь в угоду «первенству богов-мужчин»,  какового в природе не было на самом деле. Я сейчас совершенно убежден, что такой великий психоаналитик как основатель этого учения, не мог не заметить «верной  тропинки» в той чаще, сквозь которую так уверенно пробирался во всех других случаях. Может быть даже, что у него был вариант верного представления, но кто-то ему запретил этот вариант, и он вынужден был барахтаться в противоречиях, им самим сооруженных. Таким запретителем я считаю иудейскую веру, но об этом надо долго рассуждать, в - специально для этого отведенном месте. Чтобы закрепить сказанное, приведу еще несколько данных из Фрэзера, великолепного, настойчивого и трудолюбивого собирателя фактов, но не более того.

На нескольких сотнях страниц плотного текста Фрэзер показывает женщину, мать-богиню созревшего хлеба перед уборкой, но приносят в жертву по окончанию уборки уже не ее, а мужчин, неумело преобразуемых в женщин (обряжая женщиной – последним  снопом). На жатве Озирис представлен чужаком, чьи волосы только напоминают цвет хлеба, а сам он – жертвой. Матери-богини при этом отождествляются с самыми различными животными – самками (плодовитыми свиньями в основном).  А в жертву приносят уже животных-духов хлеба, заметьте, не богов, а духов (божьих приспешников).  Притом принося в жертву животных мужского пола (козел, кот, петух, бык, вол, боров, кабан и так далее).  Но, это уже в нашей современности (50 – 70 лет назад), когда приношение человеческих жертв, стало совсем невозможным. Язычество? Жив курилка. Вписалось в христианство? Вписалось, ибо эти игры-обряды существуют абсолютно у всех народов до сих пор (читайте Фрэзера). Что такое тогда христианство, которое не может справиться тысячелетия с первоначальными богинями? Глупо придуманное одурманивание народов с целью получения мирового господства. Гитлер, Геббельс и Гиммлер  придумали свою «религию» на более высоком уровне Подробности в специальном месте. Фрэзер (стр.469): «Из суеверия также сохраняли шкуру козла, заколотого на поле жатвы в качестве представителя духа хлеба. Делалось это для того, чтобы сохранить священную реликвию, содержащую в себе частицу божественного существа». Не «туринская ли плащаница» – это?

Фрейд: «Когда христианство начало свое наступление на древний мир, оно столкнулось с конкуренцией религии Митры, и некоторое время трудно было определить за каким божеством останется победа. Светозарный образ персидского юноши-бога все-таки остался нам непонятным. Может быть, из сцены убийства быка Митрой можно заключить, что он представляет собой того сына, который сам совершил жертвоприношение отца, и этим освободил братьев от мучающего тяжелого чувства вины за соучастие в деянии. Но был и другой путь успокоить это чувство вины, которым и пошел Христос. Он принес в жертву свою собственную жизнь и этим освободил братьев от первородного греха».

С не меньшей правдоподобностью предлагаю:

- Митра убил быка-отца за власть в орде или  вообще – за власть;

- Митра убил вообще быка, который хотел убить его самого.

А, «освобождать братьев» ему было незачем, так как убийство отца-соперника – дело обычное, рядовое, не потрясающее основ сознания. Вот убийство матери-любовницы из-за ревности к братьям – потрясающее дело.

И Христу нечего было стараться по этому поводу по тем же самым причинам.

Фрейд: «Таким образом, в заключение этого крайне сокращенного исследования, я хочу высказать вывод, что в эдиповом комплексе совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства в полном согласии с данными психоанализа, по которому этот комплекс составляет ядро всех неврозов, поскольку они до сих пор оказались доступными нашему пониманию» (выделено мной).

С чего это Фрейд зациклился на «эдиповом комплексе»? Не с того же, что соответствующий женский комплекс не имеет соответствующего собственного имени? Но, сам–то комплекс есть, и Фрейд об этом отлично знал. Комплексом ранней детской женской сексуальности, выродившимся в любовную привязанность дочери к отцу, называется. Вот его-то и надо было использовать. Или комплекс ранней детской мужской сексуальности, выродившейся в любовную привязанность сына к матери, надо использовать в таком случае, и никаких иных комплексов не надо, в том числе и «эдипова». Стройнее получится. Хотя сам-то эдипов комплекс в группе равнозначных иных комплексов, конечно, имеется в наличии. Только не надо зацикливаться на нем одном, не замечая других.

Фрейд: «Психоанализ постоянно упрекали в том, что он не озабочен высоким, моральным, сверхличным в человеке. Теперь, когда мы осмеливаемся приступить к анализу «Я», мы можем дать следующий ответ всем тем, кто был поколеблен в своем этическом сознании и жаловался, что ведь должно же быть в человеке высшее существо. Мы отвечаем: конечно, и вот это и есть высшее существо – это «Идеал Я» или «Сверх-Я» – репрезентация нашего отношения к родителям. Мы знали эти высшие существа, когда были маленькими детьми, мы ими восхищались и их боялись, а позднее восприняли их в себя. Таким образом, «Идеал Я» является наследием Эдипова комплекса и, следовательно, выражением наиболее мощных движений и наиболее важных судеб либидо в «Оно». Вследствие установления «Идеала Я», «Я» овладело эдиповым комплексом и одновременно само себя подчинило «Оно». В то время как «Я», в основном, является представителем внешнего мира, реальности, - «Сверх-Я» противостоит ему как поверенный внутреннего мира, мира «Оно». Мы теперь подготовлены к тому, что конфликты между «Я» и идеалом будут, в конечном итоге, отражать противоположность реального и психического, внешнего мира и мира внутреннего». Не удержусь, добавлю чуток: Ладно, мальчики – на эдиповом комплексе. А девочки тоже на нем? Или у них «Идеала Я» нет? 

«Легко показать, что «Идеал Я» удовлетворяет всем требованиям, которые предъявляются к высшему существу в человеке. Как замену тоски по отцу он содержит зародыш, из которого образовались все религии. Суждение о собственной недостаточности при сравнении «Я» с его идеалом вызывает смиренное религиозное ощущение, на которое ссылается исполненный страстью томления верующий. В дальнейшем ходе развития учителя и авторитеты продолжали роль отца. Их заповеди и запреты остались действенно мощными  в «Идеале Я» и  выполняют теперь в виде совести моральную цензуру.  Напряжения между требованиями совести и достижениями «Я» ощущается как чувство вины. Социальные чувства основываются на идентификации себя с другими на почве одинакового «Идеала Я».

Функциональная важность «Я» выражается в том, что в нормальных случаях оно владеет подступами к подвижности. В своем отношении к «Оно» оно похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего по силе коня; разница в том, что всадник пытается сделать это собственными силами, а «Я» – заимствованными. Если всадник не хочет расстаться с конем, ему не остается ничего другого, как вести коня туда, куда конь хочет. Так и «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля. На возникновение «Я» и его отделение от «Оно» повлияла и боль собственного тела, так как  тело – это то место, из которого одновременно могут исходить внешние и внутренние восприятия (укус собаки и боль в желудке, например). «Я» прежде всего, телесно».

Опять прерываю Фрейда. Не говоря ни слова против «Я», «Оно» и «Идеала Я», спрошу у Фрейда: господин Фрейд, вы что, всю жизнь прожили в однополом обществе и не знаете, что есть и женщины, к которым эдипов комплекс не имеет никакого отношения? Вы, что, господин Фрейд, не знаете, что женщин половина человечества? Почему же, господин Фрейд, вы пренебрегаете их чувствами? Разве так можно, господин Фрейд? Только очень яркий женоненавистник, каковыми воспитываются иудеи с пеленок, может так говорить, притом яснее ясного видя, что эдипов комплекс для рассматриваемых целей вообще не годится. Чтобы Фрейд мог высказаться до конца, отправляю читателя в приложение. Своим «отцовским комплексом» без упоминания «материнского» он мне надоел хуже горькой редьки. Притом все уже и без Фрейда ясно должно быть. Оставляю место Фрейду только в тех редких случаях, когда он не упоминает, как сыновья убили отца и свой пресловутый эдипов комплекс, его перпетуум-мобиле. Остальное – в приложении.

«Следует различать два вида первичных позывов, из которых один – сексуальные инстинкты, или Эрос – гораздо более заметен. К этому типу можно отнести и инстинкт самосохранения, который мы должны приписать «Я». Гораздо труднее определение второго вида первичных позывов, представителем которого является  садизм. Наш интерес направится на вопрос: нельзя  ли найти разъясняющие соотношения между «Я», «Сверх-Я» и «Оно», с одной стороны, и обоими видами первичных позывов, с другой стороны? 

Теперь следовало предпринять новое важное исследование учения о нарциссизме. Первоначально все либидо скапливается в «Оно», в то время как «Я» только еще начинает образовываться или еще не окрепло. Одну часть этого либидо «Оно» направляет на эротические объектные загрузки, после чего окрепшее «Я» стремится овладеть эти объектным либидо и навязать себя «Оно» в качестве объекта  любви. Таким образом, нарциссизм «Я» является вторичным, от объектов отвлеченным. Создается впечатление, что инстинкты смерти, в основном, немы, а шум большей частью исходит от Эроса. А борьба против Эроса? Невозможно отклонить взгляд, что принцип наслаждения служит для «Оно» компасом в борьбе против либидо, которое вносит в процесс жизни помехи. Если в жизни господствует принцип константности в духе Фехнера, которая, следовательно, должна была бы быть скольжением в смерть, то требования Эроса, сексуальных первичных позывов, являются тем, что в виде потребностей первичных позывов задерживает снижение уровня и вносит новые напряженности. От них разными способами защищается «Оно», руководимое принципом наслаждения, т.е. восприятием неудовольствия. Сначала путем ускоренной уступчивости к требованиям недесексуализированного либидо, т.е. борьбой за удовлетворение прямых сексуальных стремлений. И в гораздо большем масштабе, освобождаясь при одном из таких удовлетворений, когда сливаются воедино все разделенные требования, от сексуальных субстанций, которые являются, так сказать, насыщенными носителями эротических напряженностей. Извержение сексуальной материи в сексуальном акте до известной степени соответствует разделению сомы и зародышевой плазмы. Отсюда сходство состояния после полного сексуального удовлетворения с умиранием, а у низших животных – совпадение смерти с актом зарождения. Эти существа умирают при размножении, поскольку после выключения Эроса путем удовлетворения, инстинкт смерти получает полную свободу осуществления своих намерений. Наконец, «Я» облегчает «Оно» работу преодоления, сублимируя части либидо для себя и своих целей».

Это очень важное заключение Фрейда. Оно показывает, что первичный позыв, «Оно» является движущей силой развития человека. Не скрою, что именно это и надоумило меня обратить все свое внимание на любовь, только я не знал, как к ней подступиться. И пока я не пришел к выводу, что пока женщину насильно, с младенческого возраста, не заставили полюбить секс, о происхождении человека не могло быть и речи. До этого человек был простым животным, а самка – со строго регламентированными течками и совокуплению только во время их, вернее – чуть позже. Сам Фрейд на это внимания не обратил.

«Зависимости  «Я». Нормальное, осознанное чувство вины (совесть) не представляет для толкования никаких затруднений; оно основано на напряжении между «Я» и «Идеалом Я» и является выражением осуждения «Я» со стороны его критической инстанции. Большая часть чувства вины должна быть бессознательной. Нормальный человек гораздо неморальнее, чем полагает, но и гораздо моральнее, чем он это осознает. С точки зрения обуздания первичных позывов – морали -  можно сказать: «Оно» совершенно аморально,  «Я» старается быть моральным, «Сверх-Я» может стать гиперморальным и тогда столь жестоким, каким может быть только «Оно». Примечательно, что чем больше человек ограничивает свою агрессию вовне, тем строже, т.е. агрессивнее он становится в своем «Сверх-Я».  «Я» как несчастное существо, исполняющее три рода службы и вследствие этого страдающее от угроз со стороны трех опасностей: внешнего мира, либидо «Оно» и суровости «Сверх-Я». В качестве пограничного существа «Я» хочет быть посредником между миром и «Оно», хочет сделать «Оно» уступчивым в отношении мира, а своей мускульной деятельностью сделать так, чтобы мир удовлетворял желаниям «Оно».  «Я» ведет себя, собственно говоря, так, как врач во время аналитического лечения: принимая во внимание реальный мир, «Я» предлагает «Оно» в качестве объекта либидо – самое себя, а его либидо хочет направить на себя. Оно не только помощник «Оно», но и его покорный слуга, добивающийся любви своего господина. Где только возможно, «Я» старается остаться в добром согласии с «Оно» и покрывает его бессознательные позывы поведения своими подсознательными рационализациями.  «Я» изображает видимость повиновения «Оно» по отношению к предостережениям реальности и в том случае, когда «Оно» осталось жестким и неподатливым. «Я» затушевывает конфликты между «Оно» и реальностью и, где возможно, и конфликты со «Сверх-Я». Вследствие своего серединного положения между «Оно» и реальностью, «Я» слишком часто поддается искушению стать угодливым, оппортунистичным и лживым, примерно как государственный деятель, который при прекрасном понимании всего,  все же хочет остаться в милости у общественного мнения».

Немного добавлю от себя. Конструкция красивая, как у знаменитого архитектора, забыл фамилию, но, только никто не строит по ней. Считают чересчур передовой. Только она не объясняет «вину бессознательную», как, например у собак. Не станет же Фрейд утверждать, что у них тоже есть «Я» и «Идеал Я»? Я тоже не могу объяснить, но и не начинаю процесса «объяснения». Может быть, попозже, при разъяснении, как я понимаю Бога, вернусь к этой теме.

«Инфантильное возвращение тотема. Социальная сторона тотемизма выражается, прежде всего, в строго соблюдаемых запрещениях и многочисленных ограничениях. Ребенок не проявляет еще и следа того высокомерия, которое побуждает впоследствии взрослого культурного человека отделить резкой чертой свою собственную природу от всякого другого животного. Не задумываясь, ребенок предоставляет животному полную равноценность; в безудержном признании своих потребностей, он чувствует себя, пожалуй, более родственным животному, чем кажущемуся ему загадочным взрослому. В этом прекрасном согласии между ребенком и животным вдруг ребенок начинает бояться определенной породы животных и начинает оберегать себя от того, чтобы увидеть или прикоснуться к нему. Возникает клиническая картина фобии животных, одно из самых распространенных психоневротических заболеваний этого возраста. Иногда объектами бессмысленнейшего и безмерного страха становятся животные, известные ребенку только из картинок и сказок. Причина во всех случаях одна и та же: страх по существу относился к отцу и только перенесся на животное. Ребенок находится в двойственной, амбивалентной, направленности чувств к отцу и находит облегчение в этом амбивалентном конфликте, перенося свои враждебные и боязливые чувства на суррогат отца. Примитивные народы прямо называют тотема своим предком и праотцем».

Опять добавлю от себя. Везде прибавьте «и матери» или замените слово «отец» на «родители», ибо еще недавно отец был в половине случаев из всех просто «пришлым едоком и осуществителем только одной функции», после осуществления, которой его можно было даже убивать. Кроме того, имейте в виду, что тотем-животное тоже состоит из двух полов, почему-то употребляемых Фрейдом только как отец. Я бы еще объяснил «полную равноценность», которую «предоставляет ребенок животному», тем, что, в этом возрасте, ребенок «помнит» о том, что с ним было в описываемые мной времена, в том числе и детскую свою сексуальность, и поэтому животные ему ближе, чем родители, «получившие высшее образование». Потом все это будет у него вытеснено, и с помощью образования в том числе. С этими коррективами  «Инфантильное возвращение тотема» Фрейда  можно читать. С учетом того, что к самому тотему это не имеет никакого отношения. Просто ребенок в своем развитии проходит все стадии «памяти предков». Только очень быстро. Не без помощи учителей-родителей. Которые «учат» зачастую очень грубо. Зачастую обещая «оторвать» кое-что, притом в то самое время, когда он живет и без этого в «те самые времена», когда «это» делали взаправду.  

