Как я выключил Британо-Сибирскую компанию

(Из цикла "Страницы автобиографии")

Введение

Есть просто любители чужих автобиографий, которые переживают на себе чужую жизнь. Для них сведения представлены, не очень подробно, так как эти любители сами додумывают тонкости, и им это приятно.

Но последние 12 лет я занимаюсь историей, кое-что сделал в ней, и было бы непростительно, если бы я, пережив на собственной шкуре, притом в зрелом возрасте, крах коммунизма, СССР и возврат к капитализму России, не описал бы доступные мне подробности. В основном, чтоб историки потом не врали, знаю я их предостаточно.

Все то, что я ниже опишу, случилось при моем личном участии, но имеет отношение к глобальной истории, поэтому я меньше всего буду обращать внимания на свою персону, сосредоточившись только на исторических фактах. Вру я или нет - вам судить, но все же отмечу, я не буду врать.

Суть

С "инженера" Ю. Герольда я начинаю потому, что мы с директором шахты "Полосухинская" И. Гладуном в самый разгар кузбасской революции 1989-90-х сманили его на нашу процветающую шахту. Чтоб он, уже будучи в депутатах первого Съезда времен Сахарова, получал побольше "средне-сдельной" зарплаты, взамен чего подписывал бы в туалетах Кремлевского дворца съездов нужные нам бумажки у первых лиц государства. В частности, у зама премьера Рыжкова Воронина насчет персонального экспорта угля нашей шахтой.

С Герольдом я сразу же организовал так называемое малое предприятие по экспорту, с единственной целью - обходить идиотизм советских законов, когда например, расходы на командировки покрывались бухгалтерией шахты примерно на десятую часть от фактических. И вообще не имело никакого смысла учиться торговать с капиталистами даром. Примерно как упомянутый Андрей Сахаров даром изобрел для Страны Сплошных Советов водородную бомбу.

Я был первым в Кузбассе и одним из первых в стране, кто осмелился от собственного имени, а не от имени контор типа Союзпромэкспорта, продавать уголь. Именно этот первый этап интересен для истории в смысле юридических и физических лиц, в нем участвующих. Потом все стало как сейчас, и об этом пусть пишут другие.

Итак, к моменту кузбасской революции Герольд был забойщиком с дипломом инженера-заочника. По происхождению - потомок поволжских немцев, по облику - еврей, который не хотел учиться с детства, что для евреев - большая редкость, ибо он родился уже тогда, когда поволжские немцы получили все гражданские права и ничем не отличались от русских.

Герольд очень подходит для объяснения психологии революционера. Что их толкает в революцию, примерно как небезызвестного безграмотного еврея Кагановича, очень близкого к Сталину, если вы забыли. Так вот, имея в кармане диплом инженера, хотя и купленный в метро, махать кайлом наравне с люмпенами - обидно. Я знал многих людей, имевших точно такие же дипломы, но быстро продвинувшихся в руководители прямиком из лавы, так как ежечасно подтверждали свои знания, умения, желание и работоспособность.

Но Герольд был не из таких, он больше драл горло на начальство и именно этим старался завоевать авторитет средь работяг, чтоб они ему спускали, когда он приходил на работу с похмелья и махать лопатой ему было трудно. А выпить он любил несравненно больше среднего русского. Именно поэтому, поднаторев по любому поводу в горлопанстве, он сразу же вступил в революцию, попал на тот самый Съезд. Повторяю, как Каганович, чтоб использовать свое горлопанство на прожитье. И не забудьте, что горлопанство не идентично уму. Собой он был высок, красив, как и Каганович в молодости.

Как известно, из малой части этого Съезда был сформирован Верховный Совет, но Герольд туда не попал, так как пребывание в Москве использовал на нужные столичные знакомства, что не способствовало известности среди депутатов. Вместо Герольда был избран другой, честный новокузнецкий работяга, который вечерами не вылезал из гостиницы "Россия", и честно перечитывал невообразимые горы "белодомовской" бумаги. Примерно как ленинская кухарка. Зато он не пропустил ни одного заседания, отчего его и выбрали в Верховный Совет. Но не о нем у нас речь.

Наиболее значительное знакомство Герольд свел с отставным полковником КГБ Валентином Аксиленко, при социализме торговавшим мылом за рубежами нашей Родины по спец заданию родных Конторы и партии, которой ныне руководит некий Зюганов. Этот полковник вместе с мылом торговал и Россией, но об этом - ниже. Аксиленко тут же свел нашего депутата с английским профессиональным шпионом Морисом Картрайтом, каковой ранее совмещал, как и положено в капиталистическом мире, шпионство для своей Родины со своим частным бизнесом при резидентурах Центральной и Южной Америки. По-моему, Картрайт меньше работал на свою Родину, нежели на свой карман, так как здорово разбирался в вопросах приватизации собственностей при перманентных режимах, в какой на всех парах влетела Россия. И Картрайт был тут как тут.

В итоге вместо попадания в Верховный Совет горлохват Герольд вместе с гэбешным полковником Аксиленко и английским шпионом Картрайтом создали "устойчивую преступную группировку" по приватизации шахты Полосухинская с 500-ми миллионами тонн промышленных запасов угля. Но на первом этапе предприняли перехват денежных потоков шахты, так что Березовский был не первым.

Они не знали одного, что именно я на птичьих правах горного мастера руководил своим директором шахты в отношении зеленых американских бумажек. Поясняю. Я уже прошел все доступные мне ступеньки социалистической иерархии вплоть до заместителя технического директора объединения Гидроуголь по науке из 10 шахт и огромной кучи всяких других предприятий, включая собственный институт. Был членом Ученого Совета Государственного комитета СССР по науке и технике. И не было такой московской конторы в социалистической стране, включая Госплан СССР, ЦК КПСС и прочих, где бы я не побывал много раз еще до этой революции. Так что мне теперь, в свои 55 лет было не до "путеводительных звездочек" Грушницкого. Тем более что мой нынешний директор шахты когда-то давным-давно работал именно у меня горным мастером, когда я прошел уже ступеньку зам главного инженера этой же шахты.

Не зная всего этого, упомянутая троица решила обойтись покупкой одного лишь моего директора, причем выглядеть Гладун по их планам должен был примерно как счастливый обладатель "выигрышного билета" в лохотроне. В результате чего как "выигравший" пенсионер должен был остаться без копейки в кармане и даже сбегать домой, чтоб и дома не было ни копейки.

На меня же, как на мелкую сошку, троица не обращала внимания. И зря. Я, уже к этому времени продавший 90 тыс. тонн угля итальянцам с нашей шахты для советского металлургического завода в Болгарии, популярно объяснил своему директору, куда эта троица его ведет. Но он меня не послушал и этому были причины.

Только здесь надо добавить несколько слов, чтобы мое предупреждение из чего-нибудь вытекало более существенного, чем похвальба. Я не был внешнеторговым самородком, зато я разом, по ночам перечитал столько литературы, что мог бы уже защищать вторую свою диссертацию, уже по маркетингу, договорам, портовым поставкам и прочим внешнеторговым прибамбасам типа диспача, безотзывных неделимых аккредитивов, демереджа и коносаментов. Не считая типов респектабельных иностранных лохотронщиков, о которых советская пресса внушала россиянам как раз в это время, что честнее их не бывает. Они, видите ли, по одному телефонному звонку перечисляют миллионы зеленых первому встречному. Достаточно сказать, что я впервые в России, наняв соответствующую углехимическую лабораторию, перевел все марки своего угля с советских на мировые стандарты, причем так широко, что не оставил в покое даже золу своего угля. Я ее, например, с цифрами в руках рекомендовал иностранцам как богатую руду рения, самого рассеянного химического элемента.

Мой директор, наверное, пожаловался троице, дескать у моего "тайного советника" есть некоторые сомнения. На что тут же получил от них "предложение, от которого нельзя отказаться". Я продавал свой уголь по 48,40 долларов за тонну, и это была нормальная цена на 1990-91 годы. Так как красные директора государственной конторы "Южкузбассуголь" (еврей Йорих - директор по экономике) продавало в это же время и точно такую же марку угля по 37 долларов, а разницу дербанили по карманам на пару с австрийской фирмой-покупателем, каковая без успеха отирала мой порог два года подряд. Так вот, троица заявила моему балбесному директору Гладуну, чтоб очернить меня, 52 доллара за тонну.

