«Дело» моего отца

 

Мне не было и пяти лет, когда наша семья в мае 1941 года провожала отца из Новосибирска в Алтайский край, в Кулундинские степи на поиски нефти.

Очень отчетливо помню этот и предыдущий день 61 год назад, словно это было вчера. К нам на квартиру завезли несколько рюкзаков с разным геологическим снаряжением и крупами. Из этих рюкзаков мое внимание привлек один, с гречневой крупой. Я то и дело залазил рукой в неплотно завязанный рюкзак, вынимал оттуда по горсти гречки и отправлял ее в рот. Сырая крупа казалась мне необыкновенно вкусной. Это не от голода, семья у нас была вполне благополучной по тем временам. Просто мне очень хотелось этой крупы, это было как наваждение. Я засовывал ручонку в рюкзак, но полный кулак крупы достать не мог, так как она не пролазила в маленькое отверстие, приходилось довольствоваться маленькими порциями. И я жевал и жевал эту крупу, пока кто-то из старших не заметил мои проделки и не попытался воспрепятствовать: животик заболит. Но я до самого сна не мог остановиться, и уже крадучись, продолжал свое дело. Утром отец должен был уезжать. (Неплохо бы вам прочитать мою статью «БОГ»).

Наутро, очень рано, чуть рассвело, мне не дали доспать, разбудили, к дому подъехала крытая брезентом машина, и начались проводы. Рабочие перетаскали рюкзаки в машину, меня и двухгодовалую сестру отец прижал к себе, обошел машину и сел в кабинку рядом с шофером. Машина тронулась, а мы втроем смотрели ей в след: мать с сестренкой на руках и я рядом. Отец уезжал на все лето, до сентября-октября, в зависимости от погоды.

Мы имели двухкомнатную квартиру в деревянном двухэтажном доме на улице им. Орджоникидзе, машина поехала в сторону Красного проспекта. Мы стояли и смотрели ей вслед, пока она, уменьшившись до игрушечной, не свернула налево, на Красный проспект, в сторону речки Каменки, и скрылась из виду. Эта удаляющаяся машина вот уже 61 год стоит у меня перед глазами. Отца я видел в последний раз в жизни.

В следующую ночь мне приснился сон, будто у меня оторвало пальцы на руке, и три пальца лежат на земле, а большого пальца я никак не найду. Мне не больно, но где же большой палец? Три пальца на земле, а большого пальца нет. Я проснулся от испуга, рассказал матери, мать – соседке, а соседка заключила – дело плохо, что-то плохое случится с отцом. (Опять вам придется заглянуть в статью «БОГ»).

Вот и не верь теперь в магию. Сон – в начале мая, а отца арестовали в Кулундинских степях – 15 июля.

Через 61 год я получил неполную копию уголовного дела № 12416 моего отца из Барнаула с припиской: «…копирование разрешено и предусмотрено существующими ведомственными нормативно-методическими документами, а именно «Регламентом доступа к материалам прекращенных архивно-следственных и фильтрационно-проверочных дел в государственных и ведомственных архивах Российской Федерации» (утвержден решением коллегии Государственной архивной службы России 25.08.1993 г.). Архивной службой России установлено ограничение на использование (копирование) таких категорий документов архивно-следственных дел, как протоколы допросов свидетелей по делу. Согласно ст. 4 п.1 указанного Регламента «должностные лица учреждения, осуществляющего архивное хранение дела, вправе полностью или частично ограничить доступ к документам дела, содержащим: а) сведения о личной жизни обвиняемых (подсудимых), свидетелей и третьих лиц» (выделено в документе – мое). Ограничение на использование (в том числе копирование) указанных документов сохраняется в течение 75 лет с момента их создания (ст. 5 п. 1 Регламента). Только прошу заметить, что этот идиотский регламент создал не закон, которому должен подчиняться архив, а – сам архив для самого себя. И попутно – для нас.

Именно поэтому скукоженное «дело» моего отца начинается столь странным образом: «Постановление (о принятии дела к своему производству): 1941 года июля 14-го дня я, начальник Знаменского МРО НКГБ (надо думать, межрайонный отдел народного комиссариата госбезопасности, потом КГБ – мое) по АК (Алтайскому краю – мое) мл. лейтенант Госбезопасности Матвеев сего числа рассмотрев поступивший следственный материал (выделено мной) по делу…….. по обвинению гр-на Синюкова Прокопия Петровича НАШЕЛ Синюков П.П. 1910 года рождения из кр-н (крестьян – мое) бедняков, образование имеет низшее, женат, постоянное местожительство г. Н-Сибирск, в данное время работает ВРИД Начальника Геологоразведочной партии Наркомнефти, расположенной в селе Суетка Знаменского района АК, систематически проводит пораженческую антисоветскую агитацию среди рабочих указанной партии, а поэтому на основании выше изложенного, руководствуясь ст. 110 УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ: Усматривая признаки преступного деяния в действиях Синюкова П.П., завести следственное дело, кое принять к своему производству. Нач. Знаменского МРО НКГБ мл. лейтенант Госбезопасности  Матвеев (подписи нет)». (Орфографию и пунктуацию без крайней необходимости не меняю).

Что, «следственный материал поступил» Матвееву прямо с неба?⁽¹⁾

В общем, дело он завел 14 июля 1941 года и в этот же день поручил  «Опер. Уполномоченному» Володюшкину с этим «делом» разобраться. В этот же день, 14.07.41 Володюшкин пишет следующую бумагу, успев ее не только составить и утвердить у своего начальника Матвеева, но и получить санкцию на арест у прокурора. Вот она.

«Утверждаю Нач. МРО НКГБ Мл. лейтенант Госбез. Матвеев14 июля 1941, Арест санкционировал УО Райпрокурор Осипенко 14 июля 1941 г. Постановление (на арест): 1941 года июля 14-го дня с. Знаменка АК. Я опер. Уполномоченный Знаменского МРО НКГБ Володюшкин сего числа, рассмотрев поступивший (выделено мной) в МРО НКГБ материал о преступной деятельности гр-на Сенюкова (выделено мной)  Прокопия Петровиича 1906 года (выделено мной) рождения, грамотный, б/партийный, семейное положение женат, житель города Новосибирск, ул. Орджоникидзе, работает в геологическом тресте начальником Кулундинского разведывательного отряда, Н-Суетского с/совета Знаменского р-на Алтайского края, НАШЕЛ: Сенюков Будучи враждебно настроен по отношению к Советской власти среди рабочих геолого-разведочного отряда проводит а-с (антисоветскую) агитацию пораженческого характера Сов. Союза в войне с Германией. Так например допрошенные свидетели показали: 23.06.41 Сенюков говорил: «Ну ребята дело плохо и пахнет нехорошим, если еще нападет с другой стороны Японец, то весь Советский Союз растащат по клочку». Кроме этого Сенюков умышленно не регистрировал грузовую автомашину с целью того, чтобы автомашину не взяли в Красную армию. Так например он говорил: «Машину ставить на учет не будем, обождем маленько, а то Военкомат может мобилизовать ее, а мы останемся без всего». (Из показаний свидетеля Кузнецова). Свидетель Бирюков показал: «В первые дни мобилизации не помню в первый или второй день Сенюков в присутствии рабочих Котлярова, Чернакова, Кузнецова, меня Бирюкова говорил: «Раз Германия начала войну, то Гитлер в этой войне победит, и будет гулять по нашей территории, а Советскому Союзу будет туго». 6 или 7 июля 1941 года ко мне на квартиру пришел утром Сенюков и начал говорить, что он Сенюков в газете прочитал речь тов. Сталина и панически сказал: «Спасайся кто как сможет дело дрянь». О фактах а-с деятельности аналогичное показание дает допрошенный свидетель Чернаков и другие. ПОСТАНОВИЛ Сенюкова Прокопия Петровича подвергнуть обыску и аресту по ст. 58-10 ч 2-я УК РСФСР. Опер. Уполномоченный Знаменского МРО НКГБ  Володюшкин (подпись)».

Более того, в этот же день, 14.07.41 Володюшкин составил, утвердил у начальника и испросил санкцию у прокурора на следующей бумаге: «Утверждаю Матвеев14 июля 1941, Арест санкционировал райпрокурор Осипенко14 июля 1941. ПОСТАНОВЛЕНИЕ (О избрании меры пресечения). 1941 года июля 14-го дня с. Знаменка Алтайского края. Я Опер. Уполномоченный Знаменского МРО НКГБ Володюшкин сего числа рассмотрев следственный материал на гр-на Сенюкова Прокопия (Юрия) Петровича 1906 года рождения грамотный, семейное положение женат, работает нач. Кулундинского разведочного отряда, проживает с. Н-Суетка Знаменского района Алтайского края. НАШЕЛ: Сенюков подозревается в преступлении предусмотренном ст. 58-10 ч. 2-я УК РСФСР и принимая во внимание, что Сенюков находясь на свободе может скрыться от суда и следствия и препятствовать ходу следствия, а потому руководствуясь ст. 145 УПК РСФСР ПОСТАНОВИЛ Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда Сенюков Прокопий Петрович содержание под стражей о чем в порядке ст. 146 УПК РСФСР объявить арестованному под расписку в настоящем постановлении в соответствии ст. 160 УПК РСФСР, копию постановления направить прокурору. Опер. Уполномоченный Знаменского МРО НКГБ Володюшкин (подпись). Постановление мне объявлено 15.07. 1941 (подпись обвиняемого) (выделено мной)».

Обращают на себя внимание следующие факты. В бумаге о возбуждении уголовного дела от 14.07.41 фамилия и год рождения отца написаны правильно, а в постановлении на арест и избрание меры пресечения (листы 2, 4) от этого же 14.07.41 числа фамилия и год рождения отца – искажены (выделено). Значит, возбуждение дела не могло быть произведено ранее, чем произошло составление бумаг (листы 2, 4) с искаженными данными. То есть, постановления на арест и меру пресечения составлялись, когда точных данных на отца не имелось. А вот когда его арестовали и обыскали 15.07.41, эти точные данные появились. И попали в постановление о возбуждении уголовного дела. Но без возбуждения уголовного дела нельзя было арестовать отца. Вот поэтому-то оно и составлено задним числом, якобы от 14.07.41, как бы перед арестом 15.07.41. Но фактически это произошло позднее. Ибо до 15.07.41 гэбэшникам точно не были известны фамилия и год рождения отца. На основании только одного этого суд должен был отказать в рассмотрении дела, состряпанного гэбэшниками с явным нарушением процессуального закона, а отца выпустить на свободу без рассмотрения дела. Прокурор же не только не имел права обвинять отца на процессе, но и подписывать санкции на арест и меру пресечения. И представители всей судебной машины, участвовавшие в этом деле, должны были понести наказание за нарушение Уголовно-Процессуального кодекса – самого страшного преступления в демократических странах.

Доказательством того, что точные данные о моем отце не были известны до его ареста 15.07.41, говорит также ордер на обыск, составленный в день ареста 15.07.41, в котором написано: «Управление НКВД, Управление Государственной безопасности. Ордер №5 от 15 июля 1941…Кузьминову поручается произвести обыск Синюкова Прокопия Петровича…», в котором фамилия отца написана правильно, хотя еще 14.07.41 ими же она писалась как Сенюков. И ордер подписан все тем же Матвеевым. И возбуждение следственного дела произведено задним числом. Тем более что обвинение «заготовлено» только 20 июля, а  предъявлено отцу 23 июля, через 8 дней после ареста и прошествии 9 дней после «возбуждения» следственного дела. Что же делали с отцом все эти дни? Ему же надо было предъявить обвинение при аресте.

Вот как это выглядело на бумаге: «Утверждаю, прокурор Знаменского района. Постановление о предъявлении обвинения. 1941 г. июля 20-го дня с. Знаменка АК. Я, Нач. Знаменского МРО НКГБ по АК Мл. лейтенант Матвеев сего числа рассмотрев следственный материал по делу №… (не заполнено) и приняв во внимание, что гр-н Синюков Прокопий Петрович 1910 года рождения, б/партийный, русский гр-н СССР уроженец г. Искитим НСО (Новосибирская область – мое) постоянное местожительство г. Ново-Сибирск, ул. Орджоникидзе д. № 69 кв.1, из кр-н бедняков, работал ВРИД нач. Геологоразведочной партии с временным местопребыванием в с. Н-Суетка, Знаменского р-на Алтайского края, достаточно изобличается в том, что систематически проводил антисоветскую агитацию направленную на подрыв существующего строя. Проводил клеветнические измышления о поражении советского союза (так в документе – мое) в войне с фашистской Германией (! – мой. Надо бы самого судить за строчные буквы при написании своей страны и прописную при написании Германии). Так, например:

23.06.41 Синюков присутствующим рабочим говорил, что «Ну ребята дело плохо если нападет еще японец с другой стороны, то весь советский союз растащат по клочку». (Прерву краснобая, чтобы сообщить, что он уже систематически унижает свою страну).