«Сам бог теперь уже настолько возвысился над людьми, что общение с ним возможно только через священнослужителя. В то же время социальный порядок знает равным богам царей, переносящих патриархальную систему на государство» (выделено мной).

Не сам по себе бог возвысился, ибо это чушь. Его целенаправленно возвысил тот самый Умный, первый главный жрец Кибелы. Такой же был и у Деметры с Персефоной (см. выше). Но это было давно. Теперь у них скопцы еще умнее. Прежде, чем перейти к обоснованию Фрейдом остроумия, которое мне нравится, подведу итог его «австралийским аборигенам». Ответа на вопрос, что послужило толчком у австралийских аборигенов к созданию ими тотема и табу, нет. Тезис Фрейда, что табу, почти религия, а мораль возникает из табу же – не доказан им. Тезис его, что короли – все иностранцы, потому их можно отправлять и в жертву, не доказан. Все это не только не доказано, но даже эти его тезисы, высказанные им вначале, больше не упоминаются им. Как петух, прокукарекал, а там хоть не рассветай.

«Остроумие и его отношение к бессознательному.  У простого народа можно наблюдать, что лишь приближение кельнерши вызывает сальность. На более высокой социальной ступени наступает противоположное: именно приближение женщины кладет конец сальности. Мужчины приберегают этот вид беседы, который первоначально предполагает присутствие стыдливой женщины, до той поры, когда они останутся в «холостом обществе». Так постепенно место женщины занимает зритель, теперь слушатель.

Для тенденциозной остроты нужны в общем три лица: остряк, второе лицо, которое берется как объект для враждебной или сексуальной агрессивности, и третье лицо, на котором достигается цель остроты, извлечение удовольствия. По поводу остроты смеется не тот, кто острит, следовательно, не он получает удовольствие, а бездеятельный слушатель.

Замечательно, что такой сальный разговор чрезвычайно излюблен простым народом. Лишь когда мы поднимаемся до высокообразованного общества, возникает препятствие прямой сальности в виде неприемлемости женщиной или обществом в целом. Обходят это препятствие остроумием, тонким намеком, не указывая прямо сальность, а намекая на нее. Силу, которая затрудняет получение удовольствия от незамаскированной скабрезности, мы называем вытеснением. Мы признаем за культурой и высшим воспитанием большое влияние на образование вытеснения и предполагаем, что при этих условиях осуществляется изменение психической организации (которое может быть привнесено и как унаследованное предрасположение), вследствие которого то, что воспринималось прежде как приятное, кажется теперь неприятным и отвергается  всеми психическими силами» (выделено мной).

Добавлю, что это тот самый случай, когда ребенка учат «не трогать», и он постепенно привыкает, вытесняет, забывает, что «трогал» в трехлетнем возрасте.

«Когда мы смеемся по поводу тонкой скабрезной остроты, то мы смеемся над тем же самым, что заставляет крестьянина смеяться при грубой сальности. Удовольствие проистекает в обоих случаях из одного и того же источника, но смеяться по поводу грубой сальности мы не могли бы, нам было бы стыдно или она показалась бы нам отвратительной. Мы можем смеяться лишь тогда, когда остроумие пришло нам на помощь. Таков случай, когда светлейший, которому бросилось в глаза сходство его собственной персоны с другим человеком, спрашивает: «Служила ли его мать когда-либо в резиденции?» и находчивый ответ на этот вопрос гласит: «Мать не служила, зато мой отец – да»». Конец цитирования Фрейда.

Приведенный отрывок, как будто, не имеет отношения к цели моего исследования. Но отношение народа к остроте, к насмешничеству очень сильно. И этот природный фактор, используется очень широко при «доказательствах» и в религии, и в устранении соперничающих мнений и самого соперника. При этом не требуются серьезные доказательства. Да, толпа их и не воспринимает. Достаточно просмеять, чтобы выиграть бой. Или намекнуть, что действует не хуже, а лучше прямой насмешки. Главное, этот метод является столь же старым, как и само человечество. По одному сравнению грубости или остроумию острот  можно судить о степени продвижения народа по пути цивилизации. Из Фрейда видно и то, что остроумие появилось для привлечения к себе внимания женщины. Поэтому я и сделал вывод о том, что нечего было бы прибегать к остроумию, если бы женщин в те далекие времена было много. Остроумие – это соревнование мужчин, а соревнуются за то, что может быть на пьедестале: первое, второе и третье место, остальные не в счет.

И еще одно замечание, не в порядке критики Фрейда, а в порядке постановки вопроса о возможной глубине проникновения в суть человеческого бытия и отношению к сверхъестественному, никак необъяснимому: без веры в Бога. Я говорю об организации жизни пчел или муравьев. Во-первых, эти два сообщества во многом схожи. Во-вторых, они в точности копируют, даже с неизмеримо лучшей организацией, жизнь общества, как будто более развитого, чем первобытное племя. Иногда лучше, чем наши село, город, область, страна. Организация их жизни, «разделение труда», статуса членов «общества» настолько четки, сложны, закономерны и «законопослушны», что изыскания Фрейда можно оценить как не совсем адекватные. Где тут первичный позыв и его развитие до столь совершенной организации «общества»? Что матриархат у пчел, это точно. Так как только в улье появляются две матки, так одна из них немедленно набирает себе команду и улетает с ней на новое место жительства, образуя новое «государство-город». Пчеловоды это приметили и сделали вывод: если разделение государства им невыгодно, так как ослабляет уже действующее, они садят двух маток в спичечный коробок, а утром она из них – уже мертвая. Более сильная матка возглавляет улей, и все ей подчиняются, о разделе на два города не помышляют. Это только одна сторона. О них написаны целые книги.

Интересен вопрос о жизнеспособности насекомых. Это все подметил Станислав Лемм. Он пишет, что насекомые, в частности муравьи, имеют в своем теле очень мало воды (млекопитающие и человек на 70-97 процентов состоит из воды), жизнедеятельность их полна тайн и очень эффективна. Они легко переносят грузы в пять-шесть раз больше веса собственного тела. Невозможно себе представить человека, несущего на себе груз, как на маленьком грузовичке, например УАЗ или ГАЗель. Кажется, они не боятся радиации. Другими словами, это в десятки раз более эффективное создание, чем млекопитающие и сам человек. И организация у них более совершенная. Невозможно себе представить, где хранится столь много инстинкта, в их крошечных головках? Или у них есть банк данных, распределенный между особями? Познание человека неисчерпаемо?

Я уже, по-моему, сказал, что напишу статью, как я понимаю Бога.

Классические тотем и табу у  австралийских аборигенов

как у изолированных народов

 

Чтобы окончательно расстаться с Фрейдом, посоветую вам вернуться к его цитате об австралийских аборигенах. Для ленивых повторю суть, австралийские аборигены:

не родственники даже ближайшим своим соседям с островов, меланезийцам, полинезийцам, малайцам;

никаких жилищ не строят;

ни земледелия, ни домашних животных, исключая собак, не знают;

не знают даже примитивного гончарного искусства;

питаются дикими животными и кореньями;

не имеют ни королей, ни вождей.

Но:

все вопросы решают на собраниях взрослых мужчин;

«с тщательной заботливостью и мучительной строгостью избегают инцестуозные половые сношения».

И при такой, им самим предоставленной, характеристике австралийских аборигенов Фрейд считает, что доказал происхождение тотема и табу у них? И происхождение патриархата? И происхождение «первичной демократии»? И «постановку женщин» на то самое место, на котором они стоят сегодня в «цивилизованном мире»?

Если вы все еще продолжаете верить Фрейду, прошу на этом самом месте мою книгу закрыть, она не для Вас. Для тех, кто не закрыл, продолжу.

На месте Фрейда я бы обязательно вернулся к этой отправной точке его исследования. Кстати, позаимствованной им у того же Фрэзера, и попытался объяснить, как же аборигены, создавшие тотем и табу, величайшее достижение человечества, по мнению многих, не сравнимое по значительности с тем же «колесом» и «глиняным горшком» (см. мой раздел о научно-техническом прогрессе), вдруг все забыли. Остались при собаках только. А, в таком виде, как они представлены нам Фрейдом, никакие табу и тотем им не по плечу. «Собрания взрослых мужчин» – это тоже для них большая роскошь. Инцеста, промискуитета и лозунга: «кто смел, тот и съел» с них вполне достаточно. То, что Фрейд не вернулся к этой своей характеристике австралийских аборигенов, ясно показывает, что у него совсем другая цель была: зациклить всех нас на любимом «эдиповом комплексе», боге-отце и оставить женщин, не упоминая их, там, где они сейчас находятся, в так называемом патриархате, первым проповедником которого был иудаизм.

Но я не могу этих милых аборигенов так оставить, пусть они на своем «собрании взрослых мужчин» это отметят. Я был заворожен авторами «новохрона-1», которые, продекларировали, что не могло быть так, что древнегреческое великое искусство вдруг, ни с того, ни с сего, было забыто в «мрачное средневековье», а потом вернулось к нам в эпоху Возрождения. Они сказали, подтверждая свою мысль, что, если порох изобретен, то не может быть, чтобы люди вдруг забыли, как он делается. Таких примеров они привели достаточно, чтобы я им поверил на слово, не раздумывая. Может быть, зря? Бывают случаи, когда ненужное забывается. Первый пример. Женщина уехала в Германию, зная немецких слов не более полусотни. Прожила там, исключительно общаясь по-немецки менее двух лет, и приехала погостить в Россию. Я заметил, что она трудно подбирает русские слова при общении, и спросил ее об этом. Знаешь, я мысленно говорю тебе по-немецки, а потом вслух тебе перевожу, ответила она. А русские слова никак не находятся. Вот те на, подумал я, и даже пошутил вслух, несколько ехидно. Теперь жалею, подумав об аборигенах.

Второй пример, уже имеющий «общественное звучание». Еще в 1880 году Владимир Даль от иностранного слова «скоп – смотрю, показываю – скопец» привел в своем уникальном исследовании русского языка до тридцати-сорока слов-производных. Через неполных семьдесят лет, в 1949 году, никто иной, а Сергей Ожегов - «известный русский филолог», уже забыл вообще, что такое «скопец», написав кратко: «то же, что кастрат». И никаких больше известий о когда-то столь «словообразующем корне». Примеров приводить больше не буду, хотя приводить их можно бесконечно. То, что не нужно, не применяется, забывается почти мгновенно. Хоть язык, хоть искусство, все забывается, если не находит повседневного применения. И порох бы забыли. К сожалению, он все время применялся.

 К австралийским аборигенам можно применить принцип забывания «ненужных вещей», но тогда надо показать, какие именно ими «вещи» забыты и почему это произошло? Почему они оказались ненужными? Но можно не задаваться этой целью, а просто выяснить: может быть, они не «забывали», а им то, что всем нужно, было вообще не нужно и они «это» не создавали вообще? Тогда поиск можно сузить и спросить: что нужно и не нужно австралийским аборигенам? Попытаюсь, но сначала, как я всегда делаю, о географических особенностях Австралии.

То, что Австралия в свое время «отплыла» от Гондваны (когда-то единого материка матушки-земли) многим известно. «Статисты» и «мобилисты» от геологии долго об этом спорили, но, по-моему, сегодня уже договорились о том, что действительно «отплыла». И об этом анекдот, сочиненный мобилистами-победителями. Дескать, в Австралии, на ее северо-западном берегу, нашли то ли половину бронтозавра, то ли тиранозавра, тело которого было отрезано как бритвой. Мобилисты сразу решили, что его разорвало в то время, когда Австралию только-только отрывало от Гондваны с юго-востока нынешней Африки и от Азии, где сейчас Аравийское море. На траверзе находки они и стали прочесывать берега Африки и Азии. И, что вы думаете, нашли это место, а там – вторую половину этого древнего животного. Приставили – в самый раз. Тогда статисты и сдались. Раз уж сами статисты-геологи сдались, то нам и подавно, надо версию принимать. Однозначно: отплывала. Значит, родственников австралийских аборигенов надо поискать на берегах от мыса Доброй надежды и до Персидского залива. Не забыть, также, поискать в Южной Америке, на хвостике Аргентины, в районе Огненной земли. Этот кусочек тоже в составе Гондваны граничил с Австралией.

Но прежде одна цитата из 1 главы Фрэзера, как я думаю, имеющая отношение к Фрейду, ибо мы все еще находимся в разделе про Фрейда: «Резюме. Теперь нам ясно, почему древние отождествили Ипполита, супруга Артемиды (я ее до этого времени считал девственницей – мое примечание), с Вирбием, который, по мнению Сервия, относился к Диане так же, как Адонис – к Венере и Аттис – к Матери Богов. Ведь, подобно Артемиде, Диана была богиней плодородия вообще и деторождения в частности и в этом качестве, как и ее греческий двойник, нуждалась в партнере мужского пола (выделено мной). Таким партнером, если верить Сервию, и был Вирбий – основатель священной рощи и первый немийский царь. Вирбий явился мифическим предшественником или прототипом жрецов, которые служили Диане под названием Царей Леса и, как и он, умирали насильственной смертью. Жрец мог поклоняться ей не просто как богине, но и обнимать ее как супругу». Видите, Фрейд, Фрэзер совершенно отчетливо подтверждает, не Вашу, а мою гипотезу. Не бог-мужик тут главный, а богиня, а бог нужен только для того, чтобы… Ну, вы сами понимаете. И, если Вы, и после этого будете «не находить места» богиням-матерям, а только находить Главным Богам-отцам, то Вас уже не перевоспитаешь. Как говорится «горбатого могила исправит».

Но я попытаюсь доказать своими методами, не теорией тектонических плит, как называется учение «мобилистов», что Австралия «отплыла» от единого мира. Фрэзер о «Контагиозной магии»: «У австралийских аборигенов во время обрядов инициации, которым каждый юноша должен подвергнуться, прежде чем он получит права и привилегии взрослого мужчины, бытует обычай выбивать один или несколько передних зубов. Происхождение и сущность этого обычая неясны. (Я думаю, что это «каженик» по ихнему, который показывает, что зубов у него нет, и пользоваться ими в критической ситуации не будет). В данном случае нас интересует лишь вера туземцев в то, что после извлечения зуба из челюсти юноши между ним и его бывшим «владельцем» продолжает существовать симпатическая связь».  «…одна служанка в графстве Суссекс (Англия) настоятельно советовала не выбрасывать выпавшие детские зубы». «Многие народы кладут вырванный или выпавший зуб в такое место, где его могут найти крыса или мышь, в надежде на то, что благодаря симпатической связи, продолжающей существовать между зубами и их прошлым владельцем, его зубы станут столь же крепкими и прочными, как зубы этих грызунов». Это первое доказательство, что Австралия «отплыла».

Второе. Фрэзер: «Так, аборигены Западной Австралии верят, что человек будет хорошим или плохим пловцом в зависимости от того, бросила мать при рождении его пуповину в воду или нет»… «На одном из Каролинских островов (по цитате из Фрейда никак не связанных с австралийцами), пуповину кладут в раковину, и обращаются с ней так, чтобы как можно лучше подготовить ребенка к тому роду деятельности, который избрали для него родители»… «У батаков с острова Суматра и у многих других народов островов Индийского океана (опять никак по Фрейду не связанных с австралийцами) послед слывет младшим братом или сестрой и его зарывают под домом»… «Многие европейцы до сих пор верят, что судьба личности так или иначе связана с судьбой пуповины или детского места (Бавария)». Вывод: Австралия «неотъемлемая» часть Гондваны.