Гладун сильно возгордился и сообщил мне: "ты устарел (мне было 56, а ему 46) и пора тебе на покой". На дураков не обижаются, и я его спросил: "тебе эту цену будут платить деньгами или встречными товарами?" - "Разумеется, товарами, зачем же деньги гонять туда-сюда? Мне Картрайт так сказал". - "Картрайт - прожженный лохотронщик, а ты, Игорь, как бы дураком 20 лет назад, так им и остался. Картрайт при таком раскладе может тебе обещать и 100 долларов за тонну, но устаревшую марку телевизора тебе "поставит" вместо 30 долларов за штуку - за 300 долларов. Усекаешь, что цена в два раза выше и цена в десять раз выше немного друг от друга отличаются? А я тебе сперва 5 миллионов долларов привез, а потом поехал и потратил их не интересуясь больше ничем кроме цен на телевизоры".

Мои пророчества через полтора года осуществились, 48-летний мужик плакал навзрыд в коридоре супер-гостиницы офтальмолога Федорова, а я его гладил по головке и успокаивал. Деньги я вырвал у Картрайта, не все, конечно, но большую часть, запугав Картрайта газетой "Файненшнл Таймс". Но я забежал вперед, ибо времена эти еще не настали, Игорь Гладун мне не поверил. И было от чего.

Картрайт выдал Гладуну золотую карточку "Эмерикен экспресс", а все уже знали, для чего она нужна. Пока не дома, конечно, а за границей. Затем пригласил его в Лондон на все готовенькое. Но к этому времени красные директора уже наелись столовыми ложками родной черной икры. Поэтому Игорек со своим личным кузбасским переводчиком в первые же свободные два часа направились в большой магазин. В те времена русские об именных бутиках еще не знали, они делали покупки мешками в гипермаркетах, в сезон, а не в межсезонье, как экономные западноевропейцы. Картрайт же просто не уследил за ними, он не представлял себе русской шопинговой скорости. Он думал, что они проторчат эти два часа перед какой-нибудь статуей на главной площади его столицы.

Гладун и переводчик приблизились к кассе с золотой "Эмерикен Экспресс" наперевес и двумя мешками тряпок за плечами для родных мам. На кассе им заявили, дескать, карточка ваша хороша, но аннулирована ее истинным владельцем мистером Картрайтом. И добавили: "Пожалуйте в комнатку с Вашими мешками, Вас там давно ждет полиция".

Часа через полтора их отпустили, с мешками, так как Картрайт по телефонному звонку из полиции каким-то таинственным образом, наверное с помощью потусторонних сил, влил на их золотую "Эмерикен Экспресс" фунтов 500, каковых как раз хватило на их два мешка.

Потные, испуганные, с мешками в руках и приодетые от фирмы "Большевичка" они как раз успели на очередной раут Картрайта, чтоб предстать владельцами несметных угольных богатств дикой России.

С тех пор эта золотая "Эмерикен экспресс" лежит у Игоря "без движения", на комоде у жены, наподобие украшения типа фарфорового слоника.

Еще до шопинговой трагедии, но в аккурат с получением карточки, между которыми пролегло примерно полгода, Гладун распорядился (по моей просьбе в письменной форме):

а) прекратить поставки угля по моему контракту за $48,40,

б) отгружать уголь по контракту c Картрайтом якобы за $52, но по бартеру, так что выходило примерно по $30, если не вообще бесплатно, что вы увидите далее.

К моменту лондонского шопинга к Картрайту уплыло на кораблях около 200 тыс. тонн нашего угля, грубо говоря, на 10 миллионов долларов. Естественно, контракт этот я не подписывал, его подписал сам директор, очарованный золотой карточкой.

Я же, охраняя свое имя по пункту а), начал продавать уголь с других шахт.

После лондонского шопинга Гладун слегка разволновался на предмет, где деньги, Зин? И отстукал Картрайту через мой телекс эту мольбу. Из-за железки по имени Телекс, находящейся в моей собственности, я был в курсе всех этих событий. Например, что Картрайт просил "дорогого" Игоря Гладуна "не беспокоиться, деньги у меня, ты там посоображай, каких тебе тряпок-шмоток надо, а я их тебе незамедлительно пришлю по фантастически низкой цене".

Переправляя эту английскую телетайпограмму Гладуну в виде русской телефонограммы, я прибавил к ней от себя: "...примерно через годик, так как надо проверить все африканские склады с нейлоновыми неликвидами из гуманитарной помощи и выбрать то, что микробы, мыши и термиты отказались съесть. А пока пусть зеленые бумажки полежат, принося мне проценты".

Но я заторопился, так как течение "годика" только началось, а закончилось намного позднее, едва вложившись в полтора и то в результате моего личного вмешательства.

Вернемся к депутату Герольду и гэбешному полковнику В. Аксиленко. Как только уголь пошел в закрома Картрайта, полковник принялся сооружать из нашей шахты и лохотрона Картрайта Совместную Британо-Сибирскую угольную компанию, сокращенно "Бритсико". А сам Герольд только заглядывал полковнику в рот, кивал головой на любое, закабаляющее шахту в руках Картрайта предложение за совершенно незначительную мзду, например, вот такую.

Герольд, Аксиленко и еще один гусь (тоже с фамилией на "о", только я ее забыл, а сам он тоже полугэбешник-полуторговец из МВЭС СССР) зарегистрировали компанию, кажется, "ЮНИЭКС". Каковая стала посредником между Картрайтом и нашим директором Гладуном, причем половину уставного капитала этой компании Гладун отчекрыжил от уставного капитала своей шахты в виде подарка. Я, конечно, ему сказал, что ты, дурак, делаешь, так ведь можно подарить первому встречному в трамвае ночку со своей женой. Но лохотронно-золотая "Эмерикен экспресс", еще не проверенная лондонским шопингом, действовала на воображение Гладуна завораживающе-радикально.

Вторую половину уставного капитала подарил ЮНИЭКСу сам Картрайт. В результате ЮНИЭКС завертелся волчком и по подковерным московским коммуникациям быстренько утвердил во всех мыслимых и немыслимых Всесоюзных инстанциях все нужные для Бритсико гербовые бумаги (еще не с двуглавым попугаем, а с земным шаром "в лучах восходящего солнца" и на 15 языках "пролетарии всех стран, соединяйтесь").

Из этих бумаг выходило, что в Бритсико Гладун вносит всю шахту до последней гайки плюс 450 миллионов тонн промышленных запасов угля, а Картрайт - 13 млн. американской "зелени". Только надо заметить что, если все железо шахты сдать в простой металлолом, то это было бы намного больше 13 млн. упомянутой "зелени". А если в металлолом не сдавать, а поработать на этом железе хотя бы месяц, то это железо добыло бы как раз столько угля по мировым ценам, сколько Картрайт "вносит" в уставный капитал Бритсико. Но и это еще не все.

Из 450 млн. тонн промышленных запасов шахты было уже вскрыто и подготовлено для непосредственной добычи угля упомянутым железом примерно 50 млн. тонн. На это уже было затрачено СССР 500 млн. тогдашних рублей, или по тогдашнему же курсу 30 млн. все той же "зелени". Но о них ни Картрайт, ни Гладун, ни ЮНИЭКС даже не вспомнили.

Мало того, уже вскрытые 50 млн. тонн угля можно было добывать и довозить до порта примерно за 20 руб. тонна, с учетом реанимации железа - за 40 рублей, а продавать за 48,40 долларов. Чистая прибыль была бы ровно 46 долларов на каждой тонне, за все - 2 миллиарда 300 миллионов долларов, а тотально за все - 2 миллиарда 330 миллионов долларов.

И ровно половину всего этого Картрайт "покупал" всего за 13 миллионов, так как акции Бритсико делились между шахтой и Картрайтом "фифти-фифти", как тогда мы только что научились говорить. Но так как от шахты еще отчекрыживалось и ЮНИЭКСу просто так, за здорово живешь 1,5 процента, то контрольный пакет (более 51 процента) оставался за Картрайтом и ЮНИЭКСом.

В общем, у этих лохотронщиков выходило примерно, как если бы они купили Кремль за бутылку. Представьте, все выше упомянутые согласовательные бумажки по Бритсико подписаны предателем Родины Аксиленко и упомянутым Гусем как раз в этом самом Кремле и его окрестностях.