24.06.41 среди рабочих и служащих Синюков в разговоре о начавшейся войне высказывал пораженческие антисоветские настроения и восхвалял Гитлера.

7.07.41 он, Синюков после выступления по радио т. Сталина говорил: «Спасайся кто как может дело дрянь».

Кроме этого умышленно украл, и не представил по мобилизации в РВК имеющуюся вполне исправную автомашину, отдав распоряжение не ставить на учет, заявив при этом: «На учет в РКА ставить не будем, а то возьмут в РККА, и мы останемся безо всего».

6.07.41 с целью вызвать возмущение среди рабочих отдал распоряжение повару сварить гнилое мясо на обед, в силу чего рабочие обед есть отказались, а вызвали врача забраковавшего приготовленный обед. (Замечу в скобках, чем не броненосец «Потемкин»? Помните мясо с червями?).

ПОСТАНОВИЛ: Руководствуясь ст. ст. 128 и 129 УПК привлечь гр-на Синюкова П,П, в качестве обвиняемого по ст. 58-10 ч. 2-я УК РСФСР, о чем объявить обвиняемому под расписку в настоящем постановлении.  …Матвеев. Постановление мне объявлено 23 июля 1941г. Подпись обвиняемого (подпись)».

Не вдаваясь в абсурдность обвинения, ее я приведу позднее словами Верховного суда о реабилитации, отмечу только, что данных об отце у них появилось больше. Даже узнали, где он живет в действительности. И это можно было почерпнуть только из паспорта, изъятого при аресте. Я предполагаю, гэбэшники получили «телегу» на отца от его недоброжелателей, первым делом арестовали отца, а потом уже начали ему «шить» дело, оформляя нужные для суда бумаги задним числом.

Посмотрите на «Протокол обыска», выполненный карандашом: («1941 года  июля 15 дня. Я, н-к МРО НКГБ по АК (фамилии нет – мое) на основании ордера НКВД за №…(не проставлен) произвел обыск у гр. Синюков Прокопий Петров проживающего в с. Н-Суетка. При производстве обыска присутствовали гр. гр. Сердюк Сергей Иванович, Омельченко Павел Иванович. Согласно полученных указаний, задержаны гр. гр. Синюкова. Изъято для представления в МРО НКГБ НКВД следующее. Опись вещей, ценностей и документов: 1. Паспорт ЩО № 526042 – 1.  2. Свидетельство об освобождении от военной службы – 1. Жалобы на неправильности, допущенные при производстве обыска на пропажу вещей, ценностей и документов – нет. В протокол все занесено правильно, таковой нам прочитан, в чем подписываемся. Председатель домоуправления В сельской местности – представитель сельсовета) – подпись (похоже Сердюк - мое). Производивший обыск – подпись без расшифровки, (но принадлежит Матвееву исходя из сравнения с другими его многими подписями в деле – мое). Единственно чернильная подпись в этой бумаге, полностью написанной карандашом – Павла Омельченко. (Наверное, получена много позднее, притом там, где карандашом не пишут – мое). Копию протокола получил – подпись отца, карандашом тоже».

Как видите, начальник Матвеев производить обыск не доверил даже своему «Опер. Уполномоченному», все сделал сам. И как видите ничего, кроме паспорта и справки об освобождении от воинской службы, не нашел. Это так, к слову, об энкеведешниках, сучьих детях, не признающих никаких законов. И хотя отец мой по статусу не нынешний Ходорковский, поступали с обоими совершенно одинаково через 62 года.  

В день ареста, 15 июля проведен первый допрос отца, который не привожу, так как он касается только анкетных данных: где работал, кто такой, перечень родни, не служил ли в белых войсках? Вел его «пом. Опер. Уполномоченного» Кузьминов.

На следующий день, 16 июля 1941 года допрос вел уже упомянутый Матвеев.

Вопрос: Дайте показания о причинах Вашего ухода из рядов ВЛКСМ. Когда, где, и при каких обстоятельствах?

Ответ:  Я вступил в члены комсомола в 1930 году работая в г. Новосибирске в редакции газеты «Советская Сибирь» рассыльным. Состоял членом ВЛКСМ по 1933 год, выбыл из рядов комсомола по случаю утери комсомольского билета.

Вопрос: Следствие располагает достаточно изобличающими Вас данными о том, что Вы замещая начальника геологоразведочной партии, расположенной в с. Н-Суетка Знаменского района Алтайского края, проводили А.с. (антисоветскую) пораженческую контрреволюционную агитацию как среди рабочих этой партии, а также и среди окружающего населения. Дайте правдивое показание.

Ответ: Нет, я это категорически отрицаю. Нигде никакой антисоветской агитации не проводил. Припоминаю один случай нашего разговора на политическую тему, как раз на второй день войны с фашистской Германией, то есть 23.06.41. Это было около общежития рабочих геологоразведки, где был я, шофер Кузнецов М.А. и другие (шофер Чернаков), то в зашедшем о войне разговоре он, Чернаков сообщил нам, что: «Германия и Англия заключили между собой договор, напали на Советский Союз с одной стороны, а Япония напала  – с другой, и сейчас Советскому Союзу придется плохо». После его слов я добавил, что мы сейчас сильны, и что все равно своих врагов разобьем. Все это слышал рабочий Кузнецов М.А., который полностью выше приведенные слова подтвердит.

Вопрос: Давайте более правильное показание, следствию известен ряд фактов вашей Антисоветской агитации среди населения.

Ответ: Еще раз повторяю, что я нигде никакой антисоветской агитации не проводил.

Вопрос: Следствием установлено, что Вы 23.06.41 будучи в помещении общежития рабочих в разговоре о войне сказали: «Ну ребята дело плохо и пахнет нехорошим. Если еще с другой стороны нападет японец, то весь Советский Союз растащат по клочкам». Дайте следствию правдивое показание.

Ответ: Нет, такого факта не было, никакого разговора в помещении общежития рабочих я не проводил в этот день, а слов «ну ребята дело плохо и пахнет нехорошим и так далее» я тоже не говорил.

Вопрос: Вы лжете, следствию известно о том, что Вы вторично в первые дни военных действий с фашистской Германией (июнь месяц 1941 г.) около квартиры, где живет Бирюков И.И. (выделено мной), работающий помоператора в Вашей Геологоразведочной партии, говорили: «Раз Германия начала войну, то Гитлер в этой войне победит и будет гулять по нашей территории, а СССР будет туго». Требую правдивых показаний.

Ответ: Нет, такого разговора у нас не происходило, и я не помню случая, чтобы мы собирались около квартиры Соломасова  (выделено мной) в июне месяце 1941 года в первые дни военных действий.

Вопрос: Следствию известно о том, что Вы на второй день после выступления по радио т. Сталина 6.07.41, придя на квартиру к гр. Бирюкову, в разговоре о войне сказали: «Я читал в газете выступление т. Сталина, из которого понял так, спасайся кто как хочет, дело дрянь».

Ответ: Действительно, я числа 6 или 7 июля месяца приходил на квартиру к Бирюкову, разговор на тему о выступлении т. (перечеркнутое, ибо уже не «т.») Сталина  по радио действительно имел место, но слов о том, что надо понимать это выступление «спасайся кто как может, дело дрянь» я не говорил. В зашедшем разговоре я действительно высказал слова о том, что Советскому Союзу будет тяжело. Это я говорил.

Допрос прерывается.

Что из этого «протокола» неопровержимо следует? Ибо «прослушек» в те годы еще у гэбэшников не было. Притом в Кулундинской степи или в деревне Нижняя Суетка, которой нет даже на сегодняшней крупномасштабной карте Алтайского края. Есть только Верхняя Суетка. На отца в НКВД пришла «телега» от какого-то его сослуживца, или от группы договорившихся сослуживцев. Что, судя по административному старшинству отца в геологоразведочной партии, - не исключение, а скорее – правило. Обидел кого, приструнил по должностной обязанности, или кто-то заревновал малограмотного начальника. И вот – полетела «ксива». И этой примитивной «ксиве» придается такое огромное значение, равное самому страшному преступлению.

Допрос на следующий день, 17 июля с 20-00 до 24-00, ведет тот же:

Вопрос: Начинайте следствию давать правдивые показания. Установлено, что 24.06.41, находясь в помещении общежития рабочих геологоразведки среди рабочих, проводил пораженческую агитацию, а именно Вы говорили, что «я уверен и могу побиться об заклад, что Советский Союз через три дня Гитлером будет побежден, потом узнаете и увидите, чья правда. Говорите следствию правду».

Ответ: Случай разговора в общежитии среди рабочих имел место 24.06.41, где я действительно говорил, только не в такой форме, а я сказал, что: «Если Советский Союз не подтянет к границам свежие силы, то может сдать назад». Других слов о том, что «я могу биться об заклад, что через три дня Гитлер разобьет Советский Союз» я совершенно не говорил.

Прерву на минуту. Сегодня-то доподлинно известно, как Сталин перетрусил, как мямлил по радио. Сегодня доподлинно известно, как и докуда докатилось отступление. Сколько в этот месяц было убито русских солдат, сколько взято в плен, как наши «полководцы» Ворошилов и Буденный выглядели совершенными щенками. Армия Власова уже была в плену. И если бы отец даже и говорил эти слова, то он был бы прав на все сто процентов.

Вопрос: В момент проведения мобилизации Вы скрыли свою автомашину от представления в РВК, а шоферу Чернакову, обратившемуся к Вам с вопросом, ехать или нет на машине в РВК, Вы ответили, что «ставить на учет свою машину не будем, а то у нас ее заберут в РККА». Дайте правдивое показание.

Опять прерву. Это же совершенно идиотский вопрос. Во-первых, живя практически в пустыне, они могли не знать не только о «постановке на учет» автотранспорта в военкомат, но даже и о начале войны. Посмотрите на карте, где они были? Во-вторых, машина для геолога в бескрайней степи – это даже больше, чем молоток для сапожника. Если ее лишиться, значит, надо пешком вернуться в Новосибирск к своему начальнику и доложить, что работать невозможно. Ведь в те времена даже в Новосибирске на улицах машин было раз в сто меньше, чем лошадей. А машину геологам все-таки дали, не зря же? В третьих, машина стояла на учете в Новосибирске, в Геологическом управлении, и там наверняка знали, как поступать. Это же все равно как сегодня обвинить шофера рейсового автобуса, что он не ставит свой автобус на учет в военкомате. У автобуса и шофера есть, кому об этом позаботиться. В четвертых, крутой поворот в вопросах заставляет думать, что гэбэшник не знает, что делать дальше с обвиняемым: «антисоветская агитация» вроде бы не проходит, и он нащупывает почву, в чем бы еще обвинить отца, раз он его уже посадил. Следующие вопросы подтвердят это.

Ответ: 24.06.41 я еще не был начальником, а был начальником геологоразведки Дикгоф Юрий Александрович, по вине коего автомашина и не была поставлена в РВК, а шофер Чернаков ко мне с таким вопросом 24.06 и после с таким вопросом не обращался, слов, что «машину ставить на учет не будем, а то ее могут забрать в РКА» (рабоче-крестьянская красная армия для тех, кто забыл, что это такое) я не говорил.

Вопрос: Следствие располагает данными, что Вы с целью вызвать возмущение среди рабочих 12.07 (за три дня до ареста – мое) дали распоряжение повару Алексеенко сварить протухшее мясо с червями, так чтобы никто не видел, и накормить их.

Как видите, это форменное кино «Броненосец Потемкин», которое восстание матросов объясняет именно мясом с червями.

Ответ: Действительно, 12.07.41 мне повар Алексеенко доложила, что мясо тухлое. Я сказал, что промой его хорошенько, и свари. Действительно, утром она его сварила, мы его употребили в пищу, в том числе ел его и я сам. А в обед мне рабочие показали это мясо, и оно действительно оказалось с червями. В пищу оно уже не годилось, и его пришлось около двух килограммов закопать в землю.

Допрос прерывается.

Но мне есть, что сказать. В Кулундинских степях в середине июля жара, как в печке. Ни одного холодильника аж до самой Москвы в стране нет. Льда под опилками в глубоком погребе в Кулунде нашим геологам тоже никто не заготовил. Магазинов в степи тоже нет. Геологи покупали барана, резали его и ели, лавируя между экономией и порчей мяса. Для сведения сообщаю также, что сперва мясо на жаре начинает попахивать, но его едят даже и не очень экономные люди. Но стоит на мясо при такой жаре сесть хотя бы одной мухе, все, через два часа оно покроется червями – опарышами, личинками мух. Недаром их и зовут в народе опарышами. И это же не ресторан, а это полевая партия, ежедневно почти меняющая дислокацию. И будто бы гэбэшник всего этого не знает. Он же живет в Кулундинской степи, а не в Москве, и не в Новосибирске даже.