Третье. Фрэзер: «Еще один шаг вперед по сравнению с английскими и немецкими крестьянами и туземцами Америки и Меланезии делают аборигены Центральной Австралии. По их мнению, чтобы раненый выздоровел, его близкие родственники должны смазывать свое тело жиром, ограничивать свой рацион и определенным образом регулировать свое поведение». Опять все у них как «у людей».

Четвертое. Фрэзер: «Чтобы наслать на какого-нибудь человека болезнь, колдун племени вотжобалук (штат Виктория, Юго-Восточная Австралия) крадет у него накидку из шкуры опоссума и медленно поджаривает ее на огне; от этого якобы владелец накидки заболевает… Жители Пруссии говорили, что, если вы не можете поймать вора, нет ничего лучшего, как взять одежду, которую тот потерял во время бегства: если вы ее изрядно поколотите, то вор заболеет»… «У разных народов Европы бытуют приемы того же рода». И здесь австралийские аборигены в первых рядах всего мира.

Пятое. Фрэзер: «По всему миру распространено, в частности, поверье, согласно которому, повредив следы, вы наносите вред оставившим их ногам. Туземцы Юго-Восточной Австралии верят, что они могут, положив на отпечатки ног острые куски кварца, стекла, кости или древесного угля, сделать человека хромым.… А изречение, приписываемое Пифагору, запрещало протыкать отпечатки ног человека гвоздем или ножом... Так, немецкий охотник втыкает извлеченный из гроба гвоздь в свежий след преследуемой дичи в уверенности, что это помешает животному скрыться. Австралийские аборигены в штате Виктория кладут с этой же целью на следы преследуемых зверей горячие головни. Индейцы-оджибве клали на след выслеженного ими оленя или медведя зелье, считая, что, даже если животное находится сейчас от них в двух-трех днях ходьбы, оно вскоре окажется в пределах досягаемости». Опять исчерпывающая «принадлежность» ко всему миру.

Таких цитат из Фрэзера я могу набрать десятки. Например, о «вызывателях» или «прекращателях» дождей по всему миру, в том числе и в Австралии. Это показывает, что везде, даже в «отплывшей» Австралии, люди думают и соображают совершенно одинаково. Причем, даже там, откуда она и не «отплывала» (Северная Америка, Европа, Китай).

При поиске выше приведенных цитат, вот какая цитата из Фрэзера меня заинтересовала: «Взять хотя бы австралийских аборигенов – людей, находящихся на самом низком уровне развития и относительно которых мы обладаем сравнительно полной и точной информацией. Ни вожди, ни правители не управляют этими племенами. В той мере, в какой об этих племенах можно сказать, что они имеют политическое устройство, последнее представляет собой демократию или, точнее, олигархию старых и влиятельных мужчин, которые собираются на совет и практически без участия более молодых соплеменников принимают решения по поводу всех важных дел (выделено мной). Это совещательное собрание соответствует сенату позднейших времен, и, если понадобилось бы изобрести неологизм для обозначения такого рода правления старейшин, его можно было бы назвать геронтократией (выделено Фрэзером). Старейшины, которые, у австралийских аборигенов собираются на совет и управляют делами своего племени, видимо, являются большей частью предводителями своих тотемных кланов. В Центральной Австралии, где специфика природных условий (пустыня) и почти полная изоляция от внешних влияний задержали прогресс и оставили туземцев в самом примитивном состоянии, на предводителей тотемных кланов возложена обязанность совершать магические ритуалы для умножения тотемов (выделено мной). А так как огромное большинство тотемов составляют животные и растения, употребляемые в пищу, от старейшин обычно ожидают, что при помощи магии они добудут народу пищу. Обязанность других – вызывать дождь и оказывать общине другие услуги. Короче говоря, предводители кланов в Центральной Австралии занимаются общественной магией. Важнейшее из возложенных на них функций было присматривать за священными хранилищами (обычно они находились в расщелине скалы или в углублении в земле), где содержались священные камни и палки (чуринги), с которыми, если верить преданию, были каким-то образом связаны души всех людей, как живых, так и мертвых».

Через несколько строк: «Хотя жители Новой Гвинеи находятся на куда более высоком культурном уровне, чем австралийские аборигены, их общественное устройство, по сути дела, представляет собой все ту же демократию или олигархию, и институт вождей имеется у них не более как в зародыше (выделено мной). По словам сэра Уильяма Мак-Грегора, никто из жителей Британской Новой Гвинеи не оказался достаточно сведущ, смел и силен, чтобы установить деспотическую власть хотя бы в одной области. «Ближе всего к этому приблизился (будучи весьма далек от идеала) тот, кто стал прославленным колдуном; но это удалось ему не без помощи изрядной доли шантажа»» (первые кавычки Фрэзера).

Ох, и пройдоха же этот Фрейд! Взгляните немного вверх, через страницу, туда, где я четко выделил характеристику австралийских аборигенов, представленную Фрейдом, и сравните ее с действительной цитатой из Фрэзера. Сам Фрейд никогда не занимался этнографией, поэтому все сведения об австралийских аборигенах, которые он нам представил, он мог почерпнуть от этнографов, вся «библиотека» которых сосредоточена у Фрэзера в его знаменитом труде «Золотая ветвь». Вы видите, что ключевая фраза Фрэзера, посвященная общей характеристике австралийских аборигенов, коротка, информативна, благозвучна. Отчего бы Фрейду ни привести ее, ведь он так любит цитаты приводить? Нет, он сам «сконструировал» австралийских аборигенов, оставив и отпедалировав в сообщении Фрэзера то, что ему нужно, остальное беспардонно выбросив. Я еще раз пролистал труд Фрэзера, но другой, кроме приведенной мной выше, характеристики австралийских аборигенов не нашел. Да и зачем Фрэзеру повторять ее, он все сказал о них.

Зачем же Фрейду потребовалось так «упрощать» аборигенов Австралии? Затем, чтобы показать, нам, что если «такие» создали тотем и табу, то нам больше негде искать их истоки. Но, зачем же так обижать бедных австралийцев, они же не могут ему ответить? Да и кто же из умных станет доказывать, что он умный? А между тем, пять перечисленных мной выше примеров показывают, что австралийцы ничуть не отсталее всех остальных, приведенных. То, что им позарез было необходимо, они создали вместе со всеми. Может быть, Фрейду «развязала руки» полуфраза Фрэзера «на самом низком уровне развития», но Фрэзер ее сказал не для того, чтобы Фрейд ее «расшифровывал» как бандит, а для того, чтобы уточнить: «относительно которых, мы обладаем сравнительно полной и точной информацией». А совсем не для того, чтобы их «поставить» в такие унизительные условия, в какие их поставил Фрейд. Посмотрите еще раз, как унижает Фрейд австралийских аборигенов: никаких жилищ, ни земледелия, ни домашних животных (кроме собаки), ни примитивного гончарного искусства, питаются дикими животными и кореньями, ни королей, ни вождей. У них, видите ли, только табу на инцест, с помощью которого Фрейд будет доказывать свою теорию. Да, это же просто бессовестно.

Я уже не раз говорил выше, что меня начинает тошнить, как только я у кого-нибудь читаю об «отсталости» некоторых народов. Например, об отсутствии «колеса» у жителей тундры. Видите ли, не «изобрели» его, ума не хватило. А какой дурак поедет по тундре зимой на колесах? А какой дурак поедет по болоту на колесах, в которое тундра летом превращается?  Теперь буду доказывать, что австралийские аборигены умные, а кто о них пишет плохо, те – дураки.

Я заметил, что нигде больше в мире, точнее – в тех 22 странах, где я был, в ресторанах, да и вообще в любой забегаловке, не бывает порций больше по весу и объему, причем не менее чем в три раза, причем за те же самые деньги, чем в Австралии. Ни на одной таможне меня не спрашивали, везу ли я еду на их территорию, а в Австралии очень строго спросили. Ибо им своей некуда девать, а я тут со своими продуктами и деньги не буду тратить. А когда туда прибыли первые англичане, еды-мяса было еще больше. Это их каторжники маленько пообъели, аборигенов-то.

А теперь спрашивается: на кой дьявол им земледелие и животноводство? А, Фрейд со смаком, с напускной жалостью: нет у них таких институтов «прогрессивного человечества». А они им и не нужны. Были бы нужны, создали бы, как создали табу на инцест и все те табу, о которых я говорил выше. А, откуда Фрейд взял, что они «никаких жилищ не строят»? Фрэзер, которому бы я поверил, ничего об этом не говорит. Интересно, догадался бы Фрейд построить себе дом на одну ночь, да еще из снега, если бы его выдернуть из-за письменного стола и прямехонько отправить в Гренландию, не дав словом перекинуться с эскимосами? И еще спрошу: много ли домов понастроили бедуины в Сахаре? А в Австралии почти так же жарко. Дожди с большим трудом «вызывают» шаманы. Когда вызовут, можно и шалаш построить или, по научному, «вигвам», в которых и сегодня полмира, даже больше, живет. Маленькая цитата: «Австралия – самая жаркая часть суши Южного полушария, около 2/3 которой обладает пустынным и полупустынным климатом. Большая часть Австралии лежит в тропиках. Средняя температура июля от 12 до 20 градусов, января от 20 до 30 градусов Цельсия и более». На кой черт им капитальные дома? Не Сибирь ведь.

Продолжу: «Обрабатываемая земля (1992 год) – менее 6 процентов, около половины – под пшеницей, луга и пастбища – 59 процентов. Экспорт: сельскохозяйственная продукция (шерсть, пшеница, мясо, масло, сыр), минеральное сырье. Около 2/3 стоимости сельскохозяйственной продукции дает животноводство». С момента открытия Австралии до 1992 года прошло несколько веков, туда попало немало умников из Европы. И все эти умники согласились с «дураками-аборигенами». Пахотных земель почти нет. А умник-Фрейд чуть было не заставил аборигенов земледелием заниматься, воду в ступе толочь. А животноводством и сами бы аборигены занялись, как и на всей остальной земле, если бы диких животных им стало не хватать, как, например, в предгорьях южных морей: Черного и Средиземного. Я уже говорил выше, в разделе «Научно-технический прогресс», что примитивные гончарные изделия» придумать – раз плюнуть, а вот берестяной туесок, держащий воду, - помозговать надо, да он и легче раз в десять, а то и – в двадцать, не взвешивал. Может быть, у австралийских аборигенов нечто подобное есть? Тогда на кой черт им «гончарное искусство»?  Разве на выставки посылать, в «развитые страны», очень падкие на такие штучки.

Фрейд разве такой малограмотный, что не отличает «геронтократию» от «собрания взрослых мужчин»? Прекрасно отличает, таких «заковыристых» словечек у него – полкниги. Притом, такая, как Фрэзер ее обрисовал, геронтократия и сегодня весьма широко распространена на Кавказе и в Средней Азии, «совет старейшин» называется. В связи с войной в Чечне про эту геронтократию все знают и знают, насколько она сильна и действенна. И туда не всякого взрослого мужчину пустят, а только заслуженных и уважаемых всем обществом стариков, притом весьма глубоких, седых, с палкой уже ходящих. А в Австралии в те времена «взрослым мужчиной» пацан в 12 лет считался.

Но Фрейду не истина была нужна в Австралии, ему там трамплин нужен, о самых «отсталых», он, может быть, и не врал бы нам, если бы там хотя бы один вождь оказался, но ни там, ни поблизости даже, вождей не оказалось. Вот он и представил нам их «демократами», намекнув, что вожди у них еще впереди, сразу, как только… Что Фрейду надо от австралийцев? Ему надо тотем и табу, чтоб древнее ничего не было. И равноправный «братский клан». Осталось только провозгласить бога-отца и патриархат, «перешедших потом в христианство». Тут он и запутался, как мы видели выше. И «недостоверная информация» не помогла. И «забывчивость», и «недопонимание» школьных истин не у дел остались. Ибо как так? Аборигены тотем и табу создали, а, «предводителя дворянства», то есть «вождя» и «бога-отца» - забыли. Но ведь по Фрейду они «создаются» одновременно с тотемом-табу. К тому же, Фрейд все время говорил, что тотем свой не едят, только раз в году – по праздникам. А тут Фрэзер начинает описывать на многих страницах, что австралийцы и айны дальневосточные, наоборот едят все время и еще нахваливают, а австралийцы вообще разводят свой тотем, чтобы было что поесть. Опять неувязка. Сам то Фрейд аборигенов не исследовал, да, по-моему, и в Австралии не был.

На этом я с Фрейдом прощаюсь, и пусть меня простит покойный, не со зла я, а из-за его обмана. До причин «австралийских отклонений» буду допытываться один. Но переписывать Фрэзера больше не буду, я и так у него переписал много, а у него осталось несравненно больше. Сделаю анализ его заголовков в главах и разделах.

1. Отношение полов и его влияние на растительность, в смысле посевы. У племен Центральной Америки, Новой Гвинеи, Центральной Африки, Никарагуа, Меланезии отношения полов разными способами (табу, приметами и так далее) – отражены, а у австралийских аборигенов – нет, не отражены. Я и думаю, а зачем их отражать, если у них посевов сроду не было. А, на нет, как говорят, и суда нет.

2. Бремя верховной власти – табу, относящееся к царям и жрецам почти у всех народов, есть, а у австралийских аборигенов нет. Значит, не нужны были, понадобятся, хоть завтра создадут. Но значит и царей не было, а жрецы не обладают идиотской неприкосновенностью, как российские парламентарии. При всех убил кого надо, и взятки гладки (пословица). А у отсталых аборигенов – отвечать придется, табу на «прикосновенность» нет.

3. Опасности, угрожающие душе. Тут у австралийцев больше всех примет и табу, хотя и западноевропейцы не в последних рядах, тоже очень заботливые о душе. И это вполне естественно. Не такие уж они отсталые оказывается, о душе уже заботятся. Заметьте это.

4. Табу на остатки пищи у австралийцев, как и у всех остальных, есть, ибо «нанесение вреда остаткам», если, конечно, кто захочет наносить этот вред, принесет вред и едоку, который оставил этот «остаток». Очень благоразумное правило. У нас, русских, оно сформулировано в поговорке «береженого бог бережет». Отсталый «абориген» не придумает.

5. Табу на вождей и правителей у всех народов, в том числе и ближайших соседей австралийцев, есть, а у самих австралийцев – нет. А зачем табу, когда самих вождей и правителей нет. Если бы хотя бы очень давно, вожди были, табу все равно бы осталось, хотя бы как неприятное воспоминание.

6. Табу на носящих траур. Это табу требует расшифровки некоторой. Носящие траур – это не женщина вся в черном, как можно сразу подумать. «Носящий траур» - это формула Фрэзера для сокращения слов в заголовке. В действительности это ничем не отличающийся от других человек, у которого кто-нибудь умер, а об этом соседи знают. Из моего же многословия некрасиво заголовок делать? Такого надо избегать, чтобы встреча с ним не навлекла беды и на тебя. У почти всех народов такое табу есть, а у австралийцев – нет. Оказывается, они «передовей» многих, ибо это совсем дурацкое табу.

7. К табу на женщин во время менструации австралийские аборигены примкнули ко всем, в том числе и к «развитым странам». Один австралиец, застав свою жену в этом интересном положении, притом, на своей постели, тут же убил ее. Табу это серьезное, «опасность» была слишком велика, ничего уже нельзя было исправить, ведь вгорячах убив жену, он не очистился. Ночью он сам умер, от страха перед последствиями нарушения табу его покойной женой. Почему бы, не позволить австралийцам иметь это табу, если Европа, смотря телевизор, это табу имеет.

8. Табу, налагаемое на воинов, готовых к бою. Каких только разновидностей таких табу не существует. Воинам и то нельзя и это, и еще сверх этого. А у австралийцев таких табу вообще нет. Можно подумать, что они такие храбрые? Но, тогда почему боятся менструаций? Думаю, им такое табу не пригодилось бы, потому, что они вообще не воевали, мирно договаривались. И этот вывод прошу запомнить, потому что, другого вывода я никак не могу изобрести.