Естественно, я наотрез отказался участвовать в этом шабаше под названием Бритсико, так что от имени шахты там сверкали подписи главного экономиста шахты еврея Иглина и директора Гладуна. Я же, здорово обозлясь на Гладуна за недоверие, только отправлял уголь в порт Картрайту по налаженным своим каналам и по подписанным Гладуном контрактам. Это не занимало много сил и времени, а основные свои усилия я сосредоточил на экспорте угля с других шахт через свое Малое Предприятие за валюту и закупке товаров для этих шахт за живые американские деньги. Меня совершенно перестало интересовать, как Картрайт, ЮНИЭКС и Гладун "сотрудничают".

Кроме того, не доносы же мне было писать в КГБ и Кремль на своего начальника! Тем более что там тогда (и сегодня в частности) сидят такие же тумаки, как и Гладун, они спецы - в совершенно других вопросах, типа объявления честных людей террористами, взрывов домов, поездов, самолетов, полониевых отравлениях и предательствах Родины, отчего и рухнут вновь в недалеком будущем.

Между тем, уголь с шахты Полосухинская для Картарайта проваливался словно в бездну, и деньги за него оседали на картрайтовых счетах за бугром, так как валютный счет Бритсико в России не пополнился ни единым долларом и, насколько мне известно, вообще не открывался. Картрайт сосредоточился на печатании в Англии акций Бритсико, и ему даже стало некогда отвечать на тревожные телексы Гладуна, проходившие по моему телексному аппарату. А тут еще накрылась медным тазом золотая "Эмерикен экспресс".

Только тут Гладун встрепенулся-встревожился. И было от чего. Мои поставки на Полосухинскую товаров и автомобилей "Жигули" из-за границы (кстати, на четверть дешевле внутрироссийского лохотрона Березовского под названием ЛогоВАЗ) по прошлому, ныне прерванному Гладуном экспорту, заканчивались. А поставки от Картрайта не начинались. Тогда как мои же поставки импорта на соседние шахты набрали хорошие обороты, например на шахту Байдаевская. И полосухинский люмпен-пролетариат тоже раздраженно призадумался, Гладун по его совокупным глазам это приметил.

Особенно Гладуна привел в это чувство шикарнейший офис Бритсико в Москве, снятый Картрайтом в епархии офтальмолога Федорова и оборудованный непосредственно из Туманного Альбиона, включая длинный как трамвай лимузин с правым рулем. Гладун в этом офисе себя чувствовал примерно как русский бомж, оказавшийся в серале аравийского шейха кусочка земли с лесом нефтяных скважин.

Вот тогда-то Гладун не вызвал меня к себе в кабинет на шахте, которая была за городом, так сказать на правах моего начальника, а прибежал сам в мой городской офис, чтоб смущенно попросить: "сделай что-нибудь, а то я погибаю". Я доброжелательно отодвинул в сторону бумажки, касающиеся внешнеторговых дел других шахт, и выслушал блудного сына. Но тут нужны некоторые детали, которые я второпях упустил и без которых я не могу перейти к ответу моему начальнику.

В разгар бодяги с организацией Бритсико я все еще числился директором малого предприятия при шахте, а организация совместного предприятия с иностранцами типа Бритсико, как известно, требует наличных денег, по-иностранному кеш, а по-нашему нал, для закупки, например, водки, не предусматриваемой никакими сметами. Но кеш при нашей идиотской советской бухгалтерии совершенно невозможно иметь. Но я об этом уже говорил, что и подвигло меня впоследствии на создание нормального АОЗТ, где эти дела решались хотя и не столь просто как за границей, но все же легче.

А тут Бритсико устроило презентацию, чтоб весь город знал, что взошла новая международная звезда. Вот директор меня и попросил, чтоб я через свое малое предприятие оплатил выпивку, закуску и небольшой ансамбль русской песни и пляски, а Картрайт, дескать, приедет и привезет 70000 рублей налом в портфеле.

Надо сказать, что директором МП был я, заместителем - пролетарский избранник Герольд на правах доставалы нужных околокремлевских подписей, а другим заместителем - недоученный, так как был почти профессиональным футболистом, бухгалтер согласно диплому какого-то кемеровского вуза. Эта тройка была акционерами, а остальные пять или шесть человек - клерками на зарплате, щелкали на счетах, варили корпоративный кофе, писали бумажки, отвечали по телефону, куда я отлучился и где меня найти.

Герольд, если не был с похмелья, приходил к 9-00, болтался часа полтора по кабинетам, а потом исчезал куда-то по "рабочему движению" до следующего утра. Я один раз с ним на это "рабочее движение" увязался, просто так, для интереса и описал уже, как они пришли гурьбой в городской комитет коммунистической партии и сняли предохранители с самой таинственной и секретной установки, так называемой правительственной "ВЧ-связи". Сама же установка здорово напоминала силовой трансформатор, какие ставили на четырех столбах в трех метрах от земли для электроснабжения небольшого села. Так что сломать ее или унести с собою не представлялось возможным.

Потом Герольд уезжал в Москву и, если я ему не давал какой-нибудь бумажки для подписания в туалете у большого начальника, он даже забывал, что числится в соучредителях моего МП. Зато и у меня, когда приезжал в Москву, а это требовалось довольно часто, всегда был номер в ныне сломанной гостинице "Россия". За Герольдом он был закреплен примерно как его депутатское кресло и "корочки". Вот, пожалуй, и все. Ни в какие внешнеторговые дела он не вникал да, по-моему, и не мог вникнуть, так как, сколько я ни старался, он так и не смог запомнить, чем отличается коносамент от балалайки. Зато на гэбиста Аксиленко и Герольда было приятно смотреть, когда они были рядом, не надо и "Дамы с собачкой".

У второго моего компаньона по МП - футболиста-бухгалтера была тоже причина не любить меня. Я уже где-то писал, что в момент возникновения мысли торговать с зарубежьем я на шахте числился горным мастером. И первые 90 тыс. тонн угля продал за рубеж в этом качестве.

А тут прислали к нам на шахту из объединения Южкузбассуголь молодого специалиста Сашу Марченко, в специально отгороженный кабинетик зам директора по внешнеэкономическим связям. Я думаю, наверное, затем чтобы контролировать горного мастера, то есть меня. Придется уклониться вновь в сторону.

Дело в том, что этот Южкузбассуголь был в те поры раза в три мощнее по добыче угля по сравнению с нынешним, остатки от которого недавно, после взрывов на шахтах Ульяновская и Юбилейная окончательно перешли в одну из контор англо-чукотского Абрамовича. И, когда я уже осуществил свои первые экспортно-импортные сделки, Южкузбассуголь все еще торговал на восток по разнарядке Союзпромэкспорта, и только после меня догадался взять экспорт в свои руки. А догадавшись, стал вытеснять меня своей солидностью. Во-первых, сделав демпинг на 38 процентов кузбасскому коксующемуся углю своими массовыми поставками, во-вторых, рекламно вытесняя меня из западного порта Южный обещанием завалить их склады непрерывным потоком миллионов тонн вместо моих сотен тысяч. А это, знаете ли, действенное лекарство, примерно как пенициллин в 50 годы прошлого века. Поэтому соглядатай при мне от Южкузбассугля здорово требовался. Но это не главное, это - второстепенное.

Главное было в мальчишеских амбициях зеленого полубухгалтера-полуфутболиста, возомнившего о себе при назначении замом директора слишком много, причем не знавшего не только западной бухгалтерии, но и внешнеэкономической деятельности, этих штук в периферийных советских вузах тогда вообще не преподавали. Но ведь весь экспорт и импорт шел через мое МП, а Марченко сидел в своем кабинетике примерно как пел Высоцкий от лица старателя с речки Вача: "...мимо рота - алычу". И так как мое МП было "при шахте", то он автоматом с легкой руки Гладуна сделался моим вторым замом и компаньоном в моем малом предприятии, т.е. - насильственным путем. И единственное, что он сделал доброго, когда мы с ним поехали в Австрию закупать шмотки, - он, заботясь о своей двухлетней дочке, заставил меня закупить ей одежду на все сезоны и на вырост до 18-ти, что я и сделал, увеличив заказ до потребности всех остальных дочек наших шахтеров. Каюсь, сам бы я не догадался.