Замечу также, что приведенный допрос был проведен ночью. Но в этот же день, 17 июля фигурируют еще два допроса – очные ставки: с шофером Чернаковым и рабочим Бирюковым, в которых время производства не указаны. Поэтому надо полагать, что приведенный допрос был осуществлен после очных ставок, имевших место в дневное время. Или наличествует подделка даты и времени осуществления протоколов. Придется все это проанализировать.

Итак, первая очная ставка от 17 июля 1941 года. Между свидетелем Чернаковым Григорием Моисеевичем и отцом⁽¹⁾.

Вопрос Чернакову: Дайте показания, что Вам известно об антисоветской деятельности гр. Синюкова П.П.?

Ответ Чернакова: Мне известно, что сидящий здесь Синюков систематически проводил Антисоветскую деятельность, работая в Геологоразведочной партии среди рабочих. Так: 24.06.41 он, Синюков, находясь в общежитии рабочих в зашедшем разговоре о войне сказал, что «Я уверен и могу спорить об заклад, что Советский Союз через три дня будет побежден Гитлером и тогда узнаете, чья была правда».

Вопрос Синюкову: Говорите следствию правду, говорили Вы те слова, что приводит свидетель?

Ответ (Синюкова): Я это категорически отрицаю, хотя такой разговор на тему о войне в общежитии рабочих и имел место 24.06.41 и вины своей в том, что якобы Гитлер победит Советский Союз через три дня я не признаю.

Вопрос Чернакову: Дайте показание, почему исправная автомашина, на которой Вы работаете, была скрыта от учета РВК в первый день мобилизации?

Ответ (Чернакова): Я числа 27.06.41 обратился с вопросом к Синюкову о том, что автомашину следует поставить на учет в РВК ввиду идущей мобилизации, на что мне он ответил, что «машину на учет ставить не будем, а то ее еще могут взять в РККА, чего нам нежелательно». Таким путем он по существу отдал мне приказ, нарушить который в порядке трудовой дисциплины я не мог.

Вопрос Синюкову: Дайте показание по существу ответа свидетеля.

Ответ (Синюкова): Действительно, автомашина, принадлежащая Геологоразведочной партии не была поставлена на учет, не состоит она на учете и сейчас. Но это получилось в силу того, что она была и есть сейчас неисправная. Однако он ни разу ко мне не обращался с вопросом поставить автомашину на учет, и я слов о том, что «ставить ее на учет не будем, а то ее еще возьмут в РККА» не говорил. Автомашина с 25.06.41 стоит разобранная на ремонте.

Очная ставка закончена. Давайте вместе проанализируем только один вопрос в допросе отца и очной ставке его же с Чернаковым, происшедшие якобы в один и тот же день 17 июля. Вопрос Синюкову на допросе: «Вы говорили, что «я уверен и могу побиться об заклад, что Советский Союз через три дня Гитлером будет побежден, потом узнаете и увидите, чья правда». Вопрос Чернакову на очной ставке в этот же день: «Дайте показания, что Вам известно об антисоветской деятельности гр. Синюкова П.П.?». На что Чернаков отвечает, в частности: «: 24.06.41 он, Синюков … сказал, что «Я уверен и могу спорить об заклад, что Советский Союз через три дня будет побежден Гитлером, и тогда узнаете, чья была правда».

Заметим, что очная ставка предшествовала по времени допросу, ибо не могла же она происходить после 24-00, когда закончился допрос. Но очная ставка для того и существует, чтобы доказать обвиняемому его ранее отрицаемую им вину, доказываемую свидетелем, притом, глядя друг другу в глаза. Значит, очная ставка должна была бы быть после 24-00, глубокой ночью, после единоличного допроса. Но, тогда откуда взялся бы у следователя весьма конкретный вопрос о «трех днях»? Теперь заметим, что вопрос на очной ставке Чернакову задан в самом общем виде: «Что Вам известно об антисоветской деятельности Синюкова?», на который Чернаков отвечает слишком уж конкретно, как будто только и думал о том, что его вдруг кто-то вызовет и спросит об отце вообще, а он тут же выложит: «…через три дня…» и так далее. Это же полнейший абсурд. Поэтому нет никакого сомнения в том, что вопрос «очной ставки», поставленный Чернакову в самом общем виде об отце, явился результатом «телеги», в которой «кто-то» привел эти совершенно конкретные слова о «трех днях», якобы сказанных отцом. А совершенно конкретный ответ Чернакова о «трех днях» на совершенно расплывчатый вопрос о «антисоветской деятельности» вообще говорит о том, что именно Чернаков накатал эту «телегу», поэтому он заранее знал, что ответить конкретно на неконкретный вопрос. Это одна сторона. Другая сторона состоит в том, что следователь, желая не затронуть «честь» доносчика, задает ему «расплывчатый» вопрос, наперед зная какой конкретный ответ он получит.

То же самое можно сказать и по поводу «непостановки на учет машины», так как отец не был еще начальником геологоразведочной партии 24 июня.  Недаром этот факт исключен на суде из обвинительного заключения.

В этот же день, 17 июля 1941 года проведена вторая очная ставка, между отцом и Бирюковым Иваном Ильичем⁽²⁾. 

Вопрос Бирюкову: Дайте показание, что Вам известно о проводимой пораженческой Антисоветской агитации гр. Синюкова в начале июля месяца 1941 г. в Вашей квартире?

Заметьте, вопрос опять очень расплывчатый, совершенно неконкретный. Разве можно такие вопросы задавать на очной ставке, призванной уличать обвиняемого в чем-то конкретном? Но идиота-следователя выдает совершенно конкретная деталь, звучащая в вопросе, а именно «в начале июля», которой он показывает и напоминает допрашиваемому Бирюкову, какой именно факт ему следует озвучить. Бирюков так и поступает.

Ответ (Бирюкова): 6 – 7 июля (! – мой) утром ко мне на квартиру пришел гр. Синюков, который сообщил, что он читал в газете выступление по радио тов. Сталина, и из его выступления понял так, что «дело дрянь, спасайся, кто как может». Синюков добавил, что этого понятия в докладе не было, но осталось только его сказать.

Вопрос Синюкову: Дайте правдивое показание по существу изложенного ответа свидетеля.

Ответ Синюкова: Такой разговор 6 или 7 июля в квартире гр. Бирюкова имел место, только я говорил не так как показывает свидетель, а я сказал, что «Советский Союз отдал часть территорий, и что сейчас придется трудно. В докладе неясно, и не сказано о том, что всем надо браться за оружие». Но слов о том, что я понял доклад как в политическом смысле, то есть «дело дрянь, спасайся кто как может» я совершенно не говорил.

Для меня совершенно очевидно, что отец говорил именно эти слова, приведенные Бирюковым, ибо именно такая и была ситуация в стране, и Сталин обоср…., и не знал что делать. Но каким надо быть избитым и запуганным, чтобы стараться хоть немного обелить себя, глядя в глаза человеку, предавшему тебя, вынесшему частный обывательский разговор на подлое государство в лице его олухов-гэбэшников.

Вопрос Бирюкову: Дайте показания, какие Антисоветские слова высказал Синюков в июне месяце в первые дни мобилизации, будучи у помещения общежития в квартире рабочих геологоразведочной партии?

Обратите внимание, гэбэшник опять совершенно отчетливо направляет «свидетеля» на совершенно определенный тезис «ксивы», да так, чтобы Бирюков никак не мог ошибиться, что именно ему надо говорить. Так «ксива» начинает приобретать статус «свидетельского показания». И вспомните пожалуйста, что в этот же день был произведен и допрос «обвиняемого», на котором то и дело звучали слова гэбэшника: «следствие располагает достаточно изобличающими Вас данными…». Получается, что «ксиву» просто переделали в «очную ставку». Как будто отец собрался взрывать Днепрогэс. Не меньше.

Кстати, Днепрогэс взорвал сам Сталин. И вообще, знаете ли вы, что сталинский приказ «оставлять врагу только руины» выполнялся неукоснительно, мы сами взрывали мосты, заводы, шахты, в общем все, что можно взорвать, вплоть до жилых домов. И когда после войны нам втолковывали, что фашистские захватчики оставили руины от нашей страны, то это бессовестная ложь. Немцы, кстати, восстанавливали взорванные нами шахты, откачивали затопленные нами же. Мне это доподлинно известно из уст покойного горного инженера Гейера, оказавшегося в оккупации. Да и картина Западной Европы, завоеванной немцами, говорит о том, что ничего они без крайней необходимости не разрушали там. А Сталин разрушал потому свою часть Европы, что не намеревался больше там царствовать. Он собирался достраивать социализм за Уралом, и именно поэтому мы хором пели: «Сталин и Мао слушают нас…» И если бы не американский «ленд-лиз» и геноцид собственного народа, то так оно, наверное, бы и было.

Сравните Ответ Бирюкова с вопросом ему: Действительно, 25.06.41 около помещения общежития наших рабочих в разговоре о войне он сказал, что «раз началась война, то Германия, Гитлер все равно победит и будет Гулять на нашей территории».

Вопрос Синюкову: Дайте показание по существу ответа свидетеля.

Ответ (Синюкова): Действительно, такой разговор о начавшихся военных действиях имел место, только он происходил следующим видом. Студентами Саломасовым и Бирюковым было дано разъяснение о том, что нападающие фашисты ставят себе задачу раздел советских территорий Германии по Урал, а Японии – с другой стороны. Я, не понимая этого, спросил, что, «а Советскому Союзу, значит, ничего не останется»? Тут же добавил, что «тогда будет трудно», но слов о том, что «Гитлер победит и будет гулять на нашей территории» я совершенно не говорил.

Вопрос обвиняемому Синюкову: Какие вопросы у Вас есть к свидетелю?

Ответ (Синюкова): Я хочу довести до сведения следствия о том, что у нас с Бирюковым есть личные счеты, так как он один раз приходил вместе с рядом других рабочих и просил сахару для того, чтобы сварить кофе, которого я не дал.

Вопрос свидетелю Бирюкову: Что Вы еще можете показать?

Ответ Бирюкова: Никаких личных счетов у меня с Синюковым не было и нет, он говорит неправду. По-моему он сам понимает, что говорит ложь, и путается в даваемых показаниях.

Сразу же после ответа Бирюкова, в той же строчке протокола, стоит его подпись. Подпись Синюкова на этой странице подделана. Эта страница начинается со слов Синюкова «Я хочу довести…» Вполне возможно, что данная страница была добавлена позднее и на подпись Синюкову представлена не была. Видно, Синюков мог вполне доказать, что личная неприязнь меду ним и Бирюковым все-таки была. И именно сведение об этом гэбэшнику не хотелось допустить, так как это подрывало доверие к обвинительным показаниям Бирюкова.

Да, именно так и есть. Последняя или ряд последних страниц заменен одной страницей, последней, где подпись отца подделана. Это совершенно неопровержимо доказывается тем, что слова «Вопрос обв. Синюкову: Какие вопросы у вас есть к», на чем страница заканчивается, выведены очень жирным почерком, чернил на пере было много. А следующая страница, начинающаяся словом «свидетелю» написана уже «бледным» пером, чернил на пере было мало. Но этого не может быть в действительности. Жирный почерк постепенно переходит в бледный почерк, по мере постепенного убывания чернил на пере. И совершенно исключено, чтобы два соседних слова, на предпоследней и последней странице, были написаны почерками столь резко отличающимися по жирности следа пера. Страница или несколько страниц были заменены, но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Видно веская была причина у гэбэшника это сделать, пришлось даже отказаться от подписи обвиняемого: авось, не заметят. Не заметили. Или не хотели замечать? Значит, кроме Бирюкова у гэбэшника не находилось свидетеля столь «крамольных» слов отца. Может быть, его даже бы и не посадили. Но вы это увидите, когда я буду описывать судебное следствие.

По-моему, я доказал, что рассмотренные так называемые очные ставки переделаны из «телеги», которую суду не представишь, засмеют, и могут с работы снять. Поэтому перед очередным допросом от 18 июля приведу еще две очные ставки, хотя они и сгруппированы в «деле» после допросов, чтобы хотя бы имитировать «доказательство».

Итак, Очная ставка с поваром Алексеенковой  Марией Антоновной 18 июля, без указания времени, но не позднее допроса, имеющего быть с 22-00 до 24-00⁽³⁾.

Вопрос Алексеенко (не сердитесь, сам гэбэшник не знает, Алексеенко она или Алексеенкова): Дайте показания, какие факты Антисоветской деятельности гр. Синюкова Вам известны?

Не могу удержаться, чтобы вновь не заметить, будто гэбэшник не знает, про что она будет рассказывать.