9. Табу на убийц, в то числе на войне. Они «нечистые». Их ждет мучительный ритуал «прощения» со стороны ими убитого. На всех соседних островах, по всему остальному миру – это табу одно из самых распространенных, а в самой Австралии это табу не упоминается. Видите, на воинов табу нет, на убийц табу нет. Это твердо означает, что ни тех, ни других у австралийцев в массовом порядке нет, иначе бы они не поленились, создали бы табу. Тем более что по другим, «пустячным» случаям – создали.

10. Табу, налагаемые на охотников и рыболовов, выполнение которых обеспечивает удачу в их делах. Каких только табу нет по этому поводу по всему миру. И начинается везде с целомудрия, очень тяжелого табу. По всему миру есть, а у австралийских аборигенов нет. Это тоже очень важная особенность. Что, они на охоту не ходят, когда питаются «только убитыми животными и кореньями»? Я думаю, что это табу им не потребовалось потому, что им всегда была удача, то есть незачем заботиться о том, что никогда не происходит. Захотел кушать, пошел убил без проблем и съел. Я недаром говорил выше о самых больших порциях в мире в австралийских ресторанах и забегаловках при самой минимальной в мире цене. Им, по-моему, и сегодня не нужно такое табу, так как и сегодня им все еще баснословно «везет» на охоте, несмотря на увеличение населения за счет бывших каторжников, и их потомков. Добавлю, что очень часто в Австралии на автострадах погибают кенгуру, выскакивающие из леса прямо под колеса автомобиля. Мясо кенгуру очень вкусное, но никто не бросается их подбирать. Подбирает дорожная полиция потому, что мешают движению. Это их обязанность, которая не считается промыслом, а считается неприятным делом.

11. Отдельные два табу: на железо, на оружие. Ни одного  у австралийских аборигенов нет. По всему миру есть. Может быть, железа в Австралии и не было. Данных не нашел. Оружие-то точно есть, охотники ведь. А табу нет. Значит, оно не применялось против людей. А против своей основной еды барьеры из табу не возводят. Все другие народы воевали с оружием в руках против себе подобных, потому и табу на оружие, чтобы снять с себя синдром стыда.

12. Табу на кровь. У всех народов табу на кровь есть. Все боятся замазаться кровью. У австралийцев же все наоборот. При обрезании и ритуальном выбивании зуба стараются обязательно испачкаться кровью сородича, родная кровь, ее не бояться надо, а впитывать в себя, вытираться запрещено. Чувствуете разницу? Нет, кровопролития между собой у австралийцев не было. Этот ритуал ясно доказывает это.

13. Табу на произношение имен близких, чтобы не привлечь к ним внимания злых сил. Тут австралийцы в первых рядах со всем испорченным человечеством.

14. Опять интересное табу: не упоминать родственников жены (мужа), так как они из другого тотема. Слова теща, тесть запретны. А у австралийцев этого табу опять нет. То есть им тесть и теща со всеми их родственниками как обыкновенные честные люди и упоминать их не зазорно. Это говорит о хорошем отношении между тотемами. А у всех остальных – плохие отношения, они «нечистые», почти враги.

15. А вот табу на имена покойников у австралийцев есть. Они их боятся, как и все в этом мире, даже сейчас, и даже в «развитых странах», в которых все знают, что не укусит покойник, а боятся.

16. Табу на имена правителей и других священных особ. Везде, даже на Мадагаскаре («отколовшемся» от Австралии), когда она «отплывала» от Африки,  табу это есть, а в самой Австралии – нет. Видите как ловко, дурацких табу не заводят. Только насущно необходимые. На этом месте Фрэзер добавляет: «Список табу можно без труда продолжить». Но, я думаю, хватит.

Интерес представляет так же использование магии австралийцами и неавстралийцами. Фрэзер приводит данные о гомеопатической магии мясной пищи. Заканчивая раздел, он пишет: «… противоречия в обрядовой практике народностей, почитающих и чуть ли не обожествляющих животных, на которых они охотятся, которых они убивают и съедают, является не столь вопиющим, как казалось на первый взгляд. У них есть для такого образа действий основания, и притом весьма веские. Первобытный человек никоим образом не является таким нелогичным и непрактичным, каким он может показаться поверхностному наблюдателю. Над проблемами, которые его непосредственно касаются, он размышлял достаточно глубоко, и хотя выводы, к которым он пришел, часто очень далеки от тех, к которым пришли бы мы, не стоит отрицать за ним заслугу терпеливого и продолжительного размышления над фундаментальными проблемами человеческого существования».  Какие умные, справедливые и красивые слова. За такие слова Фрэзеру можно простить многое.

Однако, что же вызвало их из души автора? Автор очень подробно, со многими тонкостями, на многих страницах описывает два рода событий со священными животными народов. Эти описания нужны ему для другой, нежели для меня, цели: показать «умилостивление животных» с целью вывести из этого божество. У меня такой цели нет пока. Поэтому я и не привожу его рассуждений на эту тему. Меня заинтересовало вот что. Почти все народы (племена) в обычной своей практике не убивают и не едят обожествляемое животное, но раз в году, с большими церемониями это делают. А айны, «хотя и убивают медведя при первой возможности, при разделке туши стараются умиротворить божество, представителя которого они убили, с помощью целой системы челобитий и просительных обращений.… Поэтому едва ли можно мыслить себе медведя священным животным айнов или их тотемом; ведь они не именуют себя медведями, кроме того, убивают это животное и едят его мясо без каких-либо ограничений». Вот это различие и вызвало у Фрэзера слова, которые мне так понравились. Но при этом я сразу вспомнил, хотя в данном разделе у Фрэзера об этом нет ни слова, что австралийские аборигены поступают почти столь же исключительным из общего правила образом. Они повседневно едят свой тотем, но, тем не менее, заставляют своих магов совершать действия, с одной стороны, умилостивляющие тотем, с другой стороны – способствующие его размножению. То есть, все племена делают «правильные» жертвоприношения, раз в год, а айны и австралийские аборигены – «неправильные» жертвоприношения. Фрэзера это удивило, но он мужественно справился с этим и простил их великодушно.

Не удивлюсь, если в разделе «Умилостивление охотниками диких животных» ни австралийцев, ни айнов не окажется. Действительно, Фрэзер привел 69 (!) примеров  «умилостивления» на всех континентах, но айнов с медведем и австралийцев не упомянул. Вернее, айнов-то упомянул, но совсем по другому поводу: «Айны особенно любят мясо одной рыбы, которая появляется в их реках в мае-июне. Готовясь к началу рыбной ловли, они выполняют предписания ритуальной чистоты, а когда уходят на промысел, их оставшиеся дома жены должны хранить строгое молчание, чтобы рыба, услышав их разговоры, не исчезла». Как будто медведь совсем глухой. Да, он лучше слышит, чем пресловутая рыба, и айны об этом прекрасно знают. Однако айны не боятся, что медведь их услышит. Об Австралии вообще ни одного слова.  Да, у австралийцев и айнов, по словам Фрэзера, «есть веские основания» не бояться недостатка своей основной пищи, поэтому и женщин своих не надо обрекать на тягостное для них молчание. Вот и весь ответ. А у всех остальных в мире – таких «оснований» предостаточно. Это очень важный вывод.

Далее Фрэзер рассматривает «типы причащения мясом животных». Австралийцы, в отличие от всех остальных народов, мясом не причащаются. Причащаются редким «продуктом», а они едят мяса столько и тогда, сколько и когда захочется. Зачем заводить лишнюю обузу, как в тундре «колесо»?

Очень важным для меня является то, что у австралийцев «перенесение сил зла» также не используется. Зато, в Европе этих «ритуалов» предостаточно. Незачем «переносить», то, чего нет. Вот «публичное изгнание сил зла», то есть «превентивная» мера, - не помешает и для этого стоит потрудиться немного. В одном ряду с этим стоят и «существа, приносимые в жертву на благо всего общества», к которому «присоединились» и австралийцы. Вот, «изгнание злых сил в материальные тела, совершаемые регулярно» австралийцам не нужны, особенно «совершаемые регулярно» и они не завели этого порядка, в противовес Европе, в которой этих ритуалов особенно много. Значит, в Европе и опасность от этих «злых сил» была велика.

Еще один очень показательный ритуал: «заточение девушек в период полового созревания». Строго перечислю из Фрэзера, где есть ритуал «заточения», от нескольких до ста дней: у зулусов, Новая Каледония, Британская Новая Гвинея, Борнео, остров Мабуйаг, Австралия (Квисленд), Калифорния, индейцы-чинуки (штат Вашингтон), Ванкувер, Британская Колумбия, Южная Бразилия, Боливия, Индия (4 дня), племя тийаны, племя малабара, Камбоджа (100 дней) и, наконец, Британская Гвиана, о которой расскажу подробнее. При выходе из «заточения» гвианка дает себя как следует высечь матери, причем без стонов и звуков.

Ни одного примера, как видите, из «древней цивилизации», в том числе Европы, Средиземноморья, Египта, Малой Азии, Кавказа, Балкан, Средней Азии, Двуречья, то есть оттуда, где «свирепствовали» инцест, богини-проститутки, оскопление и прочие «прелести» последствий промискуитета.  В некоторой растерянности Фрэзер добавляет, что «нашу» Данаю тоже куда-то «заточили», но и тут она умудрилась забеременеть, правда, от Зевса, не так стыдно. Поэтому что ли Плиний составил свой «перечень опасностей, связанных с женскими месячными, который получился длиннее, чем у любых варваров»? Что касается Австралии, которую я выделил, то это я сделал не зря, пригодится.

Напоследок еще одна, маленькая цитата из Фрэзера, на которую он сам не обратил внимания, констатировал, и «с плеч долой»: «Индейцы Калифорнии, в благодатнейшей стране, с мягким умеренным климатом, находятся, тем не менее, едва ли не на низшей стадии дикости». Заметьте, совсем как аборигены в своей Австралии! Можно было бы еще «покопаться» в «благодатнейших» странах, но я и так уверен, что это-то и является главной причиной их «отсталости». Желающие, конечно, могут проверить меня, только прошу к «благодатнейшим» местам найти и прибавить такую же «изолированность» от дурного влияния «соседей». Едва ли найдете.

На основании сделанного анализа магии и табу можно составить некоторый портрет австралийского туземца. Австралийские аборигены жили в почти идеальных природных условиях при обильной естественной животной пище. Больших жизненных трудностей они не преодолевали. Стороннего, непрошено врывающегося в их жизнь, влияния других народов они не испытывали. Земледелия они не знали потому, что в нем не было нужды при обильной мясной легко достижимой пище. Земли их и сегодня почти не обрабатываются из-за  ее мало пригодности для этого. «Легкая» жизнь не способствовала выработке в поколениях трудолюбия, изобретательности, упорства, волевых качеств при защите своей жизни от превратностей судьбы в жестких климатических условиях, как, например, у северных народов. Быстрее женских оборачивающиеся поколения мужчин-разведчиков по Геодекяну не встречали столько неожиданностей и случайностей, трудностей и опасностей, которые надо было постоянно преодолевать. Они жили как бы в центре засеянного поля, а не на его краях по определению Геодекяна, имея «информацию только о себе подобных», а не от «других видов». Поэтому они передавали в своих генах почти одну и ту же информацию, не способствуя прогрессу, а женщины-хранительницы этой информации навечно закрепляли ее. Именно поэтому, и калифорнийские индейцы, жившие в столь же благодатнейших условиях, оставались «едва ли не на самой низшей стадии развития». Благоприятности жизни и необозримые пространства, разделявшие племена, не могли не отразиться и на наследственном характере аборигенов. Бесконфликтность ситуаций вырабатывала безконфликтность характера, доброжелательность не соседствовала с агрессивностью. Поэтому не выработаны табу на траур, убийц, воинов, охотников, острое оружие, умилостивление животных, перенесение сил зла, изгнание сил зла, совершаемых регулярно. Табу на кровь приняло отличную от всех народов окраску: не вражды, но братства.  

Несмотря на это, все то, что их пугало, нервировало, озадачивало, нашло совершенно адекватное отражение в их табу, причем в формах, совершенно идентичных со всем миром, напрочь оторванном от них. Такие табу как на остатки пищи, женскую менструацию, произношение имен близких людей некстати, покойников, публичное изгнание зла, жертвы на благо всего общества – это же, по их мнению, очень «нужные веши». Заметьте, они не упустили ничего из того, что им нужно. Что мир «изобрел», то и они создали. Это как раз и говорит о том, что они вовсе не «отсталее» других и не в коем случае к ним нельзя применять определения типа «едва ли не на самой низшей стадии», как, собственно, и – к Калифорнийским индейцам. В оправдание им я приведу русскую поговорку: работа дураков любит. Ну, создали бы они табу «на родственников со стороны жены (мужа)», например. Чтоб их, этих родственников избегать. Но как они могли «догадаться», что их надо избегать, если они их никогда не избегают, причин нет избегать. У них даже создано специальное табу для таких случаев, когда родственники (вернее не родственники, а свойственники) приходят в гости: им при подходе надо держать в руках тлеющее что-нибудь, чтобы «очищать» себя и воздух вокруг. Это же величайшее табу в смысле дезинфекции.

И нельзя же их считать «на самой низшей стадии» из-за того, что они не строят каменных домов «для всех». В Европе же тоже начинали не с домов, а с храмов богам, и только потом перешли на дома «для всех». А у них и храмы пока некому строить, что я, безусловно, считаю очень умным. Невольно вспомнил, что северные народы, живущие на вечной мерзлоте, тоже обвиняют в отсталости из-за этих самых «домов». А вы знаете, что любой столб, закопанный в вечную мерзлоту, на следующий же год будет вытолкнут из земли и будет валяться рядом с уже «затянувшейся» бывшей ямой для него? Вы знаете, что все, так называемые, «дома» на вечной мерзлоте – вовсе не дома, а тропические вигвамы на жердях, поднятые над землей как избушка на курьих ножках. Если их «посадить» на землю, то через год они упадут, когда мерзлота под ними оттает. А сваи там совсем не такие как мы видим почти каждый день на проезжающих мимо нас «длинномерах», они полые внутри и заполнены керосином. Это для того, чтобы летом керосин, циркулируя внутри, поднимал «холод из глубины» и не давал свае оттаивать у поверхности земли, где 35 градусов жары. Иначе «дом», хоть и на курьих ножках, а все равно упадет. Разве это дом? Это сложнейшее техническое сооружение, почище башни Эйфеля. И вы хотите, чтобы все это изобрели, да еще тысячу лет назад, якуты? Когда мы с вами это изобрели только лет 30-40 назад. Я хочу вдолбить в головы тех, кто не согласен со мной, что австралийские аборигены нисколько не глупее нас с вами. Пошлите любого младенца-аборигена в хорошие детские ясли, детский сад, школу, университет и вы получите столько же нобелевских лауреатов, сколько получите в этих условиях из «нашего развитого общества», а, может быть, и больше.

Еще три, как мне кажется, взаимосвязанных вещи, характерные для австралийских аборигенов, после которых я перейду к выводам. Оказывается, у них существует обряд обрезания, о котором просто упомянуто Фрэзером, без подробностей. Единственно, что добавлено им по этому поводу, это то, что удаленные крайние плоти хранятся в перьях и в жире дикой собаки или ковровой змеи, а женщинам этот сверток в развернутом виде видеть запрещено. Он и упомянул-то об этом не специально, а в связи с тем, что удаленная крайняя плоть используется советом геронтократии для «вызова» дождя, что мне кажется абсолютно неважным. Однако, ритуал с крайней плотью в этом процессе, может тоже кое-что дать. Вот он. После дождя, вызванного таким безотказным способом, крайние плоти зарывают в землю, а в качестве благодарности духам проделывают дополнительную операцию. Острым камешком делают надрезы на груди и на руках молодых мужчин, а мальчишки стоят и терпеливо ждут своей очереди. Выступившую кровь посыпают охрой и втирают в царапину. Все смеются и шутят. Интересно бы узнать, о чем?  Но известий на этот счет нет. После этой операции дети убегают, выпячивая грудь,  и в стихах призывая дождь окропить рану, наверное, гордятся собой. Это первое.