Кажется, я вновь могу перейти к картрайтову портфелю с 70 тысячами рэ, полковнику КГБ Аксиленко и презентации Бритсико за счет моего МП. Но, стоп, опять закавыка, вечно я что-нибудь забываю сообщить, что мне потребуется в дальнейшем.

На первых порах доводки Бритскико до нынешней кондиции, с Картрайтом регулярно приезжали два изощренных англичанина, один постоянно проживает на Мальте, другой - в Швейцарии. Мальтиец, воспользовавшись знаменитым визитом нашего президента на этот остров, давно уже окучивал Советский Союз насчет ширпотреба и преотлично знал менталитет советских чиновников, швейцарский же кокни был большим мастаком по оффшорным банкам, ибо Картрайту предстояло сделать вид, что он вносит в это самое Бритскико свою часть уставного капитала.

Так вот, ни швейцарского, ни мальтийского англичан на презентации Бритсико почему-то не оказалось. А гэбист-полковник Аксиленко приехал в ужасающе нервно-грустном состоянии и с ног до головы покрытый струпьями от какого-то внезапного нервного перенапряжения, о котором он сам доложил, не вдаваясь в подробности. Картрайт же привез ему из Англии прямиком в Сибирь чудодейственное средство от этих струпьев и Аксиленко мазался им по утрам в гостинице, когда я заходил за ним звать завтракать.

Конкретику насчет расплывчато известных мне струпьев Аксиленко я узнал позднее, из газет, так как больше его не видел, а об отсутствии англичан (ладно уж, назову - Верас и Столтинг) я узнал еще позднее, когда сам их нашел по настоятельной своей необходимости.

Так вот, гэбешный полковник Аксиленко оказался предателем Родины. И как раз перед струпьями газетам и, наверное, КГБ это открылось. Но медленная советская машина только набирала обороты, и пока они набирались, Аксиленко сбежал в Штаты наподобие Литвиненко, и теперь живет на американскую пенсию, вместе с любимой женой-химиком, из-за грин-карты для которой он не убежал ранее, еще до струпьев. Верас и Столтинг пригодятся мне позднее.

Презентация закончилась в круглом зале Дворца культуры Кузметкомбината (КМК), на которой был весь цвет новокузнецкого нового скороспелого общества (банкиры, брокеры, биржевики, официальные лица новой власти, включая "рабочее движение" типа "представителя президента" Ельцина - выпускника школы для недоразвитых детей). Картрайт пронес мимо моего "рота" как упомянутую алычу свой портфель с 70 тысячами рэ, а на утро, завтракая в гостинице за мой счет, заявил, что Международная Британо-Сибирская угольная компания Бритсико в моих услугах не нуждается. Директора Гладуна на этом завтраке не было, чуть позднее я понял, почему? так как он мне даже не позвонил ни разу вплоть до того дня, когда оказался в моем офисе наподобие блудного сына. Надеюсь, вы еще помните об этом факте, а то я далеко от него ушел.

Сидящие тут же мои компаньоны Герольд и Марченко сделали вид, что они глухие, я же встал из-за стола и вышел вон как побитая собака. Я даже за завтрак с них не потребовал денег от растерянности, за него было заранее заплачено. Но было бы смешно, если бы я пригласил гостиничного милиционера и заставил Картрайта порыться в своем огромном портфеле типа кофр, стоящем у его ног, он с ним не расставался даже на презентации.

Но я был так смущен, так смущен, что не догадался. Хотя обязан был догадаться, ибо все к этому шло уже полгода, как только уголь поплыл из порта Южный в закрома Картрайта, как только Гладун начал разговаривать со мной как с настоящим горным мастером, как только он похвастался, что у него есть золотая "Эмерикен экспресс". Только я отмахивался от этой мысли как от мухи, а уж ретроспективно это выглядело как дважды два - четыре.

Голодный и злой я сидел в своем офисе, так как меня поперли с мной предоплаченного завтрака даже не в самом начале салата, а как только я раскрыл салфетку, и обдумывал, как покрыть убытки в 70 тысяч (деньги эти тогда были немалые) за счет прибылей от сделок с другими шахтами.

Открылась дверь, вошли сытые компаньоны и разом положили заявления об уходе с должностей, я расписался и отдал заявления кадровому клерку, они встали и пошли. Я вдогонку им произнес: "Вы можете приходить, когда прибудут задержавшиеся в пути тряпки, я вам их отдам по той же смехотворной цене, что и раньше". И они приходили оба, забирали и молча уходили, выложив мне на стол требуемую жалкую компенсацию в рублях, чтобы тут же перепродать базарным спецам в пять раз дороже.

Я это к тому сказал, что, несмотря на то, что весь бизнес я вел практически в одиночку с помощью мелких клерков, прибыли мы делили поровну, иначе я не могу. Притом, между нами молчаливо считалось, что меня попер лично Картрайт и они тут ни при чем. Хотя 70 тысяч из картрайтова кофра перекочевали в их руки вместо моих, это мне подтвердил позднее сам Гладун, когда кланялся мне и просил спасти его от Картрайта, то есть от тюрьмы. На эти деньги уже бывшие мои компаньоны создали свою конторку, выйдя из моего офиса.

Вообще говоря, Картрайту нужна была моя контора в полном комплекте, с Герольдом для общего языка с "рабочим движением" и особенно с губернатором Кислюком, и лично со мной для профессионального языка с предприятиями кузбасской тяжелой промышленности. Иначе бы он не создавал точно такую же из моих бывших компаньонов. Но ему одновременно не нужен был я лично, с той моей стороны, которая так как отчаянно боролась и в конце концов похоронила его бешено наглую прихватизацию у безмозглых красных директоров советской бесхозной собственности. Вот, например, факт.

Еще когда наше МП целостно функционировало, я для Картрайта договорился по его просьбе об экспорте огарков графитовых стержней, об экспорте списанных осей железнодорожных вагонов, о переработке мобильной английской флотомашиной "хвостов" обогатительных фабрик, в которых угля было до 30 процентов. И все это задешево стало бы собственностью англичан. Но все же выгоднее для России, чем огарки выбрасывать, высоко легированные оси отправлять в рядовой копеечный металлолом или просто ждать, когда уголь в хвостах окончательно окислится. Но я остановил эти договоренности.

И еще факт. Насобачившись на Бритсико, Картрайт стал известен на прочих шахтах и разрезах Кузбасса, мне об этом сообщали, ибо я в Кузбассе был тоже известен. Наконец, ему потребовался Кислюк, тогдашний губернатор Кемеровской области. Я познакомился с ним в гостинице Россия, так как кемеровская областная шайка "рабочего движения" часто собиралась в одном из номеров, куда я был вхож еще с времен "путча" благодаря Герольду. Так вот по просьбе Герольда Кислюк принял Картрайта, Герольда, меня и нынешнего американского пенсионера Аксиленко по вопросу "возрождения" Кузбасса. Поговорили примерно как на рауте ни о чем, затем Картрайт попросил Кислюка выпереть меня за дверь, остальные остались, и я их почти два часа ожидал в приемной. О чем они там говорили без меня, наверное - о золотых "Эмерикен Экспресс", так как Аксиленко им был нужен как переводчик, а Кислюк с Герольдом - "солидарны", примерно как у Лехи Валенсы. Но и это еще не все.

Однажды, когда мы с Гладуном поселили Картрайта в самом шикарном номере гостиницы Новокузнецкая и начали говорить о делах, Картрайт вдруг вытащил из кармана приборчик вроде нынешнего сотового телефона и принялся водить им по стенам и углам номера, шепотком переговариваясь с гэбистом по-английски. Гладуна это очень заинтересовало, но Аксиленко, взглянув на меня, ответил, что поговорит об этом с ним позднее.

"Позднее" мне быть среди них не случилось, но ведь именно я растаможивал картрайтовы контейнеры, а потом мои клерки отчекрыживали в накладных коробки с телевизорами. Вот они мне и сообщили, перенянчив все коробки на руках, что коробок с телевизорами на две штуки больше чем в накладных, а две лишние коробки, хотя и написано на них что внутри "Фунаи" - раза в три тяжелее, чем все остальные, наверное, в них - утюги или кувалды

В принципе я знал вообще о "кувалдах", только не об этих. Я сам себе такие "кувалды" посылал, например, с контрабандным "Мальборо" по 20 центов за пачку для себя, родни и друзей, ибо родное государство и православная церковь требовали с помощью налогов за пачку по полтора-два доллара в рублевом эквиваленте. Правда, церковь всю прибыль оставляла себе с разрешения государства. А так как церковь отделена от государства, то и я считал себе по аналогии отделенным, есть возражения? Но не в этом, собственно, дело.