Ответ (Алексеенковой-Алексеенко): Мне известно, что он, Синюков, замещая начальника нашей развед. Партии, где я работаю поварихой, 12.07.41 с целью вызвать возмущение среди рабочих приказал мне сварить протухшее мясо с червями на обед. Причем, когда я попробовала ему возразить, что его нельзя варить, а то отравим рабочих, он начал меня ругать за то, что на его вопрос, видели ли это мясо рабочие, я ответила, что я показывала (мясо).  Получив распоряжение, я сварила часть этого мяса, однако, рабочие его есть не стали, а самостоятельно организовались и вызвали врача для осмотра сваренной пищи. Еще до прихода врача Синюков пришел на кухню, где его один из рабочих, Пипугин, спросил: «Чем ты нас думаешь кормить сегодня?» А потом, когда в дальнейшем разговоре речь зашла о тухлом мясе и червях, он, Синюков, накинулся на меня и начал всячески ругать нецензурными словами меня как повариху за то, что я не сумела сварить так, чтобы никто не знал. После этого вскоре пришел медработник, вызванный рабочими, и по освидетельствованию был составлен акт о непригодности этого мяса в пищу.

Вообще говоря, «показания» поварихи никак не вписываются в «Антисоветскую деятельность». Но баба-то дура стоеросовая, потому, хотя и выучила наизусть, что надо говорить, не сообразила, что ее не ругать бы Синюкова надо, а хвалить. Ведь он, «приказывая ей сварить протухшее мясо», добивался по ее же словам «цели вызвать возмущение среди рабочих». Она вместе с начальником якобы и добилась этой цели. Но это не ее вина, ее, испуганную бабу-дуру заставили включить в ее сумбурную «речь» «возмущение среди рабочих». А вот гэбэшник настоящий и беспросветный дурак. Ему бы надо продиктовать бабе другую «речь», в которой бы «цель подсудимого» не соседствовала бы с «возмущением его на повариху». Но и дура-повариха за что-то была зла на отца, иначе бы она не испортила «показаний» ярко выраженной злобой на отца. Впрочем, между начальником, следящим за качеством и экономией, и работником, то и дело пытающимся сэкономить для себя за счет качества, это не редкость, а правило.

Вопрос Синюкову: Дайте показаниепо существу данного ответа свидетеля Алексеенко.

Ответ Синюкова: Действительно, 12.07.41 (еще раз напоминаю, за два дня до ареста) ко мне на квартиру пришла и доложила мне повариха Алексеенкова, что на обед предназначенное мясо варить нельзя, так как оно уже протухлое. Действительно, я дал ей распоряжение о том, чтобы она это мясо хорошенько промыла и сварила на обед. После чего, действительно, рабочими был вызван медработник для осмотра, составлен акт о непригодности для употребления в пищу сваренной еды, и суп был вылит на улицу.

Добавить здесь можно лишь то, что начальник геологоразведочной партии не обязан знать тонкости поварского искусства. Повариха по должности, и как женщина, должна знать больше и принимать решение самостоятельно. Это раз. Он вообще не обязан организовывать питание своим рабочим. Это два. Но практика такова, что в партиях на совершенно добровольных началах люди объединяют свои усилия с целью организации своего полевого быта, притом отвечать за этот быт может совершенно не начальник, а тот, кого выберет коллектив для этого. И опять же, практика такова, что самым уважаемым человеком для этого оказывается начальник. Это три. Поэтому отец вообще должен был послать всех на х.. по поводу такого обвинения. И это должно быть совершенно законным. Но как увидим ниже, советский «суд» совершенно иначе думал, если он был вообще в состоянии думать.

Протокол очной ставки от этого же дня 18 июля с Кузнецовым Михаилом Андреевичем.⁽⁴⁾

Вопрос Кузнецову: Дайте показание, что Вам известно об Антисоветской агитации сидящего перед Вами гр. Синюкова П.П.

Ответ (Кузнецова): Мне известны следующие факты. В момент получения известия о том, что фашистская Германия напала на Советский Союз 23.06.41 он, Синюков, в разговоре о войне в помещении общежития рабочих говорил, что «Ну ребята дело плохо и пахнет нехорошим. Если еще нападет на нас с другой стороны японец, то весь Советский Союз растащат по клочкам». На его слова я сразу же первый дал ему отпор, после чего он замолчал и ушел.

Вопрос Синюкову: Дайте правдивое показание по существу ответа свидетеля Кузнецова.

Ответ (Синюкова): Действительно, такой факт 23.06.41 в помещении общежития среди рабочих в разговоре о войне я сказал, что «ну ребята дело плохо, если на нас еще с другой стороны нападет японец, то Советский Союз растащат по клочкам». Однако я в дальнейшем разговоре на возражения отдельных товарищей и самого Кузнецова добавил, что «Советский Союз тоже мощен».

Вопрос Кузнецову: Следствием установлено, что автомашина вашего отряда, будучи вполне годной, была скрыта от учета в РВК и не представлена в первый и последующие дни мобилизации в РВК. Не являлся ли виновным в этом Синюков?

Ответ (Кузнецова): Виновником укрытия автомашины от учета непосредственно является сам Синюков потому, что мне не раз приходилось слышать как шофер Чернаков обращался к Синюкову о том, что машину нужно представить в РВК в первые дни мобилизации для ее регистрации. На что он, Синюков отвечал отказом и один раз на вопрос Чернакова в июле месяце он, Синюков в моем присутствии ответил, что «машину ставить на учет не будем, а то у нас ее могут мобилизовать, а мы останемся без всего».

Вопрос Синюкову: Дайте показание по существу ответа свидетеля.

Ответ (Синюкова): Действительно, такой случай имел место один раз на (ответ) вопрос Чернакова я ответил, что «автомашину на учет ставить не будем, а то ее могут мобилизовать». Но я это говорил не о своей автомашине, а о машине Славгородской партии (Гравиметрической), хозяином которой являлся начальник этой партии Будалов, распоряжаться которой я не мог. А автомашина, принадлежащая нам, была неисправна с 25.06.41 и стоит по сие время разобранной.

Кажется, именно поэтому суд не вменил отцу «сокрытие машины», но впереди еще допросы. К ним и перейду. А по поводу машины еще уточню ниже.

Допрос в этот же день, 18 июля, опять с 22-00 до 24-00:

Вопрос: Дайте показание, носили ли Вы когда-либо другую фамилию, имя  и отчество?

Ответ: Фамилию, имя и отчество я никогда не менял, но дома, в кругу своих близких меня зовут Юрием.

Отец не стал, наверное, объяснять то, о чем мне говорила моя мать. Это сейчас вновь стало модным давать старинные имена детям. А в те времена имя Прокопий, Пронька, Проня было совершенно невыносимым для 30-летнего «горожанина», каким стал мой отец. Ведь была еще жива Эллочка-людоедка Ильфа и Петрова. А имена давали все еще по святцам. Вот и отец, знакомясь, особенно с женщинами, называл себя Юрием. Но какое до всего этого дело гэбэшнику? А ему хоть что-нибудь высосать из своего грязного пальца, тем более что и в геологической партии все называли отца Юрием Петровичем, не спрашивая паспорта. И только, когда отца арестовали, оказалось, что он Прокопий Петрович.

Вопрос: В момент обыска у Вас изъяли заготовленную, написанную Вами, телеграмму на имя Вашей жены в город Новосибирск о том, что «меня взяли». Дайте объяснение, что это значит?

Ответ: После того как 14.07.41 шофер Чернаков вернулся из Знаменки (районное село, где сидит гэбэшник – мое), он в разговоре мне сказал, что тебя сегодня арестуют. Поэтому я решил поставить в известность мою жену.

Телеграмма не была отправлена, так как ее надо было ехать отправлять в ту же Знаменку, а Чернаков вернулся вечером 14-го. Значит, отец намеревался ехать 15-го отправлять телеграмму, вечером же заготовив ее, но не успел, 15 утром его уже арестовали. Мать ждала месяц письма от отца, потом пошла в Геологическое управление, там тоже ничего в подробностях, кроме ареста, не знали о его судьбе. Потом сказали, что с отцом разбираются, но ничего страшного нет, обвинения-то абсурдные. Так ничего и не выяснив, мать, оставив нас, 5 и 2 лет от роду, на попечение родни, поехала в Знаменку, из Знаменки ее направили в Славгород, там ее перенаправили в Барнаул. В Барнауле она мыкалась от окошка к окошку в присутственных местах, пока не попала в НКВД. Последнее на ее пути окошко распахнулось и оттуда раздалось: «Ваш муж посажен в тюрьму на 10 лет по статье 58-10 п.2», и окошко с треском захлопнулось перед ее носом. Больше ничего. Ни одного письма мы от отца больше не получили до его смерти, произошедшей, неизвестно когда и где, «в местах заключения». Только позднее, после реабилитации, мы узнали, что он умер в июне 1946 года, не дожив до 35 лет, и не досидев и половину срока.

В это же самое время у моего деда, отца моего отца Петра, так и не вступившего в колхоз и ведущего образ вольного крестьянина-единоличника, «реквизировали двух лошадей для нужд фронта». Он изрубил в щепки телеги, сани, сбрую, поле его заросло травой, а сам он, все же не вступая в колхоз, стал вольным сапожником, но вскоре заболел раком от крушения жизни и умер в 1942 году.

Очень хочется узнать, что делал шофер Чернаков в Знаменке, и почему, и от кого ему удалось узнать, что отца «сегодня арестуют»? Но тайну «свидетелей и третьих лиц» (смотри выше) от меня охраняют вот уже 61 год. Осталось мне ждать еще 14 лет. Вряд ли доживу.

Вопрос: При обыске у Вас изъяли два чистых бланка со штампами новосибирского Облкооптинсоюза. Дайте показания, с какой целью они хранились у Вас?

Ответ: Эти чистые бланки хранились у меня совершенно без всякой цели.

Вопрос: Следствием установлено, что Вы на протяжении всей своей работы в указанной партии занимались Антисоветской деятельностью, выразившейся в том, что распускали клеветнические слухи о предстоящем поражении Советского Союза в войне с фашистской Германией. Признаете себя в этом виновным?

Ответ: Нет, в этом я себя виновным не признаю, так как никаких провокационных Антисоветских разговоров я не проводил.

Допрос прерывается.

Остается мне добавить, что употребление энкавэдэшником «Антисоветской деятельности» с большой буквы, судя из сегодняшнего дня того прошедшего дня, достойно большего наказания, чем наказание моего отца. Ведь этот холуй должен был знать, что прописная буква – знак особого уважения к этой самой «антисоветской деятельности». А особое уважение к «антисоветской деятельности» - это вам не кухонная болтовня о силе Гитлера, тем более, что она действительно казалась несокрушимой. И не только для нас. Кроме того, как черт из табакерки, вылезают «чистые справки с печатями» и «заготовки телеграмм», которые в «Протоколе обыска» и «Описи вещей, ценностей и документов» не фигурируют.

С 18 по 23 июля отца не допрашивали. Что делали с ним в эти четыре дня, остается по документам за кадром, но два факта не оставляют сомнения, что ему было очень плохо в эти дни. Во-первых, следующий допрос был в присутствии прокурора, дабы «государственный обвинитель» оценил свои шансы на обвинение отца. Во-вторых, отец резко изменил свои показания, дабы по возможности «понравиться» своим истязателям. Судите сами, если не поленитесь сравнить полное отрицание своей «Антисоветской деятельности» в предыдущих допросах с «частичным признанием себя виновным». Итак.

Допрос 23 июля 1941 года с 10-00 до 13-00. Мл лейтенант Матвеев и прокурор Есипенко, ранее почему-то писавшийся как Осипенко (распечатано Осипенко, подпись же начинается с буквы «Е»).

Вопрос: Дайте показания, признаете ли себя виновным в предъявленном Вам обвинении?

Ответ: Целиком я себя виновным не признаю, а частично считаю себя виновным в том, что я не представил на учет в Райвоенкомат автомашину ЗУ № 24-26. Признаю себя виновным также в том, что я шоферу автомашины, принадлежащей Славгородской гравиметрической партии сказал, что «Автомашину на учет в Райвоенкомат ставить не будем, а то ее могут взять в РККА и мы останемся безо всего». Так как машина была не нашей партии, а документы на нее находились у начальника этой Славгородской партии.

Вопрос: В данном случае Ваши слова по существу директива, данная шоферу Чернакову, «не ставить автомашину на учет, а то ее еще могут взять в РККА, а мы останемся без всего» считается ли Антигосударственным и Антисоветским действием?

Ответ: Действительно, я сейчас уже понял, что это являлось антисоветским действием, и как уже выше показал, виновным в этом себя признаю.

Вопрос: Вам зачитывается Ваше показание, данное в протоколе очной ставки со свидетелем Кузнецовым, где Вы признали о том, что действительно 23.06.41 в помещении общежития рабочих заявили, что «Ну ребята дело плохо, если еще нападет на нас с другой стороны японец, то Советский Союз растащат по клочкам». Признаете в этом себя виновным?

