Невозможно придумать гимн рабству

 

Когда Тр-р-о-екуров у Пушкина р-р-рокотал  «Гр-р-ром победы р-р-раздавайся…», мы, школьники ясно представляли себе бравого, все еще крепкого и изрядно самодуристого генерал-аншефа. Притом без всякого кино, чисто из приведенного текста. Валентина Ивановна Пименова – учитель русской литературы не только заставляла расставлять ударения в строке, чтоб определить ямб это или хорей, анапест или амфибрахий, то есть чисто «инженерные» знания стихосложения. Но и самым подробным образом растолковывала нам, что великие поэты, причем совершенно бессознательно, выбирают из сотен тысяч такие слова, которые сами по себе выстраивают наше настроение, углубляют наши эмоции именно в том направлении, какое требуется для более прочувствованного понимания того, что хотел сказать поэт. В этом и заключается гениальность.    

«Надеждой сладостной младенчески дыша…», - пишет поэт, употребляя слова с нежными, без грохота и рычания  звуками, и мы ясно чувствуем, не умом, а сердцем всю прелесть молодой барышни. Или другой уже поэт почти в том же музыкальном ключе сообщает нам: «Тучки небесные, вечные странники…». И в нас возникает нежная задумчивость.

Но вот поэту вздумалось показать нам внезапное нарастание событий, со столь же быстрым  устрашающим финалом. И он этого добивается от нас не только смысловым значением примененных слов, но и их музыкой:  

«Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца:

«Тятя! Тятя! Наши сети

Притащили мертвеца…»

 

Из дюжины слов поэт нарисовал огромную картину, для описания которой в прозе понадобилась бы целая страница. Слова у него короткие, приглушенные, быстрые как бег испуганных ребятишек, и более звонкий, устрашающий акцент: «п-р-р-итащили мер-р-твец-ц-а».

Или вот поэту потребовалось передать грандиозность, грозным эхом разносящуюся по горам. И опять рычащие слова:

                                «… у   к-р-рая  ст-р-р-емнины;

О-р-р-ел, с отдаленной поднявшись ве-р-р-шины,

Па-р-р-ит неподвижно со мной на-р-р-авне».

 

А вот  «В пустыне чахлой и скупой…» – совсем другое дело: глухо, хрипяще, шипяще, сухо. Даже пить хочется. А когда читаешь «Дробись, дробись волна ночная…», то так и видишь в ночной тишине мириады светящихся «осколков» волны. Или музыкальное противопоставление:

«Гондола по воде скользит,

А время по любви летит…»

Две коротенькие строчки, а сколько информации. Целых два рассказа!

 

«Рыбки уснули в пруду,

Пчелки заснули в саду,

Мышка за печкою спит.

Кто-то вздохнул за стеной.

Что нам за дело, родной,

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни...»

Нежность, приглушенность звуков практически всех использованных поэтом слов – феноменальная.

Я рассмотрел музыку гениальных стихов, но есть еще и значимость слов. Слова должны выражать не только музыку настроения стиха, но и как можно более точно передавать смысл, фабулу произведения. Здесь невозможно, как делают плохие нынешние авторы песен, заполнять, за неимением чего сказать, смысловой ряд какими-либо взвизгиваниями, «тра-та-та», «тра-ля-ля» и «гы-гы-гы». Обратите внимание сами, чтобы я все это не расписывал подробно. А вот у великих поэтов нет ни одного лишнего слова, слова подобраны совершенно точно по смыслу, то есть они передают именно то, что и должны обозначать без дальнейших, расширительно-объяснительных толкований сказанных слов. По типу: «Мы консолидировались (все договорились) на паритетных (равноправных) началах, исходя из превентивных (предупредительных) концепций (соображений)». Многие ведь любят так говорить и писать, считая слушателей и читателей за дураков. В современных стихах же эта мода пояснений в скобках еще не сформировалась. Тут можно встретить такие слова, каковых ни в одном толковом словаре не найдешь. Только – на базаре или в тюрьме.