Я велел привезти к себе ящики с "кувалдами" марки "Фунаи" и доподлинно установил, что внутри - шпионское оборудование на все случаи жизни, как "для", так и "контро". И сразу же припомнил и "позднее", и что я эти контейнеры не заказывал, их заказывал Гладун, а высылал Картрайт. И так как это был самый пик наших с Гладуном "контрпродуктивных отношений" и он еще не задумывался, как и когда он придет плакать на моем плече, я ему позвонил и сказал довольно откровенно: "Забери свои шпионские штучки-дрючки, они в таможенной декларации и накладных не числятся". В ответ он элегантно шепнул: "Тише, старый дурак, разве можно это по телефону? Счас приеду".

Опять у меня это "позднее", много позднее, как раз перед "плачем Ярославны". Я с Картрайтом, Герольдом и Гладуном летом, в жару сидели в кабинете у директора по экономике "Южкузбассугля" Йориха, развесив свои пиджаки на чем попало и вяло договариваясь о железнодорожных вагонах, картрайтов пиджак вдруг замяукал как мартовский кот. Немного хромой Картрайт (память о бизнесо-шпионстве в Латинской Америке) как птичка взлетел, подлетел к пиджаку, сунул в него руку, что-то надавил, и мяуканье прекратилось. Все сделали вид, что ничего не заметили, а я подумал о следующем. Во-первых, ящики с "утюгами" уже работают и кому-то служат. Во-вторых, прослушка столкнулась с однотипной контрпрослушкой, иначе бы хромой Картрайт не влетел наподобие сверхзвукового стрижа. В-третьих, похоже, что это не КГБ по следующей причине.

Как раз в это время один из гэбешников, которого я уважал, уважаю и буду уважать до гробовой доски за феноменальную в их рядах честность, рассказал мне следующую историю. Ему по службе было поручено записать на пленку беседу, в которой он примет участие. Для этого ему выдали со склада КГБ плоскую советскую батарейку (что-то я не вижу их ныне в магазинах), эстрадный советский микрофон (не радио-микрофон, как ныне, а с мотком проводов) и дешевенький бытовой диктофон фирмы Сони, какими весь наш советский народ записывал Высоцкого на концертах. Привязав микрофон к руке под пиджаком, и обмотавшись проводами под рубахой, примерно как в реанимации, герой "вошел в контакт" без необходимой предоперационной подготовки из-за отсутствия времени. Каков же был его ужас, когда при малейшем движении рукой со спрятанным микрофоном откуда-то из-под пиджака раздавался страшный вой, примерно как при ловле нужной волны в советском радиоприемнике Рекорд образца 1940 года на максимальной неизменяемой громкости. Вой этот я слышал, ибо я с 1936 года, поэтому только спросил страдальца: "А что же они?" - "Они замолчали как рыбы".

Только и разницы-то, что Картрайт взлетел, поэтому я думаю, что Гладун соврал, когда, уже после "плача Ярославны" я его спросил: "Дело прошлое, Игорь, скажи, куда ты дел то шпионское оборудование, которое тебе прислал Картрайт?" - "Благодарный" мне истерик ответил: "Я его ведь заказывал по просьбе КГБ, им и отдал" - "Ну и гусь же ты, Игорек", - подумал я, - "ведь у них до сих пор самоделки". К нынешним временам это, правда, уже не относится.

Кажется, пришла пора с Герольдом расставаться, ибо кроме как привести Картрайта к Кислюку он больше ничего не умел. Картрайт его вскоре выгнал за то, что Герольд оказался в командировочной постели его личной московской переводчицы, а профессиональные английские шпионы это не любят. Мне об этом рассказала следующая переводчица Картрайта, еврейка Фаловская, залезая мне в душу по картрайтовой надобности, детали - ниже.

Фирма Герольда-Марченко захирела, хотя они и хвастались при встрече, но я-то знал по необходимой мне дружбе с железной дорогой, что с их видом можно разве что экспортировать самовары в Тулу, так как и Кислюка с губернаторства поперли. Но я все же решил версию проверить, и случай вскоре представился.

Ко мне приехал из Москвы представитель одной итальянской фирмы, которой в срочном порядке потребовалось заткнуть дырку в поставках коксующегося угля. У меня не было свободных ресурсов, мой конвейер работал на пределе заранее купленных железнодорожных возможностей, но мне хотелось помочь толкачу, хорошему парню. И я позвонил Герольду, Герольд сказал, вези покупателя, я повез.

Надо сказать, что у Герольда была - широкая душа, ныне - не знаю, ему очень нравилось почему-то шиковать до последней копейки в кармане, особенно, если он уже принял на грудь. Один раз он при мне поил в ресторане "России" чеченского "куратора" этой гостиницы, у которого денег за пазухой было раз в сто больше, но Герольд все равно "угощал", а тот и не догадывался, что это - из последних. Утром мы полетели с Герольдом домой в Новокузнецк, так билет покупал ему я, у него во всех карманах оказалось - на электричку от Москвы до Люберец.

В общем, привез я к Герольду "итальянца", а он из бывшего МВЭС СССР, достаточно воспитанный. Герольд это усек и решил покуражиться, заявив, что по русскому обычаю надо сперва пообедать, выпить по чуть-чуть, а потом уж говорить о делах. Мы не возражали, тем более что ресторан был за углом. Поели, разговаривая в основном о ранней осени, мы с "итальянцем" выпили грамм по сто, остальное из 0,7-литровой бутылки - наш вожатый. Затем, окончательно войдя в раж, Герольд пошел платить по счету, чтоб официант не успел сам подойти к столику, вернее, к нашим кошелькам. Вернувшись, объявил, что мою машину он отпустил от моего имени и повезет нас на шахту сам на своей машине, где окончательно и столкуемся.

Я-то Герольда знал, что он всегда почти за рулем под трахом по причине всесоюзного депутатства и личного знакомства с начальником городского ГАИ и губернатором, а "итальянец" стал настаивать на вызове такси, но мы его вдвоем уговорили, так как я заверил, что Герольд в пьяном виде не сделал ни одной аварии. И я не врал. В общем, "поехали!", примерно как Гагарин.

 На полпути нас остановил придорожный мент, отобрал у Герольда права несмотря на махание корочками и устное упоминание уменьшительных имен упомянутых персон, нас высадил, а машину отогнал под забор своей районной епархии. Герольд сказал: "Подождите тут, я мигом к начальнику ГАИ, уволю самовольного мента, вернусь к вам и поедем дальше". Мы из-за ранней осени замерзли как цуцики, я предложил "итальянцу" на такси добраться до гостиницы и отложить сделку на завтра. "Итальянец" высказался в том духе, что неудобно оставлять товарища в беде. Но я-то знал что уголь "итальянцу" нужен позарез.

Герольд вернулся через два часа на отвоеванной у ГАИ своей машине и при возвращенных ему правах, но ехать на шахту уже было поздно, поэтому он высадил вначале меня около моего дома, а потом повез "итальянца" в гостиницу. Они еще выпили, причем уже поровну, а вот о том, заключили ли они договор, я так и не узнал, так как "итальянцу" об этом мне нечего было докладывать, тем более что у меня для него угля все равно не было на тот момент.

При очередной случайной встрече я спросил у Герольда, как дела с контрактом для моего "итальянца"? Герольд повспоминал немного, о ком я веду речь, сообщил, что они "хорошо набрались" в гостинице и добавил равнодушно, что о контракте не столковались. Больше я Герольда не видал, так как сам внезапно покинул Новокузнецк, переехав в Москву через двухлетнюю подпольную остановку в Коломне.

Теперь вот уже можно остановиться на Гладуне окончательно. Вы не забыли, что он все еще, слишком уж долго стоит передо мной с мольбой в глазах в моем офисе? Страниц ведь много пролетело. Я не гордый и жалостливый, поэтому ответил на застрявшую в его горле мольбу, что сделаю, что смогу.