Второе. Инициация совершается в двух обрядах. Первый, это обрезание и второй – выбивание передних зубов. Эти обряды разнесены Фрэзером в разные концы книги, так как служат разным его целям, меня не интересующим, но я их объединяю и передаю слово ему: «У австралийских аборигенов во время обряда инициации, которой каждый юноша подвергается, прежде чем он получит права и привилегии взрослого мужчины, бытует обычай выбивать один или несколько передних зубов. Происхождение и сущность этого обычая неясны (выделено мной). В данном случае нас интересует только вера туземцев в то, что, после извлечения зубов из челюсти юноши между ними и его бывшим «владельцем» продолжает существовать симпатическая связь».

Меня симпатическая связь не интересует. Из другой главы: «При инициации юношей предостерегают, чтобы на них не падала тень женщины, так как они станут тощими, ленивыми и глупыми».

Третье – это «заточение девушек», уже изложенное. Несомненно, как это следует из многочисленных примеров, что это преподавание целомудрия, осуществляемое достаточно жестко, а в целом ряде случаев – просто жестоко, например, сидеть в тесной клетке, где нельзя ни встать во весь рост, ни вытянуться лежа. Заметьте, этот ритуал достаточно редок в мире, недаром я его исчерпывающе перечислил, на пальцах пересчитать можно. И в Австралии он есть.

Сюда я хочу присоединить в качестве четвертого пункта очень мудрое, на мой взгляд, решение австралийцев об использовании «геронтократии», столь ненавистной современным молодым и амбициозным   выскочкам, о которых справедливо можно сказать, что «молоко матери на губах не обсохло». Объяснюсь по этому поводу. Во-первых, религию придумал молодой выскочка, например, такой как Христос, которому надо еще успеть использовать для себя само ее создание. Во-вторых, у молодых нет жизненного опыта, но много амбиций и желания «успеть получить для себя», а это в квадрате ухудшает их «решения». В третьих. Старики утрачивают желание воевать, не теряя ума и опыта, поэтому победила «теория» молодых, осуждающая «геронтократию» совершенно необоснованно. Решения стариков – более для людей, чем для себя, так как их жизнь прожита. Вы только посмотрите, сколько зла сотворил «молодой выскочка» Петр I? Его «окно в Европу» куплено народом за такую же высокую цену, как коробок спичек за весь бюджет России. И разве не доказано, что «спешка нужна только для ловли блох»? Разве не доказано, что суетиться надо только под клиентом? Разве не доказано, что семь раз отмерь, и только потом – отрежь? Разве не доказано, что молодой конь, всегда борозду портит?

А разве молодые могут не спешить жить? Разумеется, «подбор стариков» должен быть не таким как брежневское политбюро, но это же уже детали, которые не должны затенять суть. Заметьте, что самые сложные, конфликтные, самые скученные народы, где на народ приходится не более квадратного километра, после долгих мытарств и размышлений пришли именно к геронтократии. В общем, тут надо новую книгу писать.

Приступаю к «реконструкции» жизни австралийских аборигенов. Повторю, что они нисколько не глупее всех остальных народов, просто развитие их от «сытости жизни» замедлилось, а «не создав врагов», они остались добродушными. Промискуитет у них, безусловно, был, а вот, что касается почти поголовного исчезновения  женщин, то это сходу принимать нельзя. Сильно не обремененные добычей пищи, они могли задуматься немного о своей жизни. Но, недостаток женщин, как следует из феномена Геодекяна при постоянном отсутствии в лагере мужчин и поэтому рождения женщинами именно их, должен был проявиться. Я думаю, что нахождение в Австралии сумчатых животных тоже должно несколько сгладить этот недостаток женщин, женщины находили возможность на примере животных не очень сильно отставать от мужчин, когда они уходили за добычей, то есть в «разведку» жизни. Насильственное «приобщение» женщин к «постоянной», а не спорадической, сексуальности тоже имело место, может быть, даже большее, чем у полуголодных народов, в том числе и – к детской сексуальности, как насильственной у девочек, так и «обезьяньей» у мальчиков.  Следствием этого и явились случаи оскопления мальчиков разгневанными мужчинами с «помощью» собственных зубов. Иначе им не из-за чего было бы впоследствии «заменять» его обрезанием, а тем более, создавать ритуал «выбивания передних зубов» накануне совершеннолетия.

Теперь мне надо несколько «осветить» три вопроса. Оскопление-обрезание и использование «обрезков», переходящее в болезненную имитацию обрезания на видном месте, но уже ради «дождя». Рационально объяснить выбивание зубов и, вообще, сам смысл приобщения к взрослой жизни. Начнем с оскопления.

Случай, когда возвратившиеся сородичи застают «дома» истекающего кровью мальчика и спрятавшегося на эвкалипте от страха и стыда их взрослого соотечественника, скажем прямо, не рядовой. Почему я не говорил об этом, когда описывал скученные народы? Потому, что там этот случай относится к более или менее рядовым. А, австралийцы, как я уже показал, и, надеюсь, доказал, добродушны, миролюбивы, отзывчивы от сытости жизни и отсутствия соседей-конкурентов. Поэтому я сюда и привнес это естественное для них чувство. Совсем не для того, чтобы они сразу начали «принимать меры», но для того, чтобы дать им возможность задуматься в дальнейшем, накапливая эту информацию.

Удаление крайней плоти, надеюсь, все согласятся, - операция, хотя и полезная с гигиенической точки зрения, но ее применение неочевидно, как и удаление аппендикса. Поэтому натолкнуть на нее что-то должно, а что может натолкнуть, как не оскопление, которое ни в коем случае не надо путать с кастрацией. Кастрация прекращает влечение к женщинам, а оскопление – нет. Оскопление – это страдание на всю оставшуюся жизнь, поэтому оно – ужасно. И к тому, кто сейчас сидит на эвкалипте, не сегодня конечно, позднее, можно придумать наказание не столь жестокое, но очень памятное, а именно обрезание крайней плоти. Очень к месту тут анекдот-пожелание из обоймы черного юмора. Он, конечно грубый, но мы же не о правилах хорошего тона рассуждаем: «Чтоб у тебя х.. вырос на пятке, чтобы как ссать, так – разуваться». И потом применять это правило ко всем мужчинам в нужном возрасте, как постоянное напоминание о том, что с откушенным детородным органом жить трудно.

К тому же, к тому, кто сидит сейчас на эвкалипте, применили немедленно, как только его спустили на землю, «наказание в виде выбивания передних зубов». Так как подобные случаи учащались, то и наказание перешло в правило, а затем и в ритуал инициации. Попробуй, откуси без передних зубов, а мясо жевать и коренными можно. Это радикальный метод. С подобными случаями было покончено раз – и навсегда. Потом, когда нравы несколько исправились, количество удаляемых передних зубов снижалось, пока не остановилось на одном. За это долгое до наших дней время, чтобы хоть как-то оправдать этот ритуал в глазах молодого поколения, уже не знавшего подобных случаев, идеологи из числа «геронтократии» придумали «вызывать дождь», «хранить выбитые зубы и плоть», «увязав его с симпатической магией», на которой их и «поймал» Фрэзер, не став разбираться в причинах.

Мало того, геронтократия, только-только становящаяся на ноги, была очень последовательна, чтобы не «спугнуть» своих сограждан. Так как операция по удалению крайней плоти в антисанитарных условиях часто вызывала воспаления, к этим болезненным явлениям начали приучать с раннего детства. Проводя «операцию» на брюхе взрослого мужика на глазах у детей, призывали их последовать его примеру, внушая: этого не бояться надо, а надо гордиться этим, как и было чуть выше изложено. Втертая охра в рану, исключала «осечки». Мальчикам говорили в самую жару: «Хочешь дождичка? Терпи». Это же «железное» обоснование, абсолютно детерминированное. «Крыть» нечем мальчикам. А потом, когда подрастут, они с радостью отдадут свою крайнюю плоть для будущего «вызова дождя», совсем не зная уже, что причина-то совсем другая. Эта изумительно последовательная причинно-следственная связь – лучше, чем совсем не очевидные догмы религий, построенных путано, невразумительно, причем с окриком: верь в эту дурь, иначе…!   

Оскопление, перешедшее с улучшением нравов в обрезание, я думаю, было у всех народов, о чем говорит и мой пример из истории русского языкознания. Но сохранилось только у тех народов, у которых его «побочный» гигиенический эффект вписался в жаркий климат. Сегодня обрезание существует почти только у тех народов, независимо от их принадлежности к мусульманству, где – жарко. И Австралия – тому подтверждение, ибо аборигены тамошние пока – не мусульмане. Иудеи, живущие в холодных странах, обрезаются, евреи же – не каждый является иудеем. К этому же феномену относится и то, что в жарком климате, несмотря на нехватку воды, в туалет, простите, ходят не с рулончиком мягкой бумаги, а с кувшинчиком воды. Предотвращает как бы детскую потничку, особенно у тех, кто много ездит верхом на лошади. И, тоже независимо от мусульманства.

На этой основе продолжу свою «реконструкцию». Нам нужно проследить, во-первых, отделение от стада орды женщин-амазонок и, во-вторых, разделение остатка этого людского стада на псевдосемьи по числу женщин, в каждой – одна. У скученных народов мы к такому выводу пришли именно благодаря тому, что они скучились на малой территории, где стало не хватать пропитания и мужчинам приходилось не столько добывать, сколько завоевывать это скудное пропитание у других, или защищать его от других. Это не сближало народы, а отгораживало друг от друга, заставляло считать врагами. Нехватка женщин еще более озлобляла мужчин. Свою злобу они направляли и в сторону женщин. В такой ситуации отделение амазонок, не обремененных детьми и беременностями женщин, представляется вполне реальным. Относительно «безбедная» жизнь австралийцев, а это я считаю строго доказанным выше, могла не принудить не обремененных женщин к столь кардинальному решению. Ведь не могли же они не думать о дальнейшем. У скученных народов женщины в их положении не раздумывали над этой проблемой, им просто надо было вырваться, попросту сохранить свою жизнь. У австралийских женщин так остро вопрос не стоял, поэтому они могли взвешенно обдумать последствия своих решений. Короче, они не ушли, не образовали «движение амазонок», поэтому и не возникло самого матриархата, на преодоление которого у всех других скученных народов ушло столько сил, жизней и средств, в том числе и на создание «мужских» религий.  Ибо они и были созданы для борьбы с матриархатом, для восстановления своего «реноме», причем в спешке было натворено столько ошибок, которые и сегодня уже нельзя исправить. Австралийцы же употребили эти силы на более рациональные вещи.

Поэтому, австралийское «стадо» было в состоянии простого дефицита женщин, а не катастрофического, и распадаться ему, таким образом, как у скученных народов не было причин. Вспомним и их благожелательность друг к другу, которую, я  обосновывал выше.

Мог ли в таких условиях произойти общественный договор? Если вспомнить, с какой скрупулезной обоснованностью устанавливались их табу и магия, касающиеся инициации и использования «вещественных» последствий ее, то трудно не согласиться, что все это можно было осуществить только при общественной поддержке нововведений.

Геронтократия – залог и предпосылка общественного договора. Сама геронтократия могла возникнуть при наличии стариков, а для наличия стариков нужно хорошее питание, позволяющее дожить до того времени, когда пропадает жажда женщин, но физические силы для самой жизни еще есть. Ибо главный признак старика не седая борода, а утраченное либидо, при отсутствии которого он все еще находится в хорошей физической форме. Для доказательства этого я отправляю вас посмотреть на кавказских отцов наций или среднеазиатских аксакалов.

При отсутствии либидо человек начинает быть справедливым в женском вопросе. Он судит не заинтересованно, отстраненно, почти как конституционный суд, да еще в хорошей стране. Но и к нему соответствующее отношение «подсудимых», они ведь тоже понимают, что старику незачем кривить душой. Это ведь не «молодой да ранний вождь», который у себя в «кабинете» пытается «склонить» хорошенькую «секретаршу».

Если меня спросят, почему я не говорил об этом раньше, когда рассматривал орду в «старом свете», я скажу, что там и стариков не было, утративших либидо, но не утративших разума и самой жизни, питание не то, «на мясное – табу». Конечно, несколько стариков такого типа имелось, но все они получили собственные имена наподобие Диогена из бочки или Пимена из Печерской лавры и стали весьма знамениты. И если вы не поверите и здесь, я сошлюсь на кочевников-казахов, разумеется, до эры Назарбаева, у которых тоже совет стариков еще «вчера» – огромная сила, а уважение к могилам-мавзолеям, даже и «сегодня», намного большее, чем к своим жилым юртам. Заметьте, я могу и продолжить приводить примеры.

Заглядывая чуть вперед, но «попав в строку», добавлю, чтобы не возвращаться: у казахов – строгие порядки в отношении молодых девушек, хотя Фрэзер их и не упомянул, перечисляя народы, у которых «заточают девушек в период полового созревания». Кстати о «вредности» мясной пищи. Это произошло тогда, когда геронтологи и диетологи отпочковались от простых врачей, а «окна» в телевизоре им начали давать раздельно, с разницей до недели. Из-за этого они разругались, а результаты ругани своей перенесли на нас. Диетологи начали говорить, что питаться надо одной травой как в Северной Корее, там витаминов много. А геронтологи им в отместку начали показывать нам кавказских горных чабанов в столетнем возрасте, никогда никакой травы, кроме укропа, не евшие и дожившие до своего возраста исключительно на мясе. А если зрительница какая-нибудь очень дотошная и смотревшая все передачи подряд удивлялась, ей через эфир объясняли, что все витамины есть и в сырой печенке травоядных животных, а животные-хищники получают витамины тоже из сырой печенки. Как видите, правда, что «когда паны дерутся, у холопов чубы трещат». Я, правда, не стану оспаривать, что если постившегося на траве корейца, накормить вдруг досыта мясом, у него не заболит живот.

Я все никак не могу ухватиться и добраться до конца своей «реконструкции», уж очень она в этом месте скользкая. Но, «взявшись за гуж, не говори, что не дюж». Рассмотрим, что делается внутри человеческого стада при относительно благоприятных условиях.  Не холодно, особо не голодают, здоровые мужики на «работе»,  женщины баюкают грудничков, бабушки около ребятишек, дедушки «вспоминают минувшие дни». Дети как дети, молодежь (не путать с нынешней) до максимум десяти лет, а то и меньше, «безобразничает».

Как видно, почти без дела (домино тогда не было) остаются старики, которых при хорошем питании относительно много. Нельзя сказать, что и семей нет. Надо только не путать их с нашими семьями, нынешними. Естественно, что дети все принадлежат матери, хотя она и подозревает некоторых отцов в их отцовстве. Иногда и точно знает. Обоюдные симпатии между мужчинами и женщинами существуют, они и у животных есть. Поэтому какие-то группировки внутри стада существуют. Не думаю, что они не знают, откуда берутся дети. Потому, что знают более сложные вещи. А все эти прибаутки про «незнание» выдумали значительно позднее, когда сперва понадобилось «не знать», а потом объяснить «по-новому», например «святым духом».