Вообще говоря, гимн – это должна быть не баллада, не ода, и тем более не «частная» лирика, если она не отражает чувства людей данной страны в полном их составе. А вот такая лирика, которая именно отражает чувства и переживания всей страны – это и есть ее гимн. Пусть попробует мне кто-нибудь доказать, что я не прав. То есть, гимн – это все-таки лирика. Хотя мы и испортили это слово производным от нее словом «лирический», понимая его по-идиотски: лирический, дескать, это не серьезно, а гимн должен быть серьезным. Я с этим готов поспорить.

Не знаю, какую главную песню поют россияне ныне на пьянках-гулянках, давно на них не был. Но, когда бывал, а это не так уж давно и происходило, то не знал ни одного случая, чтобы расслабившийся от водки народ, не выразил своих чувств и переживаний в форме русской народной песни «…Шумел камыш.  Деревья гнулись, а ночка темная была».

Покупные идиоты-фельетонисты, не замечая всей глубины при лаконичности приведенной строчки, чуть ли не ежедневно связывали пьянку и эту строку. Не делая из этого никакого другого вывода, кроме как, где пьянка – там «шумел камыш…»

Народ четко понимает и связывает воедино поэзию, музыкальность и образность. Он никогда не будет хором петь, например, то, что сегодня поют с эстрады. Притом заметьте, почти ни один состав пьянки-гулянки ни на селе, ни в городе не знает эту песню целиком, а поет лишь приведенную строчку, иногда чуток продолжив: «одна возлюбленная пара всю ночь гуляла, до утра». Все, дальше эта песня никогда не поется. Она просто начинается с начала. Вновь и вновь, пока чувства и переживания не выльются полностью. Или водка закончится.

Рассмотрим эти две строчки, особенно – первую. Я считаю, что Пушкин в душе очень завидовал этой строчке. Даже этому гению она не по плечу. Краткость, образность, выразительность, внутренняя сила, последовательность и взаимоувязанность. И это – вся жизнь русского народа всего в семи словах. Не многие слышали, как шумит камыш, но все представляют, что это миллионы довольно жестких, длинных травинок, беспорядочно сталкивающихся под напором ветра между собой. В самых разнообразных комбинациях и действиях. И без ветра, который  «клонит» в разные стороны и друг на друга эти жесткие и упругие травинки, камыш шуметь не будет. Вот что обозначает это предложение из двух слов.     

«Деревья гнулись» имеет пояснительный смысл к «шумел камыш». Камыш жесток и упруг, но и ветер настолько силен, что даже деревья гнутся. Камышу и подавно не устоять. Он под постоянным этим гнетом. То есть, драться можно, но победа бесперспективна: «ночка темная была». И эта всеохватная темная ночка, не ночь, а именно ночка, над которой народ как бы немного посмеивается, не боится ее, все же неизбежна и неизбывна. Так было, и так будет, но народу – плевать.

И дальше идет подтверждение: «одна возлюбленная пара всю ночь гуляла, до утра». Времена при создании этой песни были в нравственном смысле жесткие. «Гулять» можно было только в супружестве, но никак не просто «возлюбленной паре». И не только «всю ночь гуляла», но именно уточнение «до утра» с поэтической яркостью и скрытой, невыразимой силой показывает стойкость народного «я». И даже ухарский пыл. Но и одна возлюбленная пара не зря уточнена. Остальные возлюбленные пары просто шумят камышом. Но они так завидуют этой одной паре, она им очень нравится, ей так охота подражать, но… «шумел камыш».

После всего вынужденно мной изложенного (народ это понимает без «переводчика», иначе бы не пел без устали) я утверждаю очень серьезно, что народным гимном рабов России является песня «Шумел камыш…», ибо именно она выражает почти все его чувства, мысли и переживания.