Перво-наперво я велел Гладуну уволить с шахты "депутата" Герольда и, особенно, "бухгалтера" Марченко, все еще являвшегося заместителем Гдадуна по внешнеэкономическим связям. И назначить лично меня официально на эту должность, чтоб я мог уже без него самого заняться его горькими проблемами, без какой бы-то ни было доверенности, а всего лишь по "корочкам" с фото и печатью. Гладун тут же побежал исполнять мое предписание.

Затем я разыскал по телексу Вераса и Столтинга. Никаких Интернета, сотовой связи и электронной почты в Кузбассе тогда еще не было, а то, что было при банках, работало как немазаная телега, так что быстрее было самому слетать на самолете с чемоданом денег или нанять стюарда. Я ведь еще на презентации Бритсико сообразил, что они мне понадобятся.

Обиженные англичане по моей просьбе написали мне каждый по письму за своими подписями, которые ценятся за бугром гораздо выше, чем у родных осин гербовые печати, каковые у них давно делают компьютеры по всем доступной программе.

Мистера Вераса Картрайт обидел тем, что устранил его от денежных потоков Бритсико, несмотря на то, что Верас внес какую-то сумму на английскую сторону этой международной компании. А ведь весь смысл Бритсико на этот момент состоял именно в пилении денежных потоков. Хотя именно Верас нашел в Италии моего контрагента, которому я ранее отгружал уголь по 48,40 долл. за тонну и перехватил мой контракт за 45 долларов для Картрайта, каковой начал врать Гладуну, что продает уголь по 52 доллара (см. выше).

Мистер Столтинг был обижен Картрайтом примерно по тому же сценарию. Будучи швейцарским англичанином, Столтинг наладил Картрайту контакт с АМРО-банком на Гибралтаре для мистификации внесения Картрайтом в этот банк своей части уставного капитала в Бритсико. Бумажку из АМРО-банка вручили гэбисту Аксиленко, чтоб тот ее показал в Минфине СССР, чтоб Минфин СССР успокоился.

Запасшись "корочками" от Гладуна и представленными чистосердечными признаниями Вераса и Столтинга, я потребовал от Картрайта рандеву. Только не в его нашу волю подавляющем офисе, арендованном у добродушного офтальмолога, а - на нейтральной территории, в "фешенебельной" по-русски гостинице около московского Аэровокзала. Так как в ней по-русски наглая обслуга подавляла английскую волю к победе.

Я задал Картрайту простой вопрос: "Где деньги, Зин?", имея в виду за наш уголь и часть уставного фонда от Картрайта. И напомнив, что нехорошо обманывать доверчивых "гладунов", это насчет реальных $48,40 и виртуальных $52,00, за которыми фактически стоит $45,00 за минусом более значительной и уже установленной мной объеbаловки на встречных товарах.

Картрайт в ответ козырнул АМРО-банком, куда он положил свою часть уставного капитала в Бритсико, так как русские банки "ненадежны", и дал мне в руки выписку из этого банка, в которой по-английски значилось, что на счету "Бритсико" лежит требуемая сумма. Но я-то уже знал, как именно она должна "лежать", и единственное, что мне было нужно, была бумажка АМРО-банка, которую он мне выдал. Ибо предыдущая бумажка, выданная Аксиленко, была спущена им в Минфин СССР как в унитаз, которую достать оттуда было уже невозможно.

Что касается денег за уголь, то была представлена копия коносамента, из которой следовало, что два сорокафутовых морских контейнера с телевизорами плывут в наш Санкт-Питерсбурх. В них-то потом и оказались шпионские "вложения".

Картрайт выглядел очень самоуверенно, несмотря на то, что телевизоры "Фунаи" (что-то их сегодня не видно в магазинах) плывут к нам с какого-то африканского склада неликвидов по четырехкратной цене. Из чего я понял, что мне надо выше закатывать рукава своей рубахи, тем более что появился новый персонаж. Вот к нему сейчас и перейду.

Как вы помните, переводчицу, заподозренную в выдаче шпионских тайн в постели, Картрайт уволил, не дав ей даже трусики надеть после Герольда, отправленного в отставку на три минуты позже. Новая переводчица Фаловская - яркая женщина с головой на плечах быстро из переводчицы превратилась в начальника картрайтова офиса Бритсико в Москве. Что в свою очередь, дало ей царские полномочия, так что упомянутый бывший друг из МВЭС беглого кагебешника Аксиленко, обозначенный мной как Гусь, был в этом офисе простым клерком, командовавшим сестрой-хозяйкой, поденной переводчицей, и шофером-экспедитором. Их упомянутый ЮНИЭКС с убегом Аксиленко, наверное, тоже дал дуба, или затаился до лучших времен.

Если бы вы видели, как эта царица передавала мне слова Картрайта, сидевшего с ней рядом, это здорово походило на то, как бы императрица Екатерина Великая учила зимнедворцового истопника подкладывать дрова в печку, с верхом презрения, но и без знания тонкостей дела. Поэтому я решил, что и ею мне надо заняться серьезнее.

После обрисованного совещания в гостинице русского европеизма, когда стены и интерьер европейские, а получатели чаевых - половые московского трактира начала 18 века, я, держа в руках подаренную мне Картрайтом бумажку о счете Бритскио, связался по телексу с гибралтарским АМРО-банком. И установил, что кто эту сумму положил туда, тот ее и возьмет, и Бритсико ее получит, если Картрайт пожелает, но не ранее.

Я пошел к Фаловской с предложением, дескать, коли Вы являетесь начальником этого офиса, а офис называется Бритсико, и существует он исключительно на деньги шахты Полосухинская, то извольте сделать так, чтобы счетом в АМРО-банке распоряжалось Бритсико, в том числе и мой директор Гладун. Королева посмотрела на меня презрительнее прежнего и послала учить международное право. Я-то знал, что в этом праве ничего такого не написано, но промолчал, накапливая потенциальную энергию.

Затем продублировал запрос Картрайту в Лондон, уже с упоминанием некоторых пунктиков этого самого права. Картрайт сделал вид, что телекса моего не получал, хотя я его отстукал прямо из его московского офиса в офис лондонский, с автоматическим подтверждением. В общем, получалось, что из 10 млн. долларов к нам, возможно, приплывет в Санкт-Питерсбурх от силы 2 млн., остальные пока в тумане на Альбионе, но, возможно, и в АМРО-банке. Поэтому отгружать уголь в картрайтовы закрома я, на новых своих правах замдиректора, резко прекратил, не уведомив ни Картрайта, ни Фаловскую ни единым словом. Посыпались телетайпограммы, секретарша моя их складывала в папочку безответно, помогая мне накапливать потенциальную энергию.

Разумеется, Картрайта озаботило прекращение манны небесной в виде коксующегося угля марки "Ж" (жирный, заметьте). Зато появилась новая потенция - кинуть нас как фраеров, присвоив 8 млн. из 10-ти, так как 2 миллиона все же приплыли в С-Питерсбурх. Я специально съездил в сей град третьестепенный (до Путина и Собчака) и перенаправил по чугунке в Новокузнецк под таможенными пломбами. Для растаможки у новокузнецких друзей. Но не только для друзей, это давало мне право не заботиться о вполне возможном грабеже, так свойственном советским железным дорогам. Ибо Картрайт отправлял груз не франко-порт, а франко-шахта.

Гораздо хуже дело обстояло у покупателей этого угля от Картрайта, которым он обещал поставки от "всемирно известной" Британо-Сибирской угольной компании на все последующие века новой эры (дело, как вы понимаете, было в конце прошлой эры, точнее в 1992 году). Долгосрочность сильно ослабляет оперативность покупателя, поэтому срыв долгосрочности вызывает удивление, переходящее в злость. О "всемирно известной компании" даже в какой-то английской газете, не очень разбирающейся в кибер-лох-пространстве, было написано. Поэтому мне нужна была тоже газета, желательно, разбирающаяся в кибер-лох-мирах, например, "Файненшнл Таймс". И удивившиеся картрайтовы покупатели были как раз то, что мне надо от газеты.

Я достал нужные адреса и вскоре ко мне в Новокузнецк, на ночь глядя, специально прилетели два человека, включая директора одной из дочерних фирм концерна Митсубиси, превосходно честного японца, фамилию которого я не буду всуе упоминать. Мы всю ночь проговорили, а утром они улетели назад в Лондон. Вскоре появилась статья в "Файненшнл Таймс", в которой Картрайт интеллигентно предупреждался, что если..., то...".