Как бы там ни было, но бабушки, дочери которых ныне беременны или кормят грудью, являются матриархами. Очень вероятно, что и праматриархи все живы – оплодотворялись при первой же возможности родить. Они помнят весь свой клан, включая сюда и мужчин, родившихся по прямой женской линии. Такая семья праматриарха может состоять, например из трех дочерей и трех сыновей. Три дочери, сегодняшние бабушки, родили тоже по три дочери и три сына. У праматриарха теперь 12 женщин, кровно и прямо с ней связанных, между которыми у нее различий нет: укуси любой палец – одинаково больно. Но нынешние-то девять женщин тоже родили уже или «ждут» по трое дочерей. Итого у праматриарха, считая ее саму, 40 женщин, прямых ее родственников по женской линии. Праматриарх не забыла, конечно, и своих трех сыновей. Она знает в лицо также всех сыновей своих трех дочерей, знает, но уже и путает правнуков-мужчин. Это клан под 80 человек. Знать-то она знает всех их, но какое это имеет значение? А, никакого, кроме «знания», но и оно может нам пригодиться. Она не может иметь никакого «веса» в этой семье, никаких распорядительных «функций», разве что «уважение» всей этой большой семьи, так как семья от нее нисколько не зависит. Как она будет относиться к кровосмешению в составе своей семьи, если ей объяснить, что это такое? По-моему равнодушно. А что тут особенного? – подумает она. Все так делают. А как будут относиться друг к другу эти родственники, ведь прабабушка рассказала им, надеюсь, кто кого родил? Думаю, что лучше, чем к остальным членам стада, но не без исключений. А как к промискуитету внутри семьи? Думаю, что, так же как и бабушка, ей виднее. Итак, «движущей силы» для революции я тут не нашел.

Обратимся к мужским членам семьи. У прабабушки нашей, я ее больше не буду называть, праматриархом – много чести, есть три сына. В большинстве случаев они живут дружно, как и сегодня родные братья, не забывают и родных сестер. Больше у них нет никаких родных: вон тот рыжеватый мальчонок, вроде на меня похож, да и с мамой его мы несколько раз «встречались», но «кто его знает»? Они уже постарели, либидо их потухло, на охоту их не берут, – только под ногами мешаются, но держатся они кучкой, все-таки родные братья. Да, и куда им? Это сегодня один завербовался на Север, другой – плавает в океане, а третий, младший, живет с мамой, женой и детками.

И таких «кучек», заметьте не одна, а не меньше десятка, пожалуй, даже больше. Притом, они все почти ровесники, им есть, что вспомнить, обсудить единое, неразрывное и общее свое прошлое. Добавьте сюда, что у них нет «официальных» родных, хотя фактические есть, но они им неизвестны. И еще добавьте некоторое пренебрежение, проявляемое к ним со стороны более молодых, действующих охотников, что унижает их и синхронно объединяет общим чувством несправедливости к ним.

Женщины не обращают на них внимания не только потому, что они стары, но и потому, что они заняты своим несомненным родством по женской линии и отдают туда свои все оставшиеся чувства, внукам. Ведь они-то, внуки, им совершенно родные, так как родились от их дочерей.

Соедините все, что я сказал с мужским, «аналитическим» умом, а этот один ум представьте в виде «мозгового» штурма «научного» коллектива, соратников, очень хорошо понимающих друг друга, переживающих одни и те же чувства, сплоченных как рота солдат, защищающих свою жизнь на «безымянной высоте».  И мозговой штурм этот продолжался века, находя все лучшие и лучшие решения своей «проблемы».

Но это все могло происходить в относительно спокойной, относительно сытой обстановке, когда не надо было отвлекать «научные силы» на разработку всяких идиотских табу, например на оружие, на воинов и на убийц. Вы только посмотрите, как красиво они решили проблему с магией и табу на инициацию и выбивание зубов. Так. Коллектив у нас есть, задачи проясняются. Надо определить порядок их решения.

Если бы я был аборигеном, я бы, прежде всего, предложил собратьям решить самый больной вопрос – поднятие нашего статуса, чтобы прекратили эти недавно еще «вот такие» щенки так пренебрежительно к нам относиться. С этого бы я начал.

О, для этого у нас в арсенале было оружия предостаточно – информация. Книжек-то ведь не было. Весь тысячелетний опыт был в нашей коллективной голове. «Щенкам» его больше негде было взять, «библиотеки» закрыты в наших головах, кино не изобрели, а о телевизорах вообще еще не было разговора. Молодежь нашими знаниями пользовалась бесплатно, мы сами «встревали» в их дела, исправляя и советуя: «Эх, молодо-зелено, да разве так рыбу ловят, разве так сеть ставят, разве так… Вот как надо».

Я бы это прекратил по взаимной договоренности со стариками. Я бы сделал так, как продолжалось до момента изобретения слова «патент», «секреты мастеров» хранились бы в их головах, как у Страдивари. Нашим же «патентом» было бы – всеобщее уважение, которое бы к нам почувствовала «зеленая молодежь» сразу, как только бы мы перестали  «бесплатно встревать» в их дела и, например, рыба бы у них сразу перестала  ловиться. А уважение всюду и немедленно по предъявлении конвертируется в любую другую «валюту». Наверное, австралийские старики-аборигены так и поступили, так как дела их в дальнейшем пошли лучше.

Статус стариков я поднял, но этого уже было мало: аппетит приходит во время еды. Нам, старикам безродным, было очень обидно, что бабушек внуки любят, заботятся о них, на похоронах плачут, а нас закопают за общественный счет орды и никто слезинки не выронит. Притом, нам и самим хотелось понянчить внучат, вспомнить, как нас мама нянчила. А где они, внучата? Не будешь же подбегать к каждому в орде?

И, окрыленные первым успехом насчет уважения, мы сделали второй шаг: создали тотем. Это, значит, так выглядело: все братья и сестры от одной матери, отцы которых неизвестны, составляют тотем под условным названием, например, «альфа», точнее алеф, или бык по-еврейски. Отпрысков другой мамы можно было назвать «гамма» - гиммель, то есть верблюд на том же языке.

Но так как мы не знали еще еврейского языка (это важное замечание, но видно это будет из далеких от нынешней глав), то присвоили имена своим тотемам «кенгуру» и «эму», если не ошибаюсь, птица, которые были ближе нам и хорошо запоминались. Но не это главное.

Главным было то, что мы законодательно установили, что с сегодняшнего дня все дети тотема, и мальчики, и девочки, имеют равные права на заботу своего тотема. Разумеется, и мы, старшее поколение мужчин, обязаны нести приятные для нас заботы о своем тотеме, в том числе беспрепятственно общаться с внуками тотема и заботиться о них. Совсем так, как нынче по суду при разводе родителей папа имеет право раз в неделю приходить с подарками в дом бывшей своей жены и общаться с детьми, одновременно, «заботясь» о них. Мы ведь не удивляемся сегодня этому закону? Папа спит с другой уже мамой, мама тоже ему не уступает по этой части. Но, дети-то причем, кричит закон прямо нам в ухо? Тогда, почему может вызвать ваше удивление наш закон тотема? Ведь мы такие одинокие были, а сейчас, с его введением, мы почувствовали такое облегчение. И тотему стало хорошо, лишние рабочие руки появились в нем. Только преимущества, ни единого недостатка, поэтому сограждане с нами согласились немедленно, а те молодые мужики, что на охоте-разведке, нас стали уважать еще более: «Ишь, старые пердуны, какую хорошую штуку придумали? Хоронить их так и так надо, запахнут же, а тут строгий порядок, ясно кому хоронить – тотему. Раньше мы вечно ругались по этому поводу».

В отличие от Фрейда, мы сначала даже и не подумали об экзогамии тотема, ведь эндогамия такая удобная штука, не надо никуда бегать, грязь месить. Это он сказал, что мы, дескать, создали тотем для экзогамии. Ничего подобного. Мы создали тотем, чтобы приобщиться к благам материнской семьи, и не более. Что касается промискуитета, то мы к нему относились так же индифферентно, как и описанная выше прабабушка, которую я чуть не назначил праматриархом. Каюсь. 

К этому времени я должен был уже помереть, но меня избрали богом с тем условием, однако, чтобы я не вмешивался в их дела, а только хранил «предания», как один из нас хранил кости предков в пещере, правда, смертный  (см. выше). Я же был оставлен в вечной жизни для того, чтобы разные там писатели не врали и не выдумывали небылиц про нас, так сказать, для очной ставки с ними. Письменности ведь не было, да нам она и в дальнейшем не очень требовалась, обленились мы немного от сытой и спокойной жизни. Создание тотема нас, стариков, очень успокоило. Так что, мы на время, даже революционные преобразования прекратили, пользовались новыми привилегиями, вытекающими из созданного нами тотема.

Тут требуется маленькая вставка. Вообще говоря, тотем ощущается как нечто, данное сверху, прародитель, может быть, даже простой красивенький камень или цветочек. Но, тут надо надолго отвлечься, к самому Богу, как я его понимаю. Поэтому ставлю точку. А идею продолжаю. 

Слово геронтократия мы не знали тоже. Как-то неудобно уж очень сильно высовываться. Ну, сделали хорошее дело сообща в интересах общества, но это же не говорит о том, что надо тут же и всю власть захватывать? Нет, у нас стариков и в мыслях этого не было. Да, и из молодых, да зеленых попадались очень даже сообразительные ребята, все к нам тянулись, выспрашивали, запоминали. Может быть, из них бы и получились хорошие вожди, да «поперед батьки в пекло» мы их не пускали особо, пусть наберутся опыта,  пообтешутся, набьют шишек, авось и правда толк выйдет. Но и не прогоняли от себя, пусть слушают, что старшие говорят. Вообще вождизм, такой как позднее проявился  у Моисея, у папы Гильдебранта, солдата Наполеона, товарища Ленина, фюрера Гитлера и прочих, нам не нравился. Собственно, это мы придумали, что «ум хорошо, а, два – лучше», а Аристотель это уже потом обосновал.    

Между тем, вхождение в состав тотема открыло для нас широкое поле для наблюдений внутренней жизни его. Естественно, мы регулярно встречались, ведь привыкли за долгие времена быть вместе. Поэтому каждый из нас свой тотем на уикенд покидал. Никаких решений, правда, как я сказал выше, мы не принимали, но впечатлениями о новой жизни своей делились. Выходило, что эта жизнь протекала не очень складно.

Представьте себе мать – главу тотема. У нее для простоты расчетов родилось двое детей, девочка и мальчик. Эта девочка тоже родила двоих и тоже девочку и мальчика. Все заботы этой младшей мамы, естественно, отданы своим  маленьким деткам. Своего родного брата она тоже не забывает, естественно, и он – их. Оба они, брат и сестра, поддерживают отношения со своей мамой и даже с мамой этой мамы, то есть с бабушкой. А вот брат мамы, то есть их дядя, совсем им уже как бы чужой, за него даже замуж по христианским законам выходить можно, вернее за его детей, так как он уже старый. А тут самая старая мама, которая родила этого дядю, сама умирает. И этот дядя остается как бы вне своей семьи, простите, тотема.

Нет, его, конечно, похоронят, но ему-то что, от этого легче? Ему до смерти своей попользоваться любовью тотема требуется. Тем более что он был знаменитый охотник, каких лет двести не было, по-ны­нешнему герой социалистического труда. Проходит век, два, три, может быть и больше, а проблема все та же. Надо было принимать кардинальное решение. Тем паче, что совет старейшин, нет, нет, еще не геронто­кратия, уже работал почти на постоянной основе, правда, без командировочных и неприкосновенности даже за убийство, как в России.

Решение, предложенное советом, было, в общем-то, на первый взгляд простым и тривиальным: разделить орду или стадо ровно пополам. В половине тотемов оставить женское наследование тотема, а в другой половине – мужское. По-сегодняшнему называется две фратрии, или по-русски два брачных клана. Тогда наступит полное равенство между мужчинами и женщинами. Эти фратрии так и назвали петухом и курицей. Но из этого тоже не много толку стало. В куриной фратрии мужики остались в том же положении, а в петушиной – на такое же положение попали женщины и с непривычки очень обиделись. Да так, что со своими фратрийными мужиками не только спать, здороваться перестали. Заметьте, их было все-таки меньше по тому же правилу Геодекяна, хотя популяция несколько восстановилась благодаря прежнему решению совета о введении института тотема, - на глаза беременным женщинам чаще стали попадаться мужики. Надо было распутывать этот клубок противоречий.

К этому времени совет стал принимать во внимание новое чувство, которое получило название любовь. Нельзя сказать, что его не замечали раньше, оно и у собак видно, но не придавали ему большого значения. Была пословица: стерпится – слюбится, то есть, схватил, немного побил, женился, а потом: как жениться – сначала побей. Пригласили статистическую фирму, которая занимается опросом общественного мнения, она недели две-три походила, поспрашивала и выдала ответ: в 80 процентах случаев любовь, переходящая сами знаете во что, случается в межтотемных связях, в 20 процентах случаев за ворота тотема не выходит. Добавлю, хотя вы и сами должны сообразить, что им до так называемого инцеста не было никакого дела, но по статистике выходило, что в 80 процентах случаев инцест из-за вновь введенного понятия любви сам собой уходил на второй план, простите, даже – на пятый.

Любовь нельзя было игнорировать, потому что не получалось. Не часовых же ставить. Производительность труда тогда была низкая, на создание простой полиции не хватало совокупного национального продукта, не говоря уже о полиции нравов. Поэтому любовь решено было пустить пока на самотек, посмотреть, что получится. А, получилось вот что. Молодые девки побежали из фратрии петуха к любовникам в курицыну фратрию, чтобы стать там, на очередь на законное женское наследование. Парни, наоборот, - им          навстречу. Получался некоторый беспорядок. Притом некоторые из молодоженов, так теперь их будем называть, стали ставить свои собственные вигвамы, не обращая внимания на фратрии и тотемы. Только что укрепившаяся власть стариков начинала давать трещину. Их перестали слушать. Притом, такое встречно-поперечное движение началось, что просто ужас. Надо было принимать срочные меры по законодательному упорядочению любви.

Представляете, во фратрии курицы в некоторых тотемах не осталось женщин-наследниц, все убежали к любовникам в другие тотемы и даже фратрию. Встречное движение было не меньшей интенсивности. В такой неразберихе старики, прежде всего, узаконили свою власть, создав совет на постоянной основе с выборами и мандатами, чтобы эта постоянно находящаяся в броуновском движении орда, почувствовала, что с ней не шутят. Вот с этого дня и появилась геронтократия, притом, вполне официально, потому, что было почти военное положение, хотя они сроду и не воевали. А в военное время, как и сегодня, перевыборов не проводили. Кто сидел в совете, тот и остался, новых членов взамен умерших пока просто «кооптировали», как у будущих коммунистов. Без выборов, но по взаимной договоренности.

Перво-наперво приняли закон о законности своих решений. За нарушение – сами понимаете, не на курорт. Второе решение: любовь утвердить, но и «упорядочить». Упорядочение оказалось сложным делом. Упорядочат так, упорядочат эдак, потом отменят прежнее упорядочение и создадут новое, на новых основах, прямо противоположных прежним. В общем, трудное это дело, как и сегодня. Притом надо иметь в виду, что отмена своих прежних решений, как и сегодня, дело очень поганое, надо всегда показать «зрителям», что не отменяем, а только совершенствуем, уточняем. Поэтому под старыми названиями появлялись совершенно новые понятия и, как следует, запутав дело, начинали все сначала. Надо иметь в виду также, что в корне ломать старые представления своих сограждан им бы никто не позволил, поэтому новые решения надо было перекрашивать под старые, всем понятные правила. Совершенно точно так, как поступили создатели новых религий в Европе и Малой Азии, благодаря чему и преуспели. Австралийцы религий не создавали, они создавали правила жизни, а это совершенно разные вещи. Ошибаться в коренных вопросах им было нельзя, как, например, христианам. Заметьте также, что я недаром проиллюстрировал бедлам, вы только сравните его с нынешней российской Думой, у вас же выйдет, что мы были намного умнее. Несмотря на ваш нынешний прогресс во всех отношениях. И если сегодня в Думе сидят такие дураки, то почему нам, тысяч так пять лет назад, нельзя этого позволить?