Ответ: Да, в этом факте я себя виновным признаю, только я сказал не так, а в зашедшем разговоре 23.06.41  в общежитии рабочих о войне я сказал, что «Ну ребята дело плохо, и если на нас еще с другой стороны нападет японец, то Советскому Союзу будет тяжело». Однако в дальнейшем разговоре на возражения отдельных товарищей я продолжил разговор и добавил, что Советский Союз мощен и даст отпор.

Вопрос: Признаете ли Вы себя виновным в предъявленном Вам обвинении?

Ответ: Нет. Как уже я выше показал, целиком себя виновным не признаю, а по перечисленным выше фактам считаю частично себя виновным.

Ниже следуют подписи гэбэшника и прокурора. Отец подписался под каждым своим ответом и в целом за протокол.

Следующие за этим протоколом документы в «деле» проливают некоторый свет на то, почему же отца не допрашивали с 18 по 23 июля. Как вы помните, в протоколе обыска указаны только паспорт и справка об освобождении от воинской обязанности. И тут следует Постановление о приобщении к делу вещественных доказательств от 23.07.41, которое должно быть утверждено начальником Управления НКВД, но оно не утверждено им, а подписано только мл. лейтенантом Матвеевым.

Вот этот перечень:

1.    Акт от 12.07.41, составленный рабочими на недоброкачественный обед из гнилого мяса.

2.  Две штуки чистых бланка со штампом Новосибирского облсоюза инвалидов.

3.     Телеграмма Синюкова, составленная на имя жены Синюковой в город Новосибирск с уведомлением об аресте.

4.    Справка Нижне-Суетского сельского исполкома

5.    Акт комиссии о годности автомашины.

6.    Справка Знаменского РВК.

По второму и третьему пункту явное нарушение закона, так как в протоколе обыска эти вещи не значатся, но к делу приобщаются. Откуда они взялись? Может быть поэтому эта бумага не была утверждена вышестоящим начальством? Но тогда ее не должны были принять во внимание прокурор и суд.

Остальные документы надо было «сделать» задним числом. Кто их должен был сделать? Желательно тот, кто вообще написал первоначальную «ксиву», так как этот человек и гэбэшник уже были связаны круговой порукой.

Вот «Акт от 12.07.41 Нижнее – Суетка, Знаменского района Алтайского края. Настоящий акт в том, что завхоз Кулундинской электроразведочной партии Синюков Прокопий Петрович, временно исполняющий обязанности начальника партии, закупил мясо для питания партии, которое протухло, и весьма обогатилось червями. Повар партии Алексеенко Мария Антоновна заявила завхозу о том, что мясо с червями и для питания непригодно, но завхоз велел промыть и сварить суп. Рабочие и служащие, узнав об этом, приглавили для осмотра мяса фельдшера села Нижне-Суетка Гусеву Марию В. При составлении акта кроме указанных товарищей присутствовали Ляпугин Н.И., Бирюков И.И., Кузнецов М.А., Черноков Г.М., Гудов И.Д., Салюков И.С. В чем и подписываемся». (Следуют три подписи: Ляпугина, Бирюкова и неразборчивая, а также подпись фельдшера Гусевой). На обороте этого Акта стоит приписка фельдшера: «При осмотре мяса фельдшером Н. Суетской амбулатории, оно было признано негодным для питания. Фельдшер Гусева. 12.07.41».

Главное же в том, что этот акт, во-первых, написан рукой студента Бирюкова, во-вторых, на листке школьной тетради в косую линейку для третьего класса.

Точно на таком же листке составлена следующая Справка с печатью и угловым штампом Нижне-Суетского исполкома, но уже другой рукой: «Дана на гр-на Синюков Прокопий Антонович (выделено мной) рожд. (не проставлено – мое) в том, что проживал в Н-Суетском с/совете временно с 5 июня 1941 года и по настоящее время. Соц. происхождение его для Н - Суетского с/совета неизвестно. За время проживания в Н-Суетском с/совете занимался систематической пьянкой. Так как последнее время в сельпо водки не было, то он выпил почти весь имевшийся в сельпо одеколон, в чем Н-Суетский с/совет удостоверяет (неразборчивые подписи председателя и секретаря)». На штампе стоит дата 15 июля – день ареста.

Кроме того, за этой справкой тетрадного (малого) формата в «деле» идет страница нормального формата (А-4) с рукописным текстом, и чтобы он не отпечатался при ксерокопировании, на него положен чистый лист – фоном для этой справки. Но все-таки полторы строки рукописного текста не перекрылись, и отпечатались. Поэтому я установил, что этот текст, мне не представленный из «дела» написан также рукой студента Бирюкова, причем точно на таком же тетрадном листке в косую ученическую линейку. Почерк очень характерный, грамотный, скорописный, но отчетливый, потому его не перепутаешь. Думаю, что это сама «ксива».

Думаю также, что гэбэшнику требовался «моральный облик подсудимого», который он и заказал по телефону, почему и отчество перепутано, и год рождения не указан. Причем этот «облик» был сформулирован весьма отчетливо, но на очень маленьком материале – чуть больше месяца, с 5 июня до 15 июля. Только и успел отец «в сельпо почти весь одеколон выпить».

Привожу Справку  военкомата: Выдана настоящая в том, что автомашина ЗУ № 24-26, принадлежащая Геологоразведочной партии, расположенной в с. Н-Суетка Знаменского района, на учет в РВК поставлена не была и в первые дни мобилизации, а также и в последующие дни представлена  также не была. Райвоенком Чупрун. 22.07.41».

Главное тут – дата. Отец с 15 июля сидит, а машину все еще не регистрируют. Тут-то кто виноват? И почему он не «враг народа»? Ведь гэбист столько сил приложил, доказывая вредительство отца, основанное чуть ли наполовину на этой злополучной автомашине, которая фигурирует на каждой странице «дела».

Между тем, мне не отксерокопировали «проект» телеграммы отца матери, я бы хоть почерк отца увидел, ведь расстались, мне еще и пяти лет не было. Не отксерокопировали и «Акт комиссии о годности автомашины», упомянутый выше. Может быть его и в природе нет?

Набрав еще кучку бумажек, которые я только что рассмотрел, и в последний раз, как он думал, допросив отца 23.07.41, «мл. лейтенант гос. без. Матвеев» пишет Постановление об окончании следствия от этого же числа. Я бы не стал на этом форменном бланке Постановления вообще останавливаться, куда ему только следовало вписать свой титул и данные отца и расписаться, если бы в грифе «Утверждаю» не стояло: «Нач. с/части УНКВД по Алткраю лейтенант госбезопасности Матвеев» и подпись карандашом. Я-то давно знаю, что энкаведешник – это «семейная» профессия, притом до сих пор. Поэтому пока только заострю на этом внимание, не утверждая, что старший родственник делает карьеру младшему родственнику на костях моего несчастного отца. Но сам факт того, что с 18 до 23 июля отца не допрашивали и в это время собирали дополнительные бумажки, усугубляющие его «вину», тоже немалого стоит.

В этот же день, 23.07.41 составлено Обвинительное заключение. Полностью цитировать его не буду, ограничусь главным: «В июле (недаром не указана дата) арестован и привлечен к уголовной ответственности…, установлено, что Синюков, будучи враждебно настроенным к существующему советскому строю (откуда видно?), …систематически распространял антисоветскую пораженческую агитацию, …23.06.41 распространял клеветнические измышления о скором поражении Советского Союза, 24.06.41 …вновь проводил клеветнические измышления, (Надо сказать, что немцы, взяв половину советской Европы, приближались к Москве, стояли на Волге, окружили Ленинград, в Куйбышеве-Самаре зэка строили Ставку).  07.07.41 …высказал антисоветские измышления по поводу речи …вождя народов тов. Сталина.  Умышленно скрыл …вполне исправную (все еще разобранную и «скрытую», смотри справку РВК) автомашину… 06.07.41 (в акте 12.07.41) с целью вызвать возмущение …отдал распоряжение повару сварить гнилое мясо…

Руководствуясь ст. 208 УПК РСФСР следственное дело по обвинению Синюкова П.П. по ст. 58 – 10 ч. 2-я подлежит направлению прокурору для направления по подсудности. Мл. лейтенант госбезопасности. Матвеев (подпись)».

Неглавное, но немаловажное, заключается в том, что не проставлена дата ареста отца. Ведь он все это время сидит без предъявления ему официального обвинения. А держать в тюрьме без предъявления обвинения даже в сталинские времена долго нельзя. Вот и не стал гэбэшник ставить дату ареста. Главное же в том, что с этим «заключением» должен «согласиться» нач. следственной части УНКГБ по Алткраю лейтенант госбезопасн. Ренцов, но его подписи нет. Это заключение должен «утвердить» начальник управления НКГБ по АК капитан Госбезопасности Николаев, но его подписи – тоже нет. Так какого же черта эта вшивая бумажка, годная только ж… подтирать, попала в «дело» отца? Зачем она там? Какое она могла иметь значение, кроме разве что, формировать настроение подлого «правосудия»?

В общем, я думаю так. Начальник следственной части Ренцов не стал подписывать это дурацкое Заключение, а к начальнику Управления Николаеву за «утверждаю» нечего было и ходить. «Дело» зависло аж до 8 августа. Отец сидит без предъявления обвинения, время идет, а Ренцов и Николаев не подписывают Обвинительное заключение. Что делать? Отца надо отпускать, он уедет в Новосибирск и ищи ветра в поле, а его «дело» раззвонили так уже для карьеры «мл. лейтенанта Матвеева», что хоть святых выноси. Хорошо, что это время – самый разгар отпусков.

И что же? Вот Постановление о предъявлении обвинения от 8 августа 1941 года, составленное тем же «мл. лейтенантом Матвеевым» в отношении Синюкова, который «достаточно изобличается в том, что умышленно укрыл и не представил по мобилизации в РВК имеющиеся вполне исправные автомашины, отдав распоряжение шоферу не ставить на учет, заявляя при этом что «на учет в райвоенкомат ставить не будем, а то возьмут в РККА и мы можем остаться без всего», а поэтому на основании вышеизложенного постановил гр. Синюкова Прокопия Петровича привлечь в качестве обвиняемого по ст. 59 – 6 УК РСФСР, а меру пресечения избрать, оставить прежнюю (подчеркнуто избрать) содержание под стражей, о чем сообщить прокурору. Мл. лейтенант Матвеев (подпись)».

К этой хитрющей бумаге у меня несколько замечаний. Во-первых, как это избрать меру пресечения, когда она давно избрана, и отец сидит уже почти месяц без предъявления обвинения? Как вы не понимаете? Ведь если подчеркнуть «оставить прежнюю» меру пресечения, то выплывет, что отец сидит ни за что. Обвинение-то ему, которое не подписали Ренцов и Николаев (смотри выше) выдвинуто по ст. 58 – 10 ч. 2-я. Вот и делает гэбэшник «бумажный» вид, что он только что арестовал моего отца, притом исключительно по «не предоставлению машины в РВК», которое не подпадает под ст. 58 – 10 ч. 2-я. В общем, сволочь, совершающая служебный подлог.

Во-вторых, само «дело о машине», как вы видели, настолько дохлое, настолько необоснованное, что, как вы увидите ниже из приговора, даже суд это дело выбросил, не стал его включать в приговор.

В третьих, в бланке «постановления» есть специальная графа. Вот как она выглядит: «Согласен: Нач. __________  УНКВД по Алткраю ___________  Гос. безопасности ___________ ( ________ ). Вот в таком именно виде она и осталась в этом с позволения сказать «документе». Я не сомневаюсь, что она предназначена специально для Начальника следственной части Ренцова. Но она девственно чиста.

В четвертых, обратите внимание, что, если начальник следственной части Ренцов только согласовывает, то утверждать должен кто-то по должности выше. Впрочем, это и по недействительной бумажке, годной только в туалет и уже описанной, видно. А мы что видим в рубрике «утверждаю»? Мы видим там вновь, как и на Постановлении об окончании следствия, закорючку того же самого «нач. с/части лейтенанта Матвеева». Теперь-то я полностью уверен, что эти два Матвеева: рука руку моет, родственнички.

Я недаром сказал о времени отпусков. Если даже Ренцова, ушедшего в отпуск, замещал старший Матвеев, то он должен бы был и подписаться за него в положенной для Ренцова рубрике. А кто же тогда утвердит эту «ксиву»? К Николаеву идти страшно: ведь липа же сплошная с этим обвинением. Еще и старшему Матвееву могут дать по шапке. Но отец-то сидит у младшего Матвеева в кутузке. Вот и подмахнул старший Матвеев на две головы выше себя, чтобы как-то выгородить младшего Матвеева-идиота. Пусть отец мой посидит, пока они что-нибудь не придумают. Найдут выход из идиотского своего положения.