Но у властей, то есть фактических рабовладельцев – другой гимн, официальный, утвержденный и под страхом уголовного наказания внедряемый в сознание народа. Притом совершенно бесполезно. Практически никто в стране не знал полностью ни царского, ни старого советского гимна, ни, тем более, нового не знает. А две приведенные мной строчки своего, народного гимна, все – знают. И поют, как только настает минута расслабления. Нет, не торжественности, а именно расслабления. Вот сказал, а теперь придется объяснять.

Когда народ поет? Хором или в одиночку. В одиночку людям становится хорошо совершенно в разное время. Поэтому в одиночку они и поют в самое разное время. Хору становится хорошо в зависимости от силы объединяющих их эмоции «вливаний». Тогда они поют хором выпимши. Но это же не торжественные случаи. Торжественные случаи у народа бывают в ЗАГСе, в церкви, наконец, на похоронах. Но там ведь не поют хором, если вы, конечно, не служите певчим в церкви. И на демонстрациях не поют, пока не выпьют.

А вот на собраниях, совещаниях и прочих официальных торжественных случаях – гимн поют в трезвом виде, но, естественно, из-под палки. Спросите себя сами, чтоб я долго не доказывал это.  Поэтому петь гимн в торжественных случаях – лицемерие, и даже – как бы наказание, а в расслабленном состоянии, притом не официальный, а свой гимн – зов совокупной народной души. И эти вещи надо бы различать, несмотря на всю пропаганду и делание вида, что пропаганда проникла в твою подкорку.

Когда у нас был царь, народным гимном являлся все тот же «Шумел камыш…», а официальным – «Боже, царя храни! Славный, державный…»  Я считаю, что этих слов достаточно для анализа.

«Боже, сохрани; Господи, помилуй; Господи, прости; помоги, Господи» в отношении самих себя мы говорим довольно часто. Чуть реже – о ближних, то есть, о родне и друзьях. И никто, никогда, находясь у себя дома под одеялом, а не на трибуне, перед телекамерой или в аналогичной обстановке, не попросит Господа не только о царе или президенте, но даже и о соседе по лестничной площадке. За самым редким исключением, что подтверждает правило. Тогда, почему мы лицемерим на людях? Потому, что нас так долго заставляли, что мы не только смирились с этим некрасивым чувством, но даже посчитали это противоестественное чувство своим «долгом». Как «долг» быть готовым умереть на войне, что еще более противоестественно.

Перейдем к «славному». Если вы думаете, что славный царь имеет нынешний смысл «славного парня», то – ошибаетесь. Все-таки царь был у нас чуть ли не 100 лет назад, призабыли. 100 лет назад это слово обозначало «исключительно прославленный», «всему миру известный чем-то совершенно исключительным, героическим или интеллектуальным». Это было примерно то же самое, что с десяток лет назад на заборах было красивыми буквами написано «Слава КПСС!» Само собой разумеется, что в действительности никакой позитивной «славой» ни царь, ни КПСС не обладали в глазах своего народа, а тем более, – заграничного. Негативной славой же – обладали, но об этом нельзя было говорить вслух. Помните у Лермонтова: «Известной подлостью прославленных отцов!», за что он и был выслан и убит на Кавказе. Но, ведь все всем известно, как тогда, так и сегодня.  И если вы читаете это в гимне, написанном кем-то другим, то вам становится не совсем удобно, а если поете у себя под подушкой, то – нестерпимо стыдно. И вы вообще не будете петь в одиночестве. А вот «за компанию и жид удавился», то есть гораздо легче, но, опять же – из-под палки. Недаром у нас принят или скоро будет принят уголовный закон «об охране» всяких там «символов». Это же форменное уголовное преследование того, что не должно быть ни под каким видом уголовно преследуемо.