На этот момент, опуская российскую Думу, у них было установлено и принято большинством своего стада тотемы и две фратрии: петуха и курицы, в которые все тотемы входили. Отменять их было нельзя, все привыкли. С этих позиций и надо было двигаться дальше. Они и любовь утвердили, потому, что отменить ее было нельзя.

Стояла задача: вписать любовь в существующие тотемы и фратрии. Какая могла преследоваться ограничительная цель в проявлении любви, исключая инцест, о котором они не имели ни малейшего представления, что это такое? Я думаю, что надо было закрепляться на достигнутых рубежах. В смысле: закрепить мужчин в равноправии с женщинами в наследовании имени тотема. А, что для этого надо? Надо, чтобы оставались обе фратрии, и курицы, и петуха. Поэтому для любви можно было ходить хоть от петуха к курице, хоть – обратно. Можно и оставаться там до смерти, приняв под личную клятву предварительно их правила наследования. Вспомните борьбу наших женщин в Старом и Новом свете за свои права подходить к урнам и сбрасывать туда свои бюллетени. Вспомнили? Это точная копия того, что мы сейчас рассматриваем. Только это борьба мужчин за свои права. Сколько времени потребовалось женщинам? Приблизительно столько же и мужчинам Австралии. Войны между ними были, разумеется, не фигуральные? Вот, и у меня не было. Почему? Потому, что одни чувствовали, что мужчины в действительности несколько обижены. Ведь и кошки с собаками чувствуют свою вину. Поэтому, хотя сопротивление и было, но не ожесточенное. Это был второй закон австралийской геронтократии. Первый, как вы помните, о самом статусе любви.

Чувствую, что я должен дать некоторые пояснения к приведенной выше «статистике любви», а то мы не очень верим и нынешней статистике. Кто считает, для кого, и за какие деньги – это нам уже известно. Я хочу доказать, что в те времена статистика еще не очень была «зависима».

Итак, фратрии курицы и петуха были созданы для удовлетворения мужского честолюбия, а любви еще, как таковой не было. Тотемы были созданы намного раньше и вы, надеюсь, помните, для того, чтобы мужикам было, где преклонить голову в старости. И в женском, и в мужском тотеме, происходило совокупление на основе мимолетных чувств. К первому поколению матерей приходило первое поколение мужчин в женской фратрии. К мужчинам мужской фратрии приходили женщины. Кто с кем оставалось неизвестным, но женщины в мужской фратрии должны были оставаться, чтобы выкормить наследников для мужчин. Это и называется групповым браком. Ограничений никаких, поэтому хотя бы генные болячки в этой мешанине не были отчетливо видны. Подрастало второе поколение, и мамы и папы вступали в половые отношения с детьми, но так как, их было много, и никто не знал, чьи они на самом деле, то и в этом случае опасность кровосмешения была даже меньшей, чем у их пап и мам. Инцест не возбранялся. Поэтому братья и сестры, взяв несколько уроков у взрослых, продолжали в своей среде. Но и этот, самый опасный вид инцеста, не вызывал видимых осложнений, «рассасывался» в большом коллективе.

Как промежуточный этап к любви (пока только к самому сексу) появились во фратриях многомужество и многоженство (полиандрия и полигиния): во фратрии курицы полиандрия, во фратрии петуха – полигиния. У «куриц» количество детей ограничивалось естественной производительностью женщины, у «петухов» – возрастало пропорционально количеству жен. Изъяны кровосмешения стали несколько отчетливее, так как по закону Геодекяна именно мужчина является основоположником генной мутации, помните «молочного быка»?  Но мужская фратрия опережала женскую по количеству наследников. Вполне вероятно, что «геронтократия», проанализировав ситуацию, и приняла бы какое-то решение, но сам анализ провести, было очень сложно. За анализ тогда понимали только очевидное.  И тут грянула любовь, в полном понимании ее нынешнего смысла, то есть смесь платонического чувства с сексуальным. И была узаконена.

По уже действующему законодательству в мужской и женской фратрии соединялись пары с наследованием имени тотема по правилу, действующему в данной фратрии. Никаких запретов на инцест, разумеется, не было и здесь. Что получилось? Отец и мать известны по именам. Их дети тоже.  По старой традиции мама спит с папой:  –  делают детей. Когда дети подрастают папа и мама позволяют себе поразвлечься и с детьми, разумеется, только для практики. Дети, мгновенно усвоившие опыт, начинают заниматься тем же самым, но уже между собой. Совокупление родителей с детьми, я думаю, и в те времена было делом достаточно случайным, ведь уже существовала между мужем и женой любовь. Я даже готов предположить, что это было в действительности только практика. Вспомните старых русских писателей: там чуть ли не в каждой книге такие примеры есть, только, конечно, для мальчиков, и не с мамой, а с «чистой» дворовой девкой. А в рассматриваемые мной времена искать «чистую дворовую девку»? Глупость какая.

Но самым отчетливым и ясным признаком моногамного брака явилась любовь братьев и сестер, в полном понимании ее на сегодняшний день. Любовь матери и отца видна детям отчетливее даже, чем нам, взрослым. Нас можно обмануть поднесением букета цветов или пододвиганием стула под задницу дамы, прилюдным супружеским поцелуем, наконец. Детей же не обманешь этим. Это отражается на отношениях брата и сестры. Ничем не ограниченные половые отношения  вокруг них – тоже. Дети привязаны к своему дому больше чем взрослые. Различия в платонических и сексуальных составляющих любви им тоже неизвестны. Постоянная близость друг к другу по сравнению с отдаленностью сверстников от них играет на руку возникновению «чувства» поближе к месту действия семьи. Генетическое чувство подобия любви между братом и сестрой воспринимается как равноценная любовь в нашем понимании, все же ограниченная некоторыми современными табу. Как главную составляющую перечисленных выше слагаемых я вынужден признать и очень сильную благожелательность к такой любви со стороны родителей. Ведь и они не знают, что эта любовь опасна, тем более что все делают так. Я выше много раз повторял, что инцест – это так «удобно» со всех точек зрения. Я где-то там, выше, даже создал праздник инцеста, взамен его самого, отмененного, и нисколько не каюсь в этом. Исходя из этого, соединение брата с сестрой в браке стало почти что правилом, не без исключений, конечно. И это устраивало всех, хоть во фратрии курицы, хоть во фратрии петуха, но между  указанными фратриями отношения, конечно, натянулись: у них переставали находиться общие интересы. Беспокоило ли это «геронтократию»? Я думаю, что не особенно, ибо прямого воздействия на созданный ими институт «патриархата» не оказывало.

Теперь я должен впервые ясно и отчетливо обсудить последствия инцеста, особенно между братом и сестрой. Фрейд ставит под сомнение эти последствия, ибо по его словам «они не доказаны».  Я все время молча с ним соглашался, и даже неоднократно ссылался на эти его слова. Теперь в этом вопросе надо поставить точку. Начну с применения теории Геодекяна. Согласно ей, мужчина  это добыватель новой генной информации, которую он передает как самой женщине в виде спермы, так и их совместному потомству (подробности выше). Женщина – только прилежная хранительница этой информации в себе, без передачи ее наследникам. Дети супружеской пары получили все «последние известия» генной информации от папы, как мальчик, так и девочка. Мальчик еще ничего не накопил из новых «последних известий», а уже ребенка сестренке сделал. Им приблизительно по 10-11 лет. Только этот один аспект делает их детей уже дефектными, а если таких поколений вообразить себе 3-4, а то и десять, они же очень быстро оборачивались (см. выше). Но это еще не все.

Кому не известно, что дети от «скрещивания» наций почти всегда очень красивы, на любой вкус. А красота в те времена – еще больший «капитал», чем ныне, когда появились деньги. О красоте или некрасивости детей от инцеста мне доподлинно ничего не известно, но, тем не менее, ходит очень много всяких слухов, что в подобных случаях получаются почти уроды, дебилы и тому подобное. Генетические болезни типа гемофилии, поступившие от отца в основном к сыну, но и к дочери, закрепятся в браке между ними. Теперь, на основании только этих, упомянутых мной случаев, а ведь можно приводить и другие, я твердо отмежевываюсь от фрейдовского «не доказано» и становлюсь на точку зрения, что инцест губителен для потомства. Но об этом моем окончательном выводе австралийские аборигены, разумеется, не знали. Я ведь избран богом у них без обратной связи: что они делали мне известно, но сообщать о своих выводах им я не имел права. Выше об этом сказано.

Вы поняли, что в распространившейся очень широко братско-сестринской любви появлялись почти сплошняком «недочеловеки»? И не заметить этого было совершенно нельзя, ведь брачные узы – очень наглядная «статистика». Как брат с сестрой, - так недочеловеки, как из тотема в тотем – так нормальные ребятишки получаются. Я особо хочу подчеркнуть, что это все видно невооруженным глазом, не надо никаких «научных» исследований, глянул вокруг, спросил, кто папа с мамой, и все ясно.

Геронтократы срочно собрались. Председатель сделал доклад. Звучал он приблизительно так. Охотников почти не осталось, молодежь почти вся лежит и глядит в одну точку, но есть хотят. Матери с ног сбились, отцы их молодые – почти такие же, ни для рыбалки, ни для охоты негодны. Причину на прошлом заседании я вам уже докладывал – любовь. При этом любовь любви – рознь. Как только она разгорится в одном конкретном тотеме, – так жди беды, а не начинающего охотника. Как – между представителями соседних тотемов, - так все в порядке. Особенно хорошо получается, когда любовь возникает у представителей разных фратрий. Я не знаю, чем это объяснить. Я обошел всех стариков и старух, тщетно. Но, симптомы новой, ранее неизвестной,  болезни, посетившей нашу орду, не оставляют никаких сомнений. Я знаю одно: причина – поспешно, без достаточной проверки на опытных тотемах, утвержденная вами любовь. Предлагаю любовь упорядочить: в пределах одного тотема – ни-ни. Ни при каких смягчающих обстоятельствах. Прошу также учесть следующее. С самого нашего основания, вспомните рассказы умерших стариков, когда мы с вами были мальчишками, никогда, повторяю, никогда запрета у нас на такое дело не было. В этом вопросе, с этого дня мы его будем называть «щекотливым», всегда разрешалось все в отношениях мужчины и женщины, в любых вариантах. Поколения наши родились с этим, с этим жили и умирали. Это было их неотъемлемое право, как право дышать. Поэтому борьба будет долгая и трудная. Я все сказал.

Застарелую болезнь лечить надо радикально. Впервые в Австралии была введена смертная казнь, и выдвинут юридический принцип неотвратимости наказания. Помогать стало быстро, «новая болезнь» исчезала на глазах. 

А теперь посмотрите, сколь ювелирно точно «геронтократия отсекла разом в обеих фратриях самый опасный,  братско – сестринский инцест, отсекла и второй по опасности, и только третий – менее всех опасный, пока оставила в силе.  В женской фратрии пришлый в тотем муж мог сколь душе угодно инцестировать со своими дочерями, ведь он был из другого тотема, а те наследовали тотем матери. А мать с сыновьями по новому табу  уже не могла себе позволить «обучать» сыновей, ибо она была с ними одного тотема. В мужской же фратрии все было наоборот: пришлая жена-мать могла инцестировать со своими сыновьями, ведь они унаследовали тотем отца, а вот отцу со своими дочерями инцестировать стало невозможно, ибо дочери тоже стали наследницами тотема отца. Как вы полагаете, «пришлые» в тотем мать или  отец, которым по новому табу один из видов инцеста остался «разрешенным», меньше же принесут «вреда» этому тотему, чем «постоянные» его члены? Я думаю, что меньше. А «постоянные члены тотема» этим табу были напрочь отсечены от возможности осуществления инцеста. Вот поэтому-то я и хвалю геронтократию и здесь, и немного выше.

Надо прямо сказать, что с этой «любовью», так поспешно утвержденной геронтократией, хлопот было, не оберешься. Почти все приходилось заново законодательно «утрясать». Возник вопрос женской верности, особенно во фратрии «петуха». Мужикам приходилось неспавши, неевши, прямо с работы, бегать и разгонять любовников жены. Ведь как проверишь и примешь от жены свое наследование, когда она такая потаскуха? Геронтократия понимала их страдания, вникала в распри и споры по поводу сомнительности наследников, а потом прямо и однозначно постановила: с такого-то лунного месяца принимать в мужскую фратрию в качестве невесты только непорочных девушек, как доказательство, что и в будущем они будут такими же. Для проверки создать комиссию из незаинтересованных бабушек. Отцам в женской фратрии, по старинке все еще испытывающим своих дочерей на пригодность к браку, прямо не говорили ничего. Закон табу не позволял их прямо наказывать. Они же разных тотемов. Но все же предупредили, что, если по решению бабушкиной комиссии их дочерей не признают годными к браку, то кормить им их до пенсии. Начинало действовать, да и жена ругалась: «Ах, я уже такая старая, к дочке бегаешь? Вот возьму и нарушу табу с сыном. Меня казнят, кто тебе варить суп будет? Не эта же вертихвостка?».

Решено было приучать девушек к скромности с детства. Им почти с пеленок начинали внушать, что «это» нехорошо, вот вырастешь, все поймешь, замуж выйдешь, у тебя только тогда будут детки, как у нас с папой. Чтобы закрепить это воспитание, а то матери с отцами бывают разные, не воспитывают детей пока они «поперек лавки лежат», ввели практику «заточения при наступлении половозрелого возраста», чтобы прочувствовали на всю оставшуюся жизнь (см. выше). Будущие мамы в мужскую фратрию начали поступать в приемлемом виде, показатели социалистического соревнования отцов семейств, охотников и рыбаков резко улучшились.

Надо отметить также, что сорванцы-мальчишки, когда судить их по закону тотема было еще рано, возраст не вышел, много безобразничали со своими сестрами, а те, более слабые и физически, и эмоционально, зачастую от этого выбраковывались бабушкиной комиссией. Пришлось и здесь ввести строгие правила, но по их малолетству не всегда им понятные. Поэтому прямое внушение заменили косвенным. Их стали приучать терпеть всякие «трудности», в том числе и плотские, как частный случай (подробнее см. выше).

Жизнь, теперь уже почти в государстве, налаживалась. Самыми трудными этапами ее становления теперь, спустя время, мы считаем создание мужской фратрии «петуха» и несколько позднее: законодательное оформление права на любовь.

Созданное табу на внутритотемные половые сношения старики не объясняли, оно первоначально казалось невыполнимым. Но чрезвычайно жесткие меры наказания, принятые умными стариками, довольно быстро сделало это табу одним из самых основных, жизненных правил. Выполняемых теперь уже не из-под палки, а из чистого, но необъяснимого, вытесненного из сознания. Как говорит Фрейд, хочется, но абсолютно нельзя.

Собственно, что такое инцест, эндогамия и экзогамия, мы, австралийские аборигены, не знаем. Поэтому и вам, ученым, объяснить не можем. На что и жаловались ваш Фрейд и Фрэзер в своих произведениях. Знаем только, что внутри тотема половые связи запрещены. Но посмотрите, сколько за это время тотемов развелось? Плюнуть некуда. Так что, мы не замечаем сложностей относительно женитьбы. И родители стали более образованными, но это и есть мы с вами.

Хотели уже изобретать электричество. Но тут приплыли английские каторжники и привезли с собой столько виски, что мы, совершенно непривычные к этой дряни, спились мгновенно. И забыли не только о своем намерении насчет электричества, но и некоторые табу у нас из головы выскочили, и названия тотемов,  редко встречающихся, забыли. Вот такая «оптимистическая трагедия».