Я вижу их идиотское положение как на ладони. «Антисоветские клеветнические измышления» вроде бы не проходят. Ренцов, наверное, был не дурак, а главное – честный. Он прекрасно понимал, что отец мой все это говорил, что ему вменяют в вину, вплоть до интерпретации отцом речи товарища Сталина. Но он же и видел, что никакая это не агитация и контрреволюционный призыв, а обывательское мнение, достойное советской кухни более позднего времени. И жалко ему было дурака, моего отца, слишком распустившего свой длинный язык. И нас с сестрой жалко, ведь кормить нас надо. Я даже слышу, что он сказал родственничкам-гэбистам, когда отказался подписывать вышеупомянутую «ксиву»: «Уберите Вы, ребята, эту контрреволюцию из своих бумаг, она же недоказуема. Если уж вам так загорелось посадить этого дурака, обвините его в «непредоставлении машины». Дадут ему с годик, или оштрафуют зарплат на пять-десять, или принудительные работы дадут. И хватит с него». А сам думал, поди, что и это у них не получится, но пусть побегают, кобели. Полезно. Ведь машиной-то распоряжаться должны из Новосибирска, ведь она там на учете стоит, и оттуда приехала. И в Новосибирске большое начальство знает, у кого и когда забирать машины, не у полевых геологов же? Жалко, что отец, по-видимому, этого не знал. Вот на него и «наезжали» гэбисты. 

Вот и появился Протокол дополнительного допроса обвиняемого от 8 августа 1941 года. Вы, надеюсь, заметили, что и только что рассмотренное Постановление о предъявлении обвинения по «машине», и только что упомянутый протокол, который я сейчас буду цитировать, написаны в один день, 8 августа?

Матвеев мл.:  Вам предъявляется постановление о предъявлении обвинения в том, что Вы умышленно скрыли, и не сдали (выделено мной) по мобилизации в РККА в момент начала военных действий две автомашины. (Не сдали я выделил потому, что к 8 августа ее отремонтировали, и забрали, куда там им было нужно. Поэтому Матвеев мл. очень смел.)

Отец: Признаю себя виновным в том, что я не поставил на учет райвоенкомата эту грузовую полуторатонную автомашину в момент объявления мобилизации и в последующие дни. Однако я хочу добавить, что это сделано с моей стороны неумышленно, а, как я уже выше показывал, в данных мной показаниях, до 24.07.41 возглавлял руководство Геологоразведочной партии начальник гр. Дикгоф, а с 24.07.41 принял руководство я. Но с этого же времен автомашина оказалась неисправной, и была с моего ведома поставлена на ремонт.

Матвеев мл.: В вашем ведении находилась вторая автомашина, принадлежащая Славгородской партии, которая Вами также не была представлена в райвоенкомат по мобилизации. В этом признаете себя виновным?

Отец: Нет, в этом я себя виновным не признаю, так как за славгородскую машину отвечал непосредственно ВРИО начальника партии Будилов. Поэтому я считал, что он должен заботиться о регистрации этой автомашины.

Матвеев мл.: Но эта автомашина работала у вас, и находилась под Вашим ведением.

Отец: Она исполняла часть нашей работы, несмотря на то, что шофер был наш, но в основном она работала по перевозке грузов славгородской партии, и отвечал за нее, как я уже выше показал, Будилов.

Матвеев мл.:  Дайте показание, считаете ли Вы обе автомашины вполне пригодными для работы, а при представлении в райвоенкомат безусловно годными, и пошедшими бы в РККА?

Вообще говоря, это совершенно идиотский вопрос, особенно та его часть, где отцу-геологу предлагается оценить, словно он военный приемщик, машину, безусловно годную и пощедшую бы  в РККА.

Отец: Я считаю, что если бы обеим автомашинам дать небольшой текущий ремонт, и они безусловно бы пошли для РККА. Хотя шофер Чернаков говорил, что ей требуется (то есть автомашине, принадлежащей нашей партии) капитальный ремонт.

Чувствуется, что и отец понимает, что обвинение «в непредоставлении машины» все же лучше обвинения в «А.с. деятельности». Поэтому с готовностью берет на себя функцию военного приемщика, наперед зная, что в суде «непредоставление» чужой машины в вину ему поставить невозможно. А «машину, требующую капитального ремонта» - тем более.  

Матвеев мл.: Вам предъявляется справка Знаменского райвоенкомата, подтверждающая то, что автомашина, принадлежащая вашей партии, после Вашего ареста, 28.07.41 была зарегистрирована, мобилизована и взята в РККА, а вторая – точно так же 26.07.41 мобилизована. Из этого явствует, что обе автомашины были исправны, но Вами они умышленно были скрыты, и не представлены в райвоенкомат. Дайте правдивое показание.

Добавлю, что этой справки в «деле» нет. Ее бы от меня не скрыли, копируя для меня материалы дела выборочно. Тут не затрагиваются пресловутые интересы «свидетелей и третьих лиц»  (см. начало).

Отец: Действительно, до моего сознания не дошло то, что их следует поставить на учет в военкомат, но я все-таки утверждаю, что за вторую автомашину должен был отвечать непосредственный начальник Будилов. Кроме того, я хотел бы добавить, что автомашина, принадлежащая нашей партии, все-таки требовала ремонта, и 25.06.41 была уже разобрана для того, чтобы ее отремонтировать. И я обращался в МТС (машино-тракторная станция), но удовлетворяющего результата не получил.

Как видите, это все – переливание воды из пустого в порожнее, все это, до последнего слова, можно найти в прежних протоколах. Но в тех протоколах «автомашина» идет частным случаем комплексного обвинения, здесь же – только одна «автомашина».

Я упустил из виду, когда рассматривал выше Постановление о предъявлении обвинения от 8 августа, подписанное Матвеевым мл. и утвержденное Матвеевым ст., по ст. 59 – 6 (автомашина), одну очень важную деталь. Суть этой детали в том, что все предыдущие бумажки «дела» не имели номера, пустое место, куда должен в бланк вписываться номер дела, оставалось пустым. Другими словами, это дело вертелось в деревне, где командовал всей жизнью Матвеев мл., но краевые инстанции НКВД, может быть, даже и не знали о существовании этого «дела». Отец сидел в деревенской кутузке и царем и богом у него был Матвеев мл. Естественно, когда Ренцов не стал подписывать Обвинительное заключение на весь комплекс «вин отца», номера у этого «дела» не появилось. А вот у Постановления о предъявлении обвинения по статье 59 – 6 (автомобиль), составленного Матвеевым мл. и утвержденного Матвеевым ст. и за Ренцова, и за Николаева (см выше), уже имеется номер – 765.

О, это очень важный момент! Это вшивое и абсолютно бесперспективное дело об «автомашине», пока Ренцов где-то прохлаждался, попало в реестр краевого НКВД благодаря стараниям Матвеева-старшего. И теперь не только Ренцов и Николаев, сам Берия бы вряд ли его оттуда выковырял. Недаром у нас говорят, что написано пером, не вырубишь топором. И еще говорят, что дураки – они хитрые.

Благодаря этому Протокол дополнительного допроса отца, только что мной представленный (насчет исключительно автомобиля) тоже стал иметь номер, тот же самый, 765. Поэтому приведу его полностью, и, пока не позабыл, отмечу сразу же: постановление полностью составлено все теми же милыми родственничками. Написал Матвеев мл., утвердил Матвеев ст. Успел сучара. Замечу так же, что в бланочках эти сучары аккуратненько печатные буковки НКВД начали подправлять вручную на НКГБ. Раньше был народный комиссариат внутренних дел, сейчас – народный комиссариат государственной безопасности. Скоро уже, скоро возникнет всем знакомая аббревиатура НКГБ = КГБ.

Итак, Постановление о дополнительном ознакомлении обвиняемого со следственным производством. «1941 года августа месяца 8 дня я, начальник Знаменского МРО  НКГБ  Управления НКВД (забыл, сволочь, исправить) по Алтайскому краю Мл. лейт. г.б. Матвеев, рассмотрев следственное дело за № 765 и усматривая, что после объявления проходящему в качестве обвиняемого гр. Синюкова Прокопия Петровича, вновь проведены следственные действия  (переливание из пустого в порожнее – мое) об окончании следствия и ознакомления его со следственным производством, следственное дело дополнено новыми материалами  (врет же сука, ничего не дополнено, а только переписано прежнее по третьему или четвертому разу), а именно:

1.    Постановление о предъявлении обвинения дополнительно по ст. 59 – 6.

2.    Протокол дополнительного допроса Синюкова.

3.    Справка Знаменского РВК № 8 – 08 (которой в деле нет, но я добьюсь ее, если она все-таки есть).

В силу этого, руководствуясь ст. 206 УПК РСФСР, постановил предъявить обвиняемому Синюкову П.П. вновь ознакомиться со следственным производством и выяснить, не желает ли он чем-либо еще дополнить следствие».

Попробую объяснить всю сучью казуистику этого «документа» простыми словами. Как они обвели Ренцова вокруг пальца. Они фактически открыли новое дело против отца по факту «укрывательства автомашины», подчеркнув, помните, слово избрать вместо оставить прежнюю меру пресечения? И все бумаги после этого составляются как бы заново. И эти бумаги, касающиеся только автомобиля, регистрируют в «конторе», то есть ставят их на контроль под № 765. А вот только что рассмотренным Постановлением о дополнительном ознакомлении вливают  в этот сосуд все говно, набранное ими по всей деревне до этого, по поводу «антисоветской деятельности». Они же не имели права писать о дополнительном ознакомлении, если они рассматривали только автомобиль, если состряпали не Постановление о дополнительном предъявлении обвинения, а Постановление о предъявлении обвинения (см. выше), то есть как бы первоначальное обвинение. И это обвинение касалось только автомашины. Поэтому им надо было писать просто Постановление об ознакомлении, а не о дополнительном ознакомлении. Все это называется умышленной фальсификацией следственного дела. Ведь прежнее дело, со всей кучей говна, им завернули Ренцов и Николаев. Это же видно невооруженным глазом. Какого черта она, эта бумага, без подписей болтается в «деле»?

Но дальнейшая «стряпня» двух Матвеевых опять почему-то задержалась на 10 дней, ибо Обвинительное заключение по делу № 765 (якобы «по автомашине», но уже с включением туда же «антисоветской деятельности»)  появилось на свет только 18 августа 1941 года. Мы же видели как это «дело» стремительно развивалось, по четыре допроса в день и даже опережая события, так как все документы об «преднамеренном отравлении» трактуют его 12-м июля, а в Обвинительном заключении ему присвоено 6 июля, неспроста, наверное. А тут 10 дней совершенного безделья Матвеевых. У меня нет сомнений, что эта «сладкая парочка» что-то выжидала, скорее всего, отсутствие кого-либо на работе из главных чиновников, чтобы подсунуть на подпись свои бумаги кому-нибудь менее сведущему или дружественно настроенному к этой «сладкой парочке». И я это не зря говорю, как вы увидите ниже.

Пока же рассмотрю, чем же отличается неподписанное обвинительное заключение без даты и номера «дела» от подписанного двумя Матвеевыми обвинительного заключения с номером «дела» и датой совершения? Практически ничем. Главное отличие в том, что в первом обвинительная статья 58 – 10 ч.2, а во втором – уже две статьи: 58 – 10 ч.2 и статья 59 – 6 УК РСФСР. Кроме того, в первом случае в констатации сказано, что «умышленно скрыл и не представил в РККА вполне исправную автомашину…», а во втором случае в констатации  стоит:  «с целью скрытия от мобилизации дал распоряжение не ставить на учет две грузовые вполне исправные автомашины…». И, в первом случае в предмет обвинения не ставится эта самая «автомашина», оставаясь только в констатации, как характеристика «облика обвиняемого». А во втором случае уже «две автомашины» фигурируют как в констатации, так и в предмете обвинения. И я понимаю, почему это произошло. Дело об «автомашинах» уже с номером, но маловажное и недоказуемое, а вот прибавка туда же «антисоветской деятельности» в обход мнения Ренцова делает его весьма «перспективным», тем более что немцы уже под Москвой. И сейчас я это и «выжидание случая» докажу.

Под вторым Обвинительным заключением от 18 августа, как и в первом, неподписанном, имеется рубрика: «Согласен. Начальник следственной части УНКГБ лейтенант Госбезопасности Ренцов», но подпись там стоит не Ренцова, а именно Матвеева-старшего, с закорючкой перед должно­стью «За», то есть «За Ренцова – Матвеев». Далее в грифе «Утверждаю» стоит: «Начальник УНКГБ по Алткраю капитан Госбезопасности Николаев», но «товарищ», поставивший свою подпись-зако­рючку, счел своим долгом приписать перед словом «начальник» теми же чернилами – «Зам.».  Вот именно на эти «ожидания случая» и ушло десять дней. Мало того, на указанном Обвинительном за­ключении стоит размашистая резолюция карандашом: «Утверждаю. И.о. Зам. Крайпрокурора по спецделам Е. Бадаков (или Баданов), и дата – 23 августа». Еще – пять дней «выжидания».