Разумеется, в упомянутом японце взыграла не только природная честность, но и желание стабильно получать долгие годы неплохой уголь с промышленными запасами в полмиллиарда тонн, притом напрямую, без Картрайта. Иначе бы я не получил чуть позднее приглашение посетить Японию от Мицубиси за ее счет.

Конечно, мы с директором полетели, только к этому времени мы состояли уже под крышей мафиози Мисюры, он лично пожелал с нами лететь, и полетел. Японцы его быстро раскусили, тем более что я встретил там моего упомянутого предельно честного японца и мы перекинулись несколькими словами. В общем, сделка не состоялась, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз. А пока - к Картрайту.

На российский взгляд, столь неопределенная критика в "Файненшнл Таймс" без существенных подробностей о механизмах картрайтова лохотрона (в сравнении с российской обнаженкой типа продажи боевого корабля за один доллар нашим потенциальным противникам) не могла играть существенной роли. - В моем государственном подвиге по возврату народных долгов. Но это же все-таки не Россия, а - родина парламентаризма и продолжателя древнееврейского суда по прецедентам.

Поэтому скажу лишь, что, когда я закончил все наши дела с Картрайтом при обоюдном удовлетворении, примерно через год меня нашла по телефону Фаловская и богом просила, чтоб я ей написал бумагу, что Картрайт все грехи свои искупил, а она напечатает ксерокопию моей бумаги в упомянутой "Файненшнл Таймс" с английским переводом. Чтоб та статейка перестала действовать в будущих веках. Ибо Картрайт "уже старый и дела оставил". Кроме того он - "прямой потомок адмирала Нельсона" и ему "горько помирать" без моей бумажки.

На что я ей ответил, что Картрайт родился в 1937 году, а я - в 1936-м и бумагу писать отказался, так как оборзевший "потомок Нельсона" не сам "прозрел", а я его прозреть заставил. Из этого вы должны понять, как мне легко было работать дальше с Картрайтом, почему вернулись деньги в Россию, вернее на шахту Полосухинская, и что значат уважаемые СМИ в России и за ее буграми.

Во-первых, я потребовал у Картрайта прекратить закупки товаров и вернуть живые деньги, правда, не в Россию (тут банки лопались один за другим, едва успев возникнуть), а в заграничные банки, в которых счета иметь не только моей фирме, но и шахте не позволялось родной властью. Зато не возбранялось иметь такие счета русской мафии, под одним из подразделений которой мы состояли, как я только что сказал. И я, по-моему, здраво рассудил, что лучше облагодетельствовать славянскую мафию, нежели романскую.

Во-вторых, товары-то все равно надо было закупать для шахтеров, а не складывать эти деньги в бездонный российский бюджет без какого-либо толку. Так как Россия только что экспроприировала несметные деньги десятков миллионов родных стариков в Сбербанке.

В-третьих, обедневшая при Сталине русская мафия настолько была ошарашена сверхприбылями только что народившегося капитализма, что ей еще в голову не приходило отбирать все, без остатка, как английской мафии Картрайта. Славянская мафия работала за 25-50 процентов. И нам оставалось все-таки больше, так как государство платило шахте за тонну угля 10 рублей, а иностранцы нам платили - 48 долларов. Поэтому даже половина, оставленная нам русской мафией, была примерно в 40 раз больше "справедливой" государственной "цены" (доллар тогда стоил 17 рублей).

В-четвертых, жить всем хочется, особенно таким как я, только-только выбравшимся из 55-летней нищеты, с самого рождения, а мафия кое-что приплачивала таким как я и Гладун. Не за риск, конечно, ибо сама мафия рискует ежечасно, поэтому не понимает, что такое риск. Она платила за удачно скрытый от налоговых инспекции и полиции дефицит торгового баланса, так как надо было показывать в сальдо-бульдах, что мафии мы не платим, все несем на блюдечке государству. На это я был большой дока, так что мафия меня обожала, ей так нравилось быть чище не только президента, но и самого господа бога. За это мафия не только не убивала, но даже и охраняла, примерно, как ныне охраняют Путина.

Конечно, пока не споткнешься, оно ведь и по царям, и по президентам видно, а на предпринимателях - и подавно. Но я эту тему не буду здесь продолжать, так как стоять между Сциллой власти и Харибдой мафии неуютно, а я еще не подошел к той черте, откуда возврат невозможен. Это я насчет несменяемости нашего нынешнего президента. В целом по этому пункту, как мне кажется, я имел прибыль за конкретное дело, а мой начальник Гладун - за безделье, вернее, за чин. Обратите на это внимание.

В-пятых, мафия немного нам приплачивала, а вот КГБ и само Отечество то и дело норовило посадить в тюрьму, то и дело насылая всяких государственных контролеров, которые как бараны смотрели в наши бумаги, а я посмеивался, подсовывая им все новые и новые папки, из которых выходило.., вернее, ничего не выходило криминального. Честное слово, посмеивался, и бывшие мои клерки не дадут мне соврать. Хотя, если бы был государственный заказ, примерно как на Ходорковского, безусловно, посадили бы, да ныне истек срок исковой давности.

В-шестых, примерно раз в неделю или две ко мне в офис приходил куратор из местного КГБ майор Як-ев. Я ему не мог жаловаться на происки мафиози Мисюры, по двум причинам. Это опасно, вдруг майор продаст, но не главное. Главное в том, что майор приходил тоже по двум причинам: а) узнать от меня о жите-бытье Мисюрина Владимира Николаевича с записью в блокнотик, насчет чего я, по уже обозначенной причине, врал как на исповеди; и б) посмотреть, что у меня в офисе плохо лежит или стоит. На этот случай у меня в кабинете всегда стояло две-три коробки с русского завода "Кристалл" или заграничного - с виски, что более ценилось, хотя и было хуже. На полу в уголке обязательно лежало: то литые диски к его "Жигулям", то какой-нибудь "видик" в коробке, ну, и прочее, которое после ухода куратора частично или полностью испарялось. Так что, если меня все-таки "возьмут" сейчас, несмотря на истекший срок давности, я непременно возьму своего куратора в соучастники, в смысле "организованной преступной группировки". Ибо он не мог не знать, что эти штуки на мою официальную зарплату дарить первым встречным невозможно.

В-седьмых, надо возвращаться к Картрайту, ведь речь у меня о Британо-Сибирской угольной компании, а не о мафии, о мафии и, например, о Юкосе у меня будет другая горсточка мемуаров.

Итак, после "Файненшнл Таимс" я собрал следующее совещание Бритсико, теперь уж в офисе г-жи Фаловской, с приглашением самого Картрайта из Лондона, чтоб обедать в чудесном ресторане "Комплекса микрохирургии глаза" за счет председателя контрольного совета Бритсико, или как он у них там назывался, ибо он терпеть не мог русских щей и жареной свинины с "Чистогорского" (офиц.) свинокомплекса, где свиней откармливали тихоокеанской мерзлой рыбой, и которыми мы его закормили в Новокузнецке.

Переводчица у меня была своя, доморощенная, чтоб не только не отвлекать богиню Фаловскую, но и поставить ее в позу ответчика. Я зачитал заранее приготовленные требования к поникшему председателю, мы их обсудили, причем Картрайт почти со всем соглашался, а богиня пыталась гонорить, пока я ей не пообещал завтра же просмотреть растаможки на битком набитый чисто английскими прибамбасами ее офис, каковых в розничной российской торговле за рубли, отродясь не бывало.

Это здорово подействовало, и не прошло трех часов, как нужный мне официальный протокол между Бритсико и Полосухинской был подписан. Из протокола выходило, что все, что может, Картрайт отдаст, включая очень понравившееся Гладуну оборудование указанного офиса в погашение долгов. И включая аглицкий лимузин с правым рулем, который Гладун примерно через месяц даром отдал заезжему в Новокузнецк купцу из Геленджика за обещание курортных путевок когда-нибудь в будущем, когда Гладун ему даст еще денег на постройку этого самого курорта прямо посередь виноградарского совхоза на берегу Черного, пречерного моря.