Рассмотрим прилагательное «державный», хотя это фактически имя существительное. Ибо оно должно отвечать на вопрос «какой?», а отвечает на вопрос «кто он?» - державный, то есть держащий в руках державу. Примерно как существительное из прилагательного - «ротный», командующий ротой. Держава, вообще говоря, это то, что держишь, не отпускаешь, то есть. Как собаку на цепи. И первоначально это было просто имущество, то что имеешь, и никому не хочешь отдавать, держишь при себе как Иван Калита свою знаменитую кожаную сумку с деньгами. Потом это распространилось на людей, сперва соратников, которых по бандитским правилам можно было наказывать своей рукой. Но аппетит, как говорится, приходит во время еды, и бандиты стали «держать» весь свой народ, примерно как табун  лошадей.

Потом стало немного стыдно, ведь правосознание человека все-таки проглянуло. Поэтому держава стала именоваться русской землей, а народ прилагался к ней как само собой разумеющееся приложение, как трава или тот же камыш. Наподобие частного сенокоса. Мало того, и «русская земля» стала как бы приложением к старинного вида глобусу, формально обозначившим землю вообще. Притом заметьте, стремление отхватить побольше кусок земли вылилось не во что иное, как именно в глобус. Посмотрите сами на двуглавого орла, что он «держит» в одной из своих лап, я уже позабыл, в какой именно? И хотя эта штука называется державой, но это именно глобус. И получилось совсем «хитро», хотя и довольно глупо: царь держит на своей шапке орла, орел держит державу. Видите ли, царь тут вроде бы ни при чем, это просто «символ». А за «поругание» символа – тюрьма.

Прошу заметить также, что в другой лапе орел «держит» палку, именуемую несколько наивно посохом, в просторечии – костылем, как будто все цари – сплошные инвалиды. Лучше нарисовали бы просто плеть, но нельзя – «поймут неправильно». Особенно за границей. Но «шило в мешке не утаишь», высунется. И царь Иван Грозный действительно ухайдокал своего непослушного сына именно этой палкой. Потом от палки еще дальше отошли, назвав ее иностранным словом жезл, чтоб оно не слишком напоминало простую палку.  Но, когда жезлы начали применять на паровозах в качестве путевки или эстафетной палочки, жезл в лапах орла назвали скипетром. И он в глазах народа насильственно трансформировался из «палки принуждения» в «символ царской власти». За «надругание» над которым – тоже тюрьма.

Если вы не знаете действительного значения слов «славный» и «державный», то вы будете выкрикивать их чисто автоматически, как, например, «аллилуйя» в церкви. Не задавая себе вопроса: почему я пою эти слова? Дескать, все поют, и я пою. То есть, с Петра мы восхваляли хором поползновения наших царей завоевать весь земной шар и удерживать «державу» в своих руках с помощью палки-скипетра. А как же их петь, если вы знаете, что по сути они обозначают? Поэтому, когда коммунисты пришли к власти, они быстренько все это нам объяснили и растолковали. Чтобы нам стыдно было петь царский гимн.

Но придумали для нас еще больший идиотизм: «Весь мир насилья мы разрушим. Кто был ничем, тот станет – всем…»  Коммунисты вообще всегда и по любому поводу врали и поступали алогично.  Обещали землю всем, не дали никому. Обещали равноправие, получился тоталитаризм. И даже так называемый «демократический централизм» – ярчайшее противоречие. В рассматриваемом гимне-«Интернационале» – то же самое. Мир насилья стоит на силе. Но и разрушается он силой. Спрашивается: чем вторая сила лучше первой силы? Но, не только в этом дело. «Кто был ничем, тот станет – всем» прямо так и говорит, только в «изысканной, поэтической» форме, что бедные у богатых все отнимут и поделят. Но это же психология собаки-Шарикова! И ведь совершенно очевидно, что собаки передерутся из-за куска мяса.

Не знаю, из-за этого, или по другой причине, скорее по другой, этот гимн отменили. Мировая революция, о которой пелось в отмененном гимне, не вытанцовывалась. Эти слова оставили только записным коммунистам, ибо у них идеология была такая – экспорт своей любимой революции, чтоб отобрать и поделить, причем делить будут они сами, не забывая себя. В Центральную Европу, Латинскую Америку, Африку, далее – везде.

Новый гимн поэта Сергея Михалкова «Союз нерушимый, республик свободных, сплотила на веки Великая Русь. Да здравствует, созданный волей народов единый, могучий Советский Союз» – вот весь его главный смысл. Хотя я слово «поэт» и не взял в кавычки, поэзией в приведенных словах даже не пахнет. Я недаром начал эту статью с настоящей поэзии. Теперь мне легче будет обращать ваше внимание на явную ерунду.

Во-первых, многословие и что у школьных учителей называется «масло масляное». Союз «нерушимый» и сплотила «на веки» – это явная тавтология, которую не должен себе позволять даже самый плохой поэт. Ибо «нерушимое» и является «на веки». Мало того, к этой тавтологии прибавляется еще одна: «единый» Советский Союз. Ибо «союз республик» не может быть не «единым», он для того и создан, чтобы быть чем-то целым. Ненужные слова нагромождаются друг на друга ради одной только рифмы, а больше – для беспричинного звона. Это вам не «шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была». Где ни убавить, ни прибавить, а слова все до единого – многозначны, вызывают бесконечные, расширительные ассоциации в человеческом мозгу.

Во-вторых, пустозвонность. Ну, вот, например «сплотила Великая Русь». Если принять ее за гиперболическое живое вещество типа большого муравейника,  то, как этот муравейник сплотил вокруг себя остальные, меленькие муравейники? Воображение не работает. Хотя в прямом смысле слово «сплотить» означает связать лыковыми веревками или ивовыми прутьями кучу бревен на воде в плот. Значит, Великая Русь выступает в образе плотогона. Опять ассоциативное воображение на расширение понятия не работает. Сплотил плотогон бревна, и – все дела. Никак не увидишь из приведенных слов, что плот будет преодолевать бури и перекаты, развязываться, плотогон, весь мокрый и замерзший, героически будет его связывать. Притом неоднократно. Настоящий поэт от Бога все это расписал бы гораздо меньшим количеством слов, но мы-то увидели бы в них грандиозную картину борьбы плотогона со стихией. А «да здравствует»? Это же магия и мистика. Она никак не идет в строку циникам, каковыми являются коммунисты. Притом, уже сказано, что Союз – вечный и никогда не рушимый, так что он должен автоматически здравствовать, без всяких заклинаний.

В третьих, немузыкальность стиха. Музыка слов должна подтверждать главную мысль. Почему, спрашивается, союз нерушимый «шипит»? не змея ведь все-таки.  Сплотка тоже слово какое-то глухонемое. Поэтому гремяще-звенящие слова рядом с шипяще-ворчащими на слух воспринимаются как диссонанс, который, в свою очередь, разрушает «волю народа», «единый, могучий» и «республики свободные». 

В четвертых, лживость слов. Ну, какие могут быть «республики свободные», когда вся история то и дело говорит о «взятии Казани», «покорении Сибири», «усмирении Кавказа», «присоединении» всех остальных. О какой «воле народов» можно писать, когда с трех четвертей страны «брали ясак», ничего не давая взамен. Когда эти самые народы, не имевших генетического аппарата против водки, спаивали, и именно на этом основывалась «торговля». Сперва напоят, а потом за бесценок «покупают». Я уже не говорю о  лживых эпитетах типа «нерушимый» и «могучий», каковой  развалился как гнилой сарай, каковой чуть ли не все свои народы «выслал в места не столь отдаленные». Не может победить Чечню. Половину какового захватил Гитлер за два месяца. Неоднократно побивала Япония.

Совокупляя все выше сказанное, рассматриваемый гимн не может вызывать лирические чувства, не может пробуждать в большинстве народа положительные переживания, придавать ему бодрости. Это чуждая народу песня, как и «Интернационал». И никакой дурак никогда не будет ее напевать вполголоса, помешивая суп в кастрюльке, или бреясь поутру. Зато, попусту звенящие слова, очень нравятся правителям. И пробуждают они в них не лирические чувства, а чувства вседозволенности к рабам. Дескать, вот мы какие, как мы их захомутали! И петь будут! Пусть не дома, крутя швейную машинку, но на демонстрации – точно! Заставим!

Очередь дошла до сегодняшнего нашего гимна, все того же Михалкова. Больше «поэтов» в России нет. Вот он:

Россия – священная наша держава,

Россия – любимая наша страна.

Могучая воля, великая слава –

Твое достояние на все времена!

Славься, Отечество наше свободное,

Братских народов союз вековой,

Предками данная мудрость народная!

Славься, страна! Мы гордимся тобой!

От южных морей до полярного края

Раскинулись наши леса и поля.

Одна ты на свете! Одна ты такая –

Хранимая Богом родная земля!

Славься, Отечество…

Широкий простор  для мечты и для жизни

Грядущие нам открывают года.

Нам силу дает наша верность Отчизне.

Так было, так есть и так будет всегда!

Славься, Отечество…

 

Если вы ожидаете от меня анализа, такого, который я сделал выше по прежним «редакциям», то я его  делать не буду. Я вам не «кольцевая» магнитная пленка наподобие автобусной или трамвайной, которая, дойдя до конца, начинает сначала. И, кроме того, я очень боюсь нарушить закон по охране «символов». Так что прочитайте еще раз, сначала. Если, конечно, хотите узнать мое мнение и о настоящем, действующем и принудительном нашем гимне «для народа». 

Закончить я намерен тем же, с чего начал. То есть, именно по такой же причине никто не поет у себя на кухне, в ванной или под одеялом: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Ну, что же нашим властям делать с нами? Не проникают их гимны в наши души, да и только. Я думаю, что это сделать невозможно. Где вы видели, хоть даже и в «Древнем Риме», которого не было, чтоб рабы хором и без палки распевали песню о «прелестях» своего рабства?

 

                                                                                                    21.04.03.

 

Перечитав, решил добавить еще несколько абзацев, каковые напрашиваются сами. Об историчности, ремесле и рукомесле, а также о наследственности.

Историчность состоит в том, что наши правители – до ужаса неинтеллектуальны. Во все времена. Петр I, своровав интеллектуальную собственность в Голландии (трехцветный флаг), ибо перестановка цветов не является интеллектуальным достижением, доказал свою интеллектуальную немощность, она у него оказалась на уровне, так сказать, обезьяны. Наши нынешние правители, возобновив ворованное, показали еще большую интеллектуально-эстетическую немощность. Ибо им-то исторический приоритет был доподлинно известен. Но и это еще не все, как говорят в рекламе.

Представьте, и герб наш двуглавый – тоже полностью ворованный. Двуглавый орел был гербом города Византий (Царь-град, Константинополь), который историки выдают нам за империю Византию (подробности – в других моих работах). И двуглавый орел им понадобился потому, что они держали всемирную таможню на Босфоре, перебросив через него железную цепь. Причем второй конец ее был намотан на ворот за тройными стенами Византия. Именно здесь было самое «узкое» место между Востоком и Западом. И двуглавый орел был не только уместен, но и высоко интеллектуален. И даже будущая нынешняя Турция не стала этого двуглавого орла менять довольно продолжительное время, вплоть до первого нашего Петра.  Она заменила свой герб только тогда, когда он стал неуместен: слишком большие пространства Турция завоевала: от Алжира до Курдистана. А двуглавый орел достался Албании, что тоже отвечало близости ее к пути на Босфор. Вот тогда-то наши правители и подобрали двуглавого орла как выброшенную портянку с нехорошим запахом. Притом, нам этот герб точно так же «соответствовал» как и Турции в период ее максимального землевладения на том же самом меридиане, когда она отказалась от своего герба. 