Но и это еще не все, как говорят в рекламе. «И.о. Зам. Крайпрокурора по спецделам Бадаков» в тот же самый день августа оказался, кроме того, и «Нач. спецотдела Прокуратуры Алтайского края Е. Бадаковым», которому очень требовались для «отчета о своей работе» именно «спецдела». Это видно из следующего документа: «Председателю Алтайского Крайсуда, гор. Барнаул. Копия: Начальнику_________ (не заполнено). Направляю при этом уголовное дело по обвинению Сенокова (не Синюков, заметьте, не иначе как по телефону диктовали) Прокопий Петрович по статье 58 – 10 – II УК (теперь понятно, почему не упомянута статья Обвинительного заключения 59 – 6?) для рассмотрения в спецколлегии в закрытом судебном заседании с участием сторон. Докладчиком на подготовительное заседание назначен тов. _______________ (не заполнено). Обвиняемый Сеноков Прокопий Петрович содержится под стражей в Славгородской и с сего числа перечислен за Вами. Нач. спец отдела (Прокуратуры) Е. Бадаков».

Заметьте, Бадаков одной рукой делает для показухи своей «работы» как начальника спецотдела «дело», а другой рукой, это «дело» утверждает как краевой прокурор. Недаром он не только не направил копию этой своей бумажки своему начальнику, но даже и не заполнил соответствующую графу. Он также не назначил «докладчика по делу», то есть обвинителя, которым ни  с того, ни с сего, вдруг оказался Вердоносов, как мы увидим ниже, а на суде – вообще Моляренко.

Но, главные «метаморфозы» вы, может быть, не заметили? Тогда я объясню. Два Матвеева «шьют дело» отцу по ведомству «спецотдела» Бадакова (ст. 58-10 ч.2), которое надо рассматривать только «в закрытом судебном заседании», но из-за Ренцова это «дело» у них срывается. Ренцов просто его не «согласовывает». Тогда дважды Матвеевы возбуждают как бы новое «дело» против отца, по статье 59-6 («автомашина»), но с этим «делом» в ведомство Бадакова не сунешься, оно не по его очень уж «спец» отделу. Тогда дважды Матвеевы, нарушая все нормы УПК, вклинивают в «дело о машине» по статье 59-6 «пропащее дело об антисоветской деятельности» по статье 58-10 ч.2. Но с таким винегретом в «деле» к Ренцову «согласовывать» не сунешься. Поэтому два ухаря выжидают моментов, о которых я писал выше. Наконец все позади, обвинительное заключение есть, но для Бадакова оно только наполовину подходит, по его «спецстатье 58». Поэтому он с помощью своих «подельников» Матвеевых выхолащивает «двухстатейное обвинение», превращая его в «одностатейное» в только что процитированном письме в Алтайский краевой суд.

А я-то чуть было не полюбил «выездную сессию этого суда», которая не стала рассматривать «про автомобиль», думал это у них от совести…, а оказалось, в «соответствии с письмецом Бадакова».  Он же в нем не просит их рассматривать обвинение по статье 59-6. Что касается Бадакова, то он, несомненно, чувствовал как та кошка: чье мясо съела? Потому и начальство не проинформировал, и подписывался в бумагах двумя руками зараз.

Конкретных гэбэшников и прокуроров я рассмотрел, вымыл руки и забыл о них. Буде их память проклята. Но был и конкретный гэбэшник Ренцов, который так и не замарал своих рук этим «делом». 

Теперь подумаем о нашем советском суде, в частности Алтайском. Этот суд – «самый справедливый суд в мире» получил писульку прокурора Бадакова плюс само «дело», плюс обвинительное заключение. В деле и обвинительном заключении две статьи обвинения, а в писульке – только одна, зато, самая жестокая. И суд в своем Протоколе подготовительного заседания Судебной коллегии по уголовным делам Крайсуда от 25 августа 1941 года № 1008 послушно принимает к рассмотрению именно статью 58-10 ч.2. Председатель Нестеров, народные заседатели Шмаков и Воронкова. Притом заметьте, должен быть и прокурор Вердоносов, он же и докладчик по делу Вердоносов. Содокладчиком Вердоносова числится председатель Нестеров. Но Нестеров даже не удосужился расписаться, за словом Председатель в Протоколе зияет пустота. Но главного не забыли: «Обвинительное заключение утвердить. Предать суду по ст. 58 – 10 ч.2 Синюкова Прокопия Петровича. Дело слушать в закрытом судебном заседании с участием сторон, с вызовом в суд свидетелей по списку обвинительного заключения. Меру пресечения оставить прежнюю».

Я выделил эти слова потому, что никакого списка свидетелей в «действующем» Обвинительном заключении от 18 августа нет. Такой список есть в том, болтающемся как говно в проруби, Обвинительном заключении, существующем в «деле» как я говорил выше только для подтирки задницы, ибо оно никем кроме Матвеева мл. не подписано. Может оно для этого там и болтается, чтобы выписать оттуда свидетелей? Что говорить об этом сейчас? Сплошные процессуальные нарушения и подлоги, совершенные при исполнении должностных обязанностей должностными лицами советского правосудия, которое так и хочется взять в кавычки.

Однако, идет только 25 августа 1941 года, а суд состоялся только 17 сентября 1941 года. В чем же тут-то дело? Отец сидит в кутузке в Славгороде, «дело» его болтается по кабинетам в Барнауле. То есть, надо взять отца, связать ему руки за спиной (наручников тогда в СССР не было) и под охраной одного или двух гэбэшных «наганов» привезти в Барнаул, в краевой суд. Не тут-то было. Затевается эпопея с выездной сессией краевого суда, как будто соберут в славгородском «Доме культуры» все население из окрестных деревень и в назидание им будут судить отца за «контрреволюционную и антисоветскую деятельность».

Но во всех же только что процитированных бумагах стоит как заклинание – «слушать в закрытом судебном заседании». А такое «закрытое заседание» нельзя провести в зале клуба, ибо кто-нибудь непрошенный высунется либо из-за кулис сцены, либо из самой суфлерской будки. Такое «закрытое заседание» можно провести только в комнатушке с одной охраняемой дверью и занавешенными окнами. Тем более что это «закрытое заседание» было закрыто даже от жены подсудимого, не говоря о малолетних детях и другой родне, тщательно перечисленной в «деле». И неужели в краевом суде не нашлось такой комнатушки, что пришлось везти 6 человек «от правосудия» в Славгород? Подальше от начальства. Что-то здесь не так.

Приведу полностью Протокол судебного заседания, то, что мне «отксерили», но так плохо, что у корешка осталась «обрезанной» чуть ли не четверть страницы. Некоторые «обрезанные» слова буду восстанавливать по следующим в деле документам, например по Определению Верховного суда РСФСР. Цитирование документа буду прерывать в нужном мне месте для пояснений.

Итак, Протокол судебного заседания по делу №______ (не проставлено). Это вообще ужасно. Как так не проставить номер дела?

    17 сентября 1941 года Выездная сессия Алтайского краевого суда в г. Славгород.

…редседательствующего Мельниковой

…аседателей Козлова и Мартыновой

…прокурора Моляренко

… Фангаузен

…аре Козловой

…закрытом судебном заседании дело по обвинению Синюкова Прокопия Петровича по ст. 58-10 ч.2 УК

…открылось в _____ ч. _____м. (не проставлено)  

…ие явились Подсудимый в судебное заседание доставлен под конвоем.

…стоверяется в самоличности подсудимого.

…ов Прокопий Петрович 1910 г. рож. урож.    

…итим Н-Сибирской области грамотн. б/п

…стьян бедняков, проживал г. Н-Сибирск.

…ых нет, со слов не судим.

…нительное заключение получил.

…тели по делу явились: Олексенко, Одовал. ( Добавлю, что эта Олексенко пишется то Алексеенко, то Алексеенкова, то Мария Николаевна, то Мария Антоновна. Вообще говоря, Одовал – это Одновол).

…сени не явилась. Чернаков, Кузнецов, Бирюков.

…ели предупреждены по ст.25 УК и из зала удалены.

…тайство обвиняемого о вызове свидетелей

…ова и Чернакова.

…к прокурора дело слушанием продолжать

…чки явивших свидетелей и в случае надобности

…нить показания, данные на предварительном

…ствии свидетеля Кузнецова и Чернакова.

Адвокат согласен.

Суд выслушав ходатайство обвиняемого и мнение сторон, посовещавшись на месте,

Определил в ходатайстве обвиняемому отказать, так как …о свидетелей нет возможности находятся в РККА

и в случае надобности огласить показание свид. на предварительном следствии.

Разъяснена ст. 277 УПК. Оглашается состав суда. Отвода нет.

Оглашается обвинительное заключение.

Обвиняемый Синюков виновным себя не признаю.

К машине к первой я ни кого отношения не имел

а за вторую машину я разобрал за что было мной

получен выговор. Но т-к автомашина была не

исправна и я говорил, что машину нужно

ставить на капитальный ремонт и Выно…

себя признаю только в том что не зарег…

по телефону. При разговоре с Черниковым (надо полагать, с Чернаковым)

я сказал, что с тремя странами нам будит

трудно бороться, но больше ничего я не говорил.

Я повориху спросил как мясо нужно его

засолить, но она сказала что я мясо залью

холодной водой и спустя несколько часов

повориха сказала что мясо стало портиться.

Я ей сказал что промой и вари.

Свид. Одновол Александр Матвеевич 1924 г. ро…

Личных счетов и ссор не было.

(Надо представить себе, что этому свидетелю в 1941 году было всего 17 лет).

24 июня 1941 г. стояли около дома в присутствии

меня Сеникова (наверное Синюков), Черенков (наверное Чернаков) и др. где Сеников

сказал, что сейчас на СССР напала Гер…

и если еще нападет Япония то тогда со…

Союзу будет конец, на что успорял и бился

об заклад в победе Германии.

(Дальше почему-то следует четверть страницы чистой, притом не видно следов от подкладки или закладки чистой бумагой, то есть следов при размножении и закрытии части текста. Наверное, просто в протоколе сделан пропуск специально, чтобы что-то дописать в него, да так и не вписали).

…тель Олексикова Мария Николаевна 1926 г.

(А этому «свидетелю» в 1941 году вообще было 15 лет. В заголовке Протокола очной ставки от18.07.41 она названа Алексеенковой Марией Антоновной, в тексте этого же протокола она пишется то Алексенко, то Алексеенко. На суде же она стала вообще Олексиковой, притом уже не Марией Антоновной, а Марией Николаевной, 15 лет от роду). Продолжаю:

…Я работала поворихой и когда я стала

…мясо и посмотрела там уже были

…я пошла к обвиняемому и скозала

…мясо испорчино, но он сказал что

…ой и вари и спросил видали ли

…чии я ответила что видали, он на

… еще закричал ты всегда варишь что

… рабочих. Я сворила немного но рабочие

…о не ел. И когда пришел обвиняемый

…и стали рабочие говорит что есть

…но, то Сиников ответил, что больше

…ить нечим.

Синюков Прошу суд учесть, что свидетели

…азывают на меня ложно только из-за

…ных счетов.

…заканчивает судебное следствие

…реходит к прению сторон.

…рокурор.

…ошу суд по ст 58-10 ч II УК применит

…ру наказания не ниже 10 л. л/свободы

…л. порожение в правах.

…двокат.

…му суд дать возможность обв. перевоспи-

…ся и в порядке ст 3 судоустройства.

…леднее слово подсудимого.

…зание свидетелей отрицаю т-к показано

…сто из-за личных счетов. Прошу суд

…ру наказания снизить.

Далее страница на обороте предыдущей скомпилирована. Отснята полоска с текстом:

Адвокат – согласин.

Далее идет пропуск сантиметров 7, то есть, подложен чистый лист, а затем следует окончание текста протокола. Вот оно:

Суд удаляется в совещательную комнату

после чего оглашается приговор

и разъясняется подсудимому право

обжалования

 

Пред – щий (закорючка, похожая на Мельн)

Секретарь (закорючка похожая на Козло)  Конец.

 

Теперь, я думаю, вы поняли, зачем всем этим сукам понадобилась «выездная сессия». Но я все-таки объясню, у меня времени было больше подумать над всей этой сучьей системой советского «правосудия».

Во-первых, в «процессе» всего два свидетеля, притом оба несовершеннолетние, притом оба деревенские, даже сегодня здорово отстающие от городских сорванцов, знающих больше своих родителей. А ведь это 1941 год.

Во-вторых, в качестве «поворихи» свидетельствует неизвестно кто. Скорее всего, это даже не повариха, а ее дочка, присланная матерью «сказать» за нее. Недаром она сменила отчество с Антоновны на Николаевну.

В третьих, как же судьи устанавливали личность свидетелей? По метрикам что ли? Но тогда как вышло, что Антоновна стала Николаевной?