Хочу здесь добавить, что я не зря упоминал выше, как  моя знакомая русская женщина за неполных два года чуть не забыла русский язык, которым не пользовалась все это время. Что, и как делать порох, если бы не постоянные войны, забыли бы через год. Вот здесь эти сведения мне и требуются. Я хочу спросить: долго вы помните доказательство любой теоремы и конечную формулу ее, например «пи эр квадрат или «аш два о»? Доказательство забывается в день экзамена, конечно, после его, а формулу я и сейчас еще помню. Точно так и с причиной табу, магией и прочим. Ненужное забывается, «сухой остаток» – остается.

Населению не объясняли особенно подробно, почему вводятся те или иные табу. Издали устный текст табу и наказание за его нарушение, и достаточно. Если вам это кажется мало обоснованным, приведу пример из вашей собственной жизни. Когда в конце прошлого века проводили железную дорогу мимо деревень, много объясняли крестьянам, что такое контргайка?  Если бы объясняли, то Чехов не написал бы рассказ «Злоумышленник», в котором крестьяне свертывали эти самые контргайки на грузила к своим сетям, как абсолютно лишние на железной дороге. Ведь гайку-то они не трогали, видели, что она рельсы скрепляет, а контргайка - лишняя. А крестьянина все равно посадили, вот ему и непонятно было, за что? Или сегодня. Полстраны украл, ничего не будет, а за гроздь бананов – дитя побаловать, три года дадут. Видите, и здесь понятной всем «мотивации» нет.

 

Возвращение к фрейдовскому тотему и табу

 

Я думал, что к Фрейду больше возвращаться не буду. Но, на фоне только что изложенных событий, придется. У него есть специальная статья на эту и только эту тему. «Тотем и табу» называется. Вот, что вкратце сообщает нам в ней Фрейд. Почти всюду, но не везде, внутри тотема вступать в половые связи нельзя. Это экзогамия. Невозможно понять, как экзогамия попала в систему тотемизма. Некоторые говорят, что экзогамия раньше не была в связи с тотемизмом. Это мнение не удивляет Фрейда, ибо сегодня-то она связана с ним. В дальнейшем Фрейд хочет выяснить значение этого запрета. Далее он переписывает у других авторов порядок этого табу. Совершенно непонятно, что табу это превышает табу европейцев, у которых на двоюродной сестре можно жениться. Загадка: как же заменилась семья тотемом? У Фрейда есть секретные основания полагать, что табу это направлено, прежде всего, против инцестуозных влечений сына к матери. Чрезмерность требований этого табу объясняется групповым браком. Далее описываются фратрии, подфратрии, тотемы и объясняется, кто на ком может жениться и добавляется: «Историческое отношение между брачными классами  и тотемистическими семействами, безусловно, не выяснено». Предполагает, что фратрии организованы взамен тотемов, «потому что влияние тотема ослабело».

Далее он списывает у других авторов «ограничения на общение родственников», тещи и зятя и так далее, «обосновывая» это, например, тем, что «теща могла бы быть матерью зятя». Дальше он переходит к «табу и амбивалентности чувств», вывод из которых, что «табу – это религиозные или моральные запрещения», Что «табу не чуждо нам». Он критикует Вундта насчет того, что табу не является «верой в демонические силы, его объяснения «ни о чем не говорят». Далее: «табу не мотивированы, как и бред больных» и примеры из практики психоанализа, когда больные не знают, почему они то или иное делают. Предмет табу – хочется, но почему-то нельзя. Далее идет «Обращение с врагами», суть которого: «их надо убивать, но и жалко их, надо после убийства попросить у них прощения». Я ничего не имею против этого, но какое это имеет отношение к запрету инцеста?

Далее идет «Табу властителей», основной смысл которого: «Нужно их бояться и оберегать их». О табу на инцест – ни слова. Далее идет «Табу мертвецов». О табу на инцест – ни слова. Далее идет мысль, что «табу проливают свет на природу и возникновение совести», как будто, добавлю я,  у кошек  и собак есть табу. Далее: «по существу запрещения табу и запрещения морали одинаковы», как будто мы с вами не видели чуть выше, что это совсем не так: первоначально табу было наплевать на мораль, аборигены не знали что это такое, им надо было, чтобы дебилов не было. Далее он подробно исследует, что такое «Анимизм, магия и всемогущество мысли». В этом исследовании ни единым словом не упоминается о табу на инцест. Затем он переходит к «Инфантильному возвращению тотема». Здесь он ведет речь о тотеме вообще, критикуя Мак-Леннана, Вундта, Фрэзера и, утверждая, что «социальная сторона тотемизма выражается, прежде всего, в строго соблюдаемых запрещениях и многочисленных ограничениях», в том числе и «загадочная экзогамия», которую он связывает с появлением тотема. Как мной изложено выше, они не имеют никакого отношения друг к другу по причине возникновения. Он критикует Райнаха, опять Фрэзера, Эндрю Ленга в их взглядах на тотем, а потом переходит к своей классификации «утопических взглядов» (кавычки мои):

1. «Номиналистические теории». Де ла Вега и Кейн неправильно произвели тотем от желания первобытных народов выделиться в собственном имени. Макс Мюллер и Джон Любок – за то же самое. Физон одобряется, что критикует выше поименованных. Ленг критикуется за то, что он разделил создание тотема на две части: первоначально назвав свой тотем именем, забыли это, а Ленг «восстанавливает» это забытое.

2. «Социологические теории». Райнах и Дюркхейм критикуются за то, что представили тотем как «гипертрофию социальной религии этих народов. Тотем представляет общественность». По-моему, они были абсолютно правы, ибо тотем только это и представляет собой, только для того он и создан, чтобы было, куда приткнуться старикам-мужчинам. Хеддон, по мнению Фрейда, предполагал, что тотем произошел от употребляемых в пищу каждым племенем животных. Поэтому он ему сказал: «дикари всеядны». Первую из трех теорий Фрэзера Фрейд пока воздержался рассматривать. Вторую он рассматривает подробно. Сначала предпосылки. Спенсер и Джиллен описали австралийскую нацию «arunta» и часть этой нации, племя, тоже «arunta». Все это племя составляет один тотем. Он разделен на кланы. Кланы тотема не экзогамичны. Брачные ограничения образуются благодаря разделению кланов на брачные классы, «не имеющие ничего общего с тотемом». Функции клана – «магически способствовать размножению съедобного тотемистического объекта», надо полагать, каждый клан – своего животного?

Дальше Фрейд начинает «темнить»: «У arunta существует своеобразная теория зачатия. Они полагают, что в известных местах их страны духи умерших членов одного и того же тотема ждут своего воскрешения и проникают в тело женщин, проходящих мимо этих мест. Если рождается ребенок, то мать указывает, в каком обиталище духов, по ее мнению, она зачала ребенка. В соответствии с этим определяется тотем ребенка».

Включу фонарик. Станет видно: У arunta один тотем, как он сам сказал, «расчлененный на кланы, которые магически способствуют размножению съедобного тотемистического объекта», я добавил: каждый клан своего животного. А что еще можно тут добавить при такой «иносказательности» самого Фрейда? То есть, разросшийся тотем, назовем его «макситотемом»,  разделился на более мелкие тотемы, названные тоже именем животных. А что, их надо было назвать «ромбододекаэдрами» или «тетрагонтритетраэдрами» что ли? Мало того, каждый клан – «мидитотем» стал иметь «высоко развитое расчленение на брачные классы, назову их «минитотемы». Вот поэтому в мидитотемах и не понадобилось вводить экзогамию, хватило экзогамии в минитотемах. Поэтому и стали посылать стыдливых женщин, чтобы они, не называя имени любовника, показали пальчиком на одно из кладбищ, где хоронили «помидитотемно», или даже «поминитотемно». Это, наоборот, говорит о «хорошем тоне», возникшем от хорошей еды. А у Фрейда получается, что женщина показывала бы на общее кладбище макситотема, к которому по большому счету принадлежала. Тогда бы и водить не стоило, а то ведь водили, не зря, наверное? Вот я зря не сказал все-таки выше об этом случае хорошего развития орды на основе «любви» и хорошего питания, перед тем как объявить, что австралийцы собрались «открывать электричество». А на уме вертелось ведь сказать.

Ладно, вернемся к критике Фрейдом второй теории Фрэзера. «Он  сразу увидел тотемистическую систему в совершенно изменившемся свете, как совершенно практическую организацию для удовлетворения естественных потребностей человека». А, что? И я, ее именно так вижу, и показал это выше, на примере неприкаянных стариков. Но Фрейду-то надо, чтобы мы все «непременно увязывали» тотем с табу на инцест. Кто не хочет, тех критикует, хотя, признаю, не так «злобно» как я.

3. «Психологические теории». «Первая психологическая теория Фрэзера, созданная еще до знакомства с наблюдениями Спенсера, основывалась на вере во внешнюю душу. Тотем должен был представлять собой верное убежище для души, куда она прячется, чтобы избежать угрожающих ей опасностей. Позже Фрэзер сам отказался от мысли производить тотемизм из веры в души». И зря отказался. Он был на пороге. Только зашоренность, вытекающая из религиозности, изучению которой он посвятил свою жизнь, не позволила ему взглянуть на проблему совершенно практически. Не душу надо было сохранять «безродным старикам», а свое бренное тело. Хотя и душу – тоже, ибо им было очень тоскливо, как я вам и докладывал. Тогда бы я на эту тему и не говорил уже. Все было бы сказано до меня.

Послушаем Фрейда дальше: «Итак, последним источником тотемизма оказалось неведение дикарей того, каким образом люди и эти животные (тотемы) продолжают свой род. В особенности же неизвестна была роль самца. Против этой третьей теории Фрэзера приводится то же возражение, что и против второй, социологической». Поддерживаю, ибо дурнее ничего нельзя придумать. Хотя. И Ева бы с Адамом не согрешили, если бы не Змей-искуситель. На этом и основывался Фрэзер?

Фрейд: «Другую теорию происхождения тотемизма создал голландец Вилькен. Она представляет собой соединение тотемизма с переселением душ.… Но вера в переселение душ в животных скорее сама произошла от тотемизма, чем наоборот». Согласен.  «Другой теории тотемизма придерживаются замечательные американские этнологи Boas и Hill-Tout. Она исходит, что первоначально тотем был духом-покровителем предка». Вижу, что не годится. Всех их тянет в религию вместо здравого смысла, приземленности чувств, а, значит,  - и  «причин». 

Далее Фрейд под заголовком «Происхождение экзогамии и ее отношение к тотемизму» покритикует на восьми страницах оппонентов и перейдет к сути: «Единственный луч света в эту тьму (изложенную мной выше) проливает психоаналитический опыт». Я об этом писал, поэтому повторю кратко его постулаты. Фрейд переходит к отцу, который довольно строго запретил мастурбацию ребенку. Эдипов комплекс. Страх перед отцом переносится ребенком на животное. Но ребенок чувствует в отце и любимого, и конкурента, -  амбивалентность чувств. Но примитивные народы прямо называют животное-тотем своим предком. Животное – тотем представляет отца. Тотемистическое пиршество, с самого начала образования составляло часть тотемистической системы.

Добавляю от себя: Это всего лишь предположение Робертсона Смита, оно никак не доказано. Не доказано, что пиршество это является именно «тотемистическим», не доказано, что это пиршество именно составило «часть тотемистической системы». Фрейд пишет: «Робертсон Смит доказывает, что жертва и у алтаря составляла существенную часть древних религий. Она играет ту же роль во всех религиях, так что возникновение ее приходится приписать к очень общим, и повсюду одинаково действующим причинам».

Ну и что? Где здесь соединение тотема с пиршеством? Робертсону, надеюсь, слово тотем знакомо? Но, собственно, он и речь ведет не о тотеме, а о религии. Фрейд продолжает: «Жертвенная трапеза прямо выражала, что бог и верующие составляют одну общину». Ну и что? Австралийцы в бога не верят. Фрейд: «Жертвенная трапеза – праздничный пир соплеменников согласно закону, что совместно есть могут только соплеменники. Это соединяет их. Мужья  не участвуют в этом».

Ну и что? Я не помню, чтобы кто-нибудь говорил, что у австралийцев был такой ритуал. А мужья такие есть только в грубом матриархате. Подползал, подползал Фрейд неловко и выдал: «Робертсон Смит отождествляет животное с древним животным тотема».

Я не спорю, были такие случаи у семитов и других скученных народов при «производстве богов», но не тотемов же?  Я сам об этом говорил. Притом, и у семитов, и у других народов тотемов-то нет. Были бы, что-нибудь ведь осталось бы от них? А то и следов нет.

Далее Фрейд докладывает нам: «Священная мистерия смерти жертвы оправдывается благодаря тому, что только этим путем можно установить священную связь, соединяющую участников между собой и с их богом». В религии-то да, а в тотеме-то нет. Австралийцы каждый день едят, и свой тотем, и прочие. Что, они вообще не едят по Фрейду, а только причащаются? Фрейд: «Много авторов отказалось придавать значение концепции трапезы тотема (по Робертсону Смиту), потому что ее нельзя было выводить из непосредственного наблюдения периода тотемизма». Следует перечень несогласных и их примеры. 

«Но мы последуем, продолжает Фрейд, - за Робертсоном Смитом». Как это «последует», против всех, за одним? Таким экстравагантным способом Фрейд «считает» доказанным, что животное-тотем «действительно» является заменой отца. Заметим. Этим самым он избегает упоминать о богинях-матерях и сводит все к мужскому божеству. Тотем ему потребовался только для этого. Ведь других-то оснований у него нет. Здесь последовал эдипов комплекс, убийство отца и так далее, что я уже раз десять комментировал. Привожу его слова: «Таким образом, напрашивается предположение (выделено мной), что бог сам является животным-тотемом; он развился из животного-тотема на более поздней ступени религиозного чувствования. Но все дальнейшие дискуссии излишни при том соображении, что сам тотем не что иное, как замена отца».

«Предположение» через несколько слов переходит в статус «исключающих всякие дискуссии»? Лихо! Через полстраницы: «Я не могу указать, что в этом развитии находится место для великих материнских богов», и давай чесать дальше про то, что Христос – родился в тотеме. Долго. Для милых австралийских аборигенов у Фрейда в этой работе больше не нашлось места.

Фрейд не ответил даже на свои же вопросы, поднятые в начале статьи:

как попала экзогамия в тотем? не из «братского же клана» она?

почему требование табу об инцесте превышает всякие разумные требования нашей морали?

почему именно он выделил как главное «инцестуозное влечение сына к матери»? Что других не видно?

почему не выяснил отношения между братским кланом и тотемом?

почему у него «влияние тотема ослабло» и потребовались еще брачные кланы?

чем он  доказал, что экзогамия связана с тотемом? Он же говорил, что экзогамия – это продукт братского клана, убившего отца. А братский клан никогда не имел ничего общего с тотемом. Никто не видел «братских кланов» и в Австралии. Куда они подевались? Ведь он и нарисовал нам их такими дураками, чтобы были «ближе» к самым, самым первобытным, где этот братский клан и должен быть виден? 

Я уже не говорю о том множестве вопросов, связанных с половыми отношениями, которые я рассмотрел и нашел им место. Вот почему я так пренебрежительно отношусь к «исследованиям» Фрейда в вопросах тотема и табу, вот почему посвятил им столько много места. Надо же когда-то положить конец прямой и, я уверен, преднамеренной фальсификации фактов, выдаче желаемой фальсификации за действительность, преднамеренному уводу исследователей, пользуясь своим большим авторитетом, на ложный путь.

Я, конечно, понимаю, что слишком вроде бы удалился от поисков загадочной русской души, но ее не достать без религии, которая – многовековая идеология. Но, и религию не достать, в свою очередь, из тех мест, куда ее закопал Фрейд. Вот и приходится мне все это раскапывать.

Так что, потерпите.

 

[ Оглавление ]

[ Назад ]                                    [ Вперед ]