Куда уж нашим правителям придумать не только национальную идею, но даже и приличный гимн?

Старинное слово рукомесло – это совсем не ремесло, это не синоним ремеслу, как может сходу показаться. Рукомесло – это просто занятие бездумной работой руками, чаще всего принудительной или в силу необходимости. Например, на сборочном конвейере, когда 8 часов подряд закручивают одну и ту же гайку к движущимся без конца машинам  – работа недостойная.  А ремесло – это работа руками в сочетании с работой головой, причем голова преобладает, например, ремесло Фаберже. Но, и среди сапожников, поваров и так далее есть свои Фаберже. И эти Фаберже ничем не отличаются от поэтов. Те тоже свою работу головой оформляют затем на бумаге гусиным пером, руками. И об обоих говорят – искра Божия и называют всех действительных ремесленников поэтами своего дела.

И еще одна тут разница. О принудительном труде я не говорю, против лома, как говорится, нет приема. Но вот о необходимости сказать надо. Необходимость может проистекать от дурости. Недаром на Руси говорят, заставь дурака богу молиться, он весь лоб расшибет. Поэтому сложнее закручивания одной и той же гайки дураку ничего поручать нельзя.

Я потому стараюсь показать разницу между ремеслом и рукомеслом, что иной недотепа хочет прыгнуть, как говорится, выше х.. ., тогда его рукомесло – от подлости. Он же отлично знает, что никакой он не поэт, ни изжарить курицу, ни тачать сапоги как настоящий ремесленник он не может. Тем более писать стихи. Именно поэтому все как один наши гимны написаны не ремеслом, а – рукомеслом. И я настаиваю, что совершенно напрасно в газетах ремесленников оскорбляют, сравнивая некоторых «поэтов» с «ремесленниками», чего делать нельзя. Возьмем Михалкова-старшего. Ему бы гайки на конвейере закручивать, а он всю жизнь гимны «великодержавные» пишет. О наших правителях я не говорю, они просто не в состоянии понять разницу, вы же сами видите, как они ставят штамп ОТК на эти гимны, и не только выполняют функцию ОТК, но и законом эти «творения» защищают от наших похабных насмешек.

О сыне Андроне я могу сказать только хорошее, я готов смотреть фильм про курочку Рябу чаще, чем «С легким паром» под Новый год, почти бесконечно. Точно так же как и весь советский народ. Это я перешел к наследственности и генной трансформации. Если тут, конечно, не замешан сосед.

Сын Никита – точная копия папаши. Абсолютно во всем. Только один своим рукомеслом добровольно, не принудительно, сделал поэтику, а второй – кинематограф. Первый тщетно пускался во все тяжкие, чтобы получить какую-то престижную премию за свое поэтическое рукомесло, второй – добился таки своего в своем рукомесле. Его, видите ли, «цирюльника смотрят в Америке».  Во-первых, на эти «смотрины» Никита потратил уйму денег налогоплательщиков, наших с вами денег, по копейке собранных, чтоб другие режиссеры с голоду не подохли. Во-вторых, «цирюльник» – на современное российское киноискусство похож также как ярмарочный лубок – на работы знаменитых «передвижников».  Как базарный «ковер с лебедями», по трафарету намалеванный масляной краской на простыне, похож на музыку  «Могучей кучки». Мало того, эта «простая русская душа» заставила средства массовой информации (не ему одному известным способом) отождествить эти вилки и бутылки, этот х.. и палец.

Это я все к тому, что не «всегда яблоко от яблони недалеко падает», вернее, – о генной трансформации.

 

                                                                                                                  13.08.03.     

Раз уж Вы попали на эту страничку, то неплохо бы побывать и здесь:

[ Гл. страница сайта ] [ Логическая история цивилизации на Земле ]