В четвертых, посмотрите на урезанную строчку что-то вроде «…сеин» или «сели не явилась», притом «не явилась» написано очень четко, не спутаешь. Но мы же с вами знаем, что во всем этот говенном «деле» фигурирует только одна женщина, а именно «повориха» с кучей имен. Но «повориха»-то дает показания. Кто же тогда «не явилась»? Может быть, мать подставной «свидетельницы»-малолетки? Она ведь тоже Маша.

В пятых, почему не явившиеся свидетели Чернаков, Кузнецов и Бирюков были о чем-то судом предупреждены «по ст. 25 УК и из зала удолены»? Может, их предупредили, что «показания» свои нельзя менять? Может, они почувствовали, что они натворили? Может, они поняли, что их злая «шутка» зашла слишком далеко? И если бы суд состоялся в Барнауле, а не в «выездной сессии», то там кто-нибудь заметил бы, что детей в свидетелях оставили, а мужиков выгнали.

В шестых, отец требует свидетелей Кузнецова и Чернакова, а ему прокурор говорит, что они не явились, тогда как сами их только что выгнали из «зала». Притом настаивает, зачем, дескать, они тут нужны, когда есть их «покозания на предварительном следствии»?

В седьмых, отец уже доподлинно знает, что «ксиву» гэбэшникам на него написал Бирюков, потому его и не требует представить суду.

В восьмых, сам суд сучий, так как только что выгнав свидетелей из «зала», тут же врет, что они на фронте, «находятся в РККА» дескать.         

В девятых, как это «адвокат во всем согласин», когда каждую минуту нарушаются права его подзащитного.

И если вы еще думаете, что в Барнауле мог происходить этот правовой «беспредел» так же как и на «выездной сессии» в Славгороде, далекой глубинке по тем временам, то у меня еще есть, что сказать по поводу этого сучьего суда. Но сперва приговор. Вот он, тоже «обрезанный ксероксом», но ненамного:

 

…осийской Советской Федеративной Социалистической Республики

…ентября 1941 г. Выездная Сессия Алтайского

…го Суда в гор. Славгороде

…твующего Мельниковой

…дателей Козлова и Мартыновой

    при секретаре Козловой

    с участием сторон

…авителя гособвинения прокурора т. Маля-

… и представителя госзащиты адвоката

…ангаузен рассмотрев в закрытом судеб-

…седании дело по обвинению

…нюкова Прокопия Петровича с 1910

…ождения, уроженец гор. Искитим НСО

…ходит из крестьян бедняков, грамотный,

…русский, до ареста проживал гор. Ново-

…ск ул Орджоникидзе № 69 кв 1, работал

…нач. геологоразведочной пратии с вре-

…ым местопребыванием в Знаменском

…не Алтайского края

…Обвиняется по ст. 58-10 ч II УК РСФСР

…териалами предварительного и судебного

…ствия установлено, что обв Синюков

…4 июня 1941 года находясь в помещении

…жития среди рабочих геолого-разведыватель-

… партии высказывал к/р измышления

…аженченского характера по вопросу вой-

… Германии с Советским Союзом. Проводя

…практике свои к/р действия обв Синю-

… 6 июля 1941 года дал распоряжение

…ару приготовить обед из гнилого мяса

…рвями, что подтверждено свидетелями

…ксенко, Одновол, Чернаковым, Кузнецовым,

…поэтому суд считает, что предъявленное

…инение доказано, суд руководствуясь

…319-320 УПК

             П Р И Г О В О Р И Л

Обв. Синюкова Прокопия Петровича

1910 года рождения по ст 58 – 10 ч 2 УК  с…

ст 58²  УК РСФСР подвергнуть к ли…

свободы сроком на десять лет с…

нием политических прав в порядке…

и «б» УК на пять лет после отбытия…

 наказания. Срок отбытия исчислять…

15 июля 1941 года. Меру пресечения ос…

содержание под стражей.

       Приговор может быть обжалова…

в Верховный Суд РСФСР в течении…

сов с момента вручения копии приго…

осужденному.

         Пред-щий (закорючка)

        Н/заседатели (две закорючки)

 

Насчет одной из закорючек заседателей я хочу сказать особо. Она на сто процентов совпадает с закорючкой секретаря протокола судебного заседания Козловой. Значит, в Славгород на «выездную сессию» надо было везти не 6 человек, как я сообщал выше, а всего 5. Козлова работала за двоих сразу. И это немаловажно, как можно подумать не подумавши. Круг этих продажных, подлых  и бессовестных судебных сук должен быть узким, а то из него может просочиться наружу вся их сучья суть.

Я долго думал и удивлялся, почему отец не подал апелляцию в Верховный суд России? Ответ я получил из этого же сучьего «дела», со страницы 75, где отксерокопирована «Расписка: …виняемый – осужденный_________________(пустое место) копию  обвинительного заключения – приговора получил». Подпись. Далее следует закорючка почерком первоклассника «синю… плюс волнистая линия». Даже при самом большом воображении эту закорючку нельзя признать подписью отца. Он же расписался в этом сучьем «деле» раз сорок. А я все это рассматривал в лупу, не торопясь, мне некуда больше спешить, как поют в романсе.

И эти суки-судьи, как и суки-следователи, прекрасно понимали, что апелляцию ни в коем случае отцу не следует позволять. Им же один Ренцов столько крови перепортил. А тут бы Верховный суд. Да он бы из одного мелочного престижа им все разломал бы в пух и прах. И большей частью не из-за того, чтобы отца освободить (он, может быть, в тюрьме бы и помер), а за то: как они смели так «плохо» посадить отца, вернее, плохо организовать его обвинение? 

Я недаром выделил немного выше обрезанное слово «сов», которое ни что иное как «часов», то есть приговор можно было обжаловать в Верховный суд РСФСР в течении скольких-то там часов, заметьте, не суток, а часов, даже если их в том сучьем законе и наберется, например, 72 часа, то есть трое суток. И стоит новоиспеченному зэку не дать приговор в руки эти самые часы, как он уже напрочь теряет право на обжалование. Видишь ли, зэк проклятый, которому «товарищ брянский волк», время у тебя уже истекло. Вот почему закон об исчислении права на обжалование в часах, сколько бы их ни было, хоть 720 – месяц, я по праву считаю сучьим. Но ведь никакой дурак и не напишет 720 часов, ухохочатся же люди.

Но я ведь держу в руках документ, который неопровержимо доказывает, что подпись отца подделана. И я ведь уже вместе с вами раз двадцать прочитал, что отец не признал себя виновным, так, чуть-чуть виноватеньким, не больше. Он требовал свидетелей, которых ему не предоставили. Он из последних сил и до самого конца боролся с этой сворой сук. И вдруг он добровольно отказывается от апелляции. Это же уму непостижимо. Так как же мне доказать своему государству, что так делать некрасиво? Эта свора сук давно вся вымерла, конечно, намного позже, чем отец, но все же подохла. Кто же мне ответит за этих сук? Ответить должно государство, расплодившее сук в образе людей в таком необозримом количестве. Оно-то, государство пока не подохло.

Если вы думаете, что государство мое, наломав дров столь бессовестным образом, само спохватилось и реабилитировало моего отца, то вы глубоко ошибаетесь. Ему, моему государству под нынешним названием Россия, плевать на своих подневольных рабов. Подох, говоришь в тюряге твой батька ни за что, не отсидев и полсрока? Плевать! Еще нарожаете! Вас много, а мы, ваши правители – одни! Замучились, быдлом управляя!

Так вот, доказываю своему государству, что инициатором реабилитации отца был я, а вовсе не государство. Цитирую свое письмо государству от января 1965 года. Отец умер в лагерях ровно 19 лет назад. Но сперва кое-что скажу. Мать моя покойная, наученная горьким опытом, как огня боялась даже близко подходить к заведениям типа прокуратуры. Я же только два года назад закончил институт, после работы в шахте, а перед этим окончив техникум, а еще раньше – только семилетку, так как у меня с 5 лет детства не было отца. И я боялся тоже «высовываться» на заре своей карьеры. Поэтому письмо, которое буду сейчас цитировать, я написал от имени матери, хотя и она могла написать – грамотная, хоть и не слишком. С нее-то старой что возьмешь? Особенно гэбэшникам.

Итак: «Прокурору г. Барнаула Синюковой Татьяны Ивановны, проживающей г. Сучан Приморского края, ул. Тургенева, 4-в, кв. 9, Заявление. Мой муж Синюков Прокопий Петрович 1910 г. рождения, будучи в поисковой геологоразведочной партии от Геологоуправления г. Новосибирска, не вернулся домой в 1940 году. (Тут ошибка, надо 1941 г., но и мать уже забыла). Его партия работала в Кулундинских степях Алтайского края. Выехав в г. Барнаул я узнала, что мой муж осужден по статье 58 на 10 лет и отправлен для отбывания наказания. Больше я от мужа никаких вестей не имела и не имею. Прошу Вас разобраться в деле моего мужа на предмет его реабилитации, так как всей своей жизнью он не мог, по моему мнению, быть врагом народа и партии. Раньше обратиться с этой просьбой не было возможности. С уважением – моя подпись. (Которую подделать очень непросто, если вообще возможно. Она у меня и сейчас такая же).  

В письме я дату  не поставил, но зарегистрировано оно в Военном трибунале СибВо – Сибирского военного округа 28 января 1965 года, штампик на нем стоит. Я понимаю, что письмо мое погуляло по инстанциям, ведь оно было направлено почти «на деревню дедушке». И спасибо тем людям, которые гоняли его по почте, пока оно не попало, куда следует. Но только не государству. Оно должно было само озаботиться судьбой моего отца. Ведь именно оно руками своих сук как убийца-маньяк лишило моего отца жизни.

 Ну как, государство? Молчит государство. Не дает ответа, как та Русь-тройка, которую вопрошал Гоголь почти 200 лет назад.

Мой рассказ подходит к концу, но перед тем как снять сюда копию Определения Верховного суда, хочу сделать очень существенное замечание. Когда ссучивается само государство, как это было при Сталине, да и позднее, то ссучиваются и его «глаза», «уши», «чистые руки», «горячие сердца», «горящие взоры», «щиты и мечи» и так далее в человеческих образах и превращаются в простых советских сук.

Не, нет, только не говорите мне как в школе, что все зависит от царя. Я еще раз повторяю, все зависит от степени ссучиваняи государства в целом. Ибо рядом с царем-сукой в три ряда окружают его соучастники-суки, которые, собственно, его и поставили, и охраняют его, и преклоняются перед ним, и пресмыкаются. Ну, естественно, и ссучиваются. Так что народ тут не при чем. Народу эта гвардия так загнет салазки, что он потом, этот народ, века два не сможет распрямиться. Я же недаром это все сказал. Я же это сейчас докажу.

Как только государство стало меньше походить на самую последнюю суку, так и его чиновники сразу же стали нормально соображать, как нормальные люди. Куда же суки делись? Я имею в виду рядовых сук, подзаборных, таких, какие судили моего отца. Они, конечно, есть, но они хвосты прижали, и не высовываются из своих поганых будок.

Итак.

«Дело № 51- нс5 – 9  1965 г.

 

О П Р Е Д Е Л Е Н И Е

 

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в составе председательствующего Чернышова Г.П. членов суда Короткова А.Ф. и Васькина С.С. рассмотрела в судебном заседании от 24 апреля 1965 года дело по протесту Заместителя Прокурора РСФСР на приговор Алтайского краевого суда от 17 сентября 1941 года, по которому Синюков Прокопий Петрович, 1910 года рождения, уроженец города Искитим Новосибирской области, русский, беспартийный, из крестьян-бедняков, семейный, с низшим образованием, несудимый, до ареста работавший исполняющим должность начальника Кулундинского разведывательного отряда Геологоразведывательного треста Наркомата нефтяной промышленности СССР; осужден по ст. 58-10 ч. II УК РСФСР к 10 годам лишения свободы с поражением избирательных прав на 5 лет, без конфискации имущества.

В кассационном порядке дело не рассматривалось.

В протесте ставится вопрос об отмене приговора и прекращении дела производством за отсутствием в действиях осужденного состава преступления.

Заслушав докладчика суда Васькина и заключение прокурора Рыскова, поддержавшего протест, Судебная коллегия

У С Т А Н О В И Л А:

Синюков признан виновным в том, что он в июне – июле 1941 года среди рабочих Геологоразведывательной партии проводил антисоветскую агитацию.

Виновным он себя не признал.

Обвинение его основывалось на показаниях свидетелей Чернакова, Кузнецова, Одновола, Бирюкова, Алексеенко и Зоркова.

Высказывания Синюкова, о которых показали перечисленные выше свидетели, не было оснований признавать антисоветской агитацией; они неправильные и обывательские, но не содержат состава преступления, предусмотренного ст. 58 – 10 УК РСФСР.

В силу этого, соглашаясь с протестом и руководствуясь ст. 378 