Сам Гладун на этом совещании не вымолвил ни слова, а когда я, закончив основное дело и исстрадавшийся без курева (кроме меня в этой компании никто не курил), вышел покурить три сигареты кряду, он последовал за мной. Как хвостик за нами последовала наша доморощенная, поэтому, если вы ее найдете, она вам подтвердит, что было дальше. - Вдруг Гладун скривил лицо и ни с того, ни с сего заплакал как ребенок, с всхлипываниями, соплями и градом слез на щеках. Хорошо, что продолжалось это недолго, примерно с минуту, а не как у капризного ребенка - полчаса. Наша доморощенная превратилась в столб, а я его приобнял за плечи и ласково так уговорил прекратить, так как победа за нами.

Собственно и я растерялся, зря я накатил на доморощенную, ибо Гладун плакал слезами победы, а я это видел еще в 1945 году (когда Гладуна еще только сделали), тогда плакали тоже в массовом порядке, примерно полдеревни за раз.

Впрочем, взрывной характер истерики Гладуна одними слезами победы не объяснишь. Тут нужен комплексный подход. Во-первых, сюда примешались слезы об окончательном блокировании золотой "Эмерикен Экспресс". Во-вторых, несостоявшаяся свадьба прыщавого отпрыска (я его видел в Москве) Картрайта с прехорошенькой гладуновой дочкой. В-третьих, выброшенные на ветер деньги на спецпрепода, каковой дорого, методом "погружения" усиленно, ко дню свадьбы, насильственно учил ее общаться со своим, Гладуном присуженным ей, потомком адмирала Нельсона на его родном языке. Хотя, я думаю, Картрайт об этом не догадывался. А если догадывался, то хитро, втемную использовал. Другие пункты я так и не установил.

Я, конечно, несу ответственность перед безвинной гладуновой дочкой, но меня оправдывает то обстоятельство, что к этому дню она, безусловно, носит другую фамилию, естественно, не Картрайт.

Картрайт в тот же вечер улетел в Лондон, повеселевший Гладун - в Новокузнецк, а я наутро явился добивать королеву Фаловскую. С дальним прицелом. Мне надо было, чтоб она беспрекословно впредь обязалась подписывать мне все бумажки и ставить блямбу "Бритсико - Britsico", которые мне потребуются. Чтоб скрыть от любопытных советских властей дефицит торгового баланса в торговле с Картрайтом. Ибо смешно думать что шиковавший на иностранные денежки Полосухинской Картрайт смог бы их все вернуть. Мне надо было прикрыть то, что с возу упало и пропало, чтоб Кобыле было легче.

Во-первых, я лично пересчитал все английские уникальные как полотна Рембрандта прибамбасы в этом чертовом логове, заставил написать реестр и передать его мне за подписью и обязательством хранить как зеницу ока до момента конфискации специально присланными мной гонцами с шахты.

Во-вторых, указывая то на один, то на другой уникум типа кухни, сверкающей всеми известными металлами и породами дерева и умевшей автоматом варить все, я вопрошал: "Покажи-ка, Богиня, растаможку". В каждой представленной растаможке кроме кухни, разумеется, был перечень вещей, который в офисе вообще отсутствовал. Например, английские ружья королевского статуса. Я эти дополнительные штучки заносил в другой специальный список, напоминая Богине, которая от волнения просто слепила своей красотой, особенно голубыми глазами в половинку суповой тарелки на фоне темных волос, что милиция и прокуратура тут недалеко, вмиг прискачут, чтоб "зафиксировать Вас" (В, Высоцкий). Естественно, я положил козырные растаможки в свой карман, они у меня поныне где-то валяются на даче.

В-третьих, я позвонил своему московскому шефу мафии Мисюре, чтобы он прислал мне круглосуточно сменяемых братков международного типа для охраны переходящего в наше с ним ведомство имущества. Братки прибыли, а я поехал выпивать от усталости с моими настоящими друзьями, учеными-горняками ИГД им. А.А Скочинского. С ними приятно выпивать в сравнении с Мисюрой, который стеснялся писать в моем присутствии русскими буквами, так как держит в своей голове московскую телефонную книгу.

Наутро охрану пришлось снять, так как охранники уничтожили за ночь годовой запас выпивки в офисе. Мисюре я об этом не сказал, он был строг насчет этикета. Притом Богиня уже была запугана в должной мере. Да и депешу я получил, что приемщики вылетели в Москву.

Теперь о дальнейшем сотрудничестве с Богиней, когда все оговоренные в упомянутом протоколе денежные переводы от Картрайта пришли.

Шахтовая главная бухгалтерша находит дыру в своем балансе между ценами отправленного Картрайту угля и полученным от него товарами, а таких дыр, сами понимаете, при такой "торговле" было множество, а открывались они в самый неподходящий момент, например, при очередной ревизии какой-нибудь из многочисленных государственных контор.

Бухгалтерша прибегала ко мне, чтобы я "что-нибудь сделал", сопровождаемая звонком лично от Гладуна. Я садился за клавиатуру и печатал от имени Фаловской или Картрайта: "Дорогой Игорь Гладун! В связи с дырявыми советскими вагонами, часть угля высыпалась на железнодорожное полотно по пути в порт Южный и на судно "Святая Мария" вместо 10 тыс. длинных тонн было погружено (тут я обращался к калькулятору и пересчитывал денежную дырку в тонны) 9821 тонна. Убедительно прошу согласовать соответственно общую стоимость данного коносамента в размере... (лень считать). - Морис Картрайт".

Или: "В связи с тем, что подул сильный ветер в порту "Южный" (ураган) и нанес с соседнего украинского штабеля угля на наш штабель высокосернистой пыли. В результате чего в порту Бургас при разгрузке корабля независимые эксперты констатировали превышение по сере на 0,2 процента, что соответствует 1,89 процента снижению договорной цены контракта по коносаменту... на ... тонн (опять лень считать). Прошу согласовать..."

Я сваливал беды на пьяных бульдозеристов в портах, разубоживших наш хороший уголь плохим углем с соседнего штабеля, на проливные тропические дожди, смывшие уголь в Черное море или Тихий океан и так далее и тому подобное. Не буду же я здесь открывать все свои тайны, вдруг пригодятся на продажу. А вам и без того понятно, что причины беспредельны, так как одно только качество угля, не говоря о его количестве, оговаривается кучей цифр. И везде - "прошу согласовать", так как не согласовать невозможно, это ведь - "факты".

Главное, помните, у меня есть десятки способов противостоять таким вот лохотронам, если они появляются в натуре, но ведь в данном-то случае это было нужно Отечеству, чтобы оно не волновалось по пустякам.

Набросав такой текст, я отправлял его Фаловской по телексу, она его превращала в бумажку с подписью и печатью и направляла взатпятки. Я приносил эту бумажку Гладуну, он ставил на ней "Разрешить", "Согласовать" и свою закорючку, не забывая дату задним числом, тщательно подобранным бухгалтершей. Бумажка подшивалась в соответствующую папочку, или вручалась контролеру, когда ему не терпелось. Предполагалось, что бумажки эти составлены в двух аутентичных экземплярах, одна Картрайту, другая - для будущих веков. Хотя все это и сжигается через государством положенный срок, кажется, через четыре года.

Кстати, вы не сильно сердитесь на меня за размазывание подробностей? Не сердитесь, я этим вам доказываю, насколько неэффективен государственный контроль, сколь много надо иметь дармоедов, ничего не производящих, как вы плохо из-за этого живете. Но особливо вам надо помнить об армии, ибо такие вот капли в ней превращаются в океан.

Разумеется, Картрайту и Примадонне все это тоже нравилось, так как постепенно как бы снимало с них ответственность за воровство, хотя я ни разу не отправил им назад бумажки с подписью Гладуна "разрешить". Чтоб они не складывали в свои уже папочки на предмет подачи иска к "Файненшнл Таймс" с требованием опровержения "опорочивания незапятнанной репутации". И выше упомянутое обращение Фаловской ко мне с нижайшей просьбой простить "престарелого" Картрайта в письменном виде тому яркое подтверждение.

Картрайт же с последнего нашего совещания вообще притворился мертвым, я общался только с Фаловской, съехавшей с фешенебельной Федоровской квартиры. Мы встречались с ней по нужде на Савеловском вокзале по спецзвонку.

Картрайт же обязательства по вышеупомянутому протоколу выполнял, наверное, с того света. Хотя Земля Кузнецкая полнилась слухами о новых его инициативах, совершенно мелких по сравнению с описанной.

Потом след его простыл.

   24.08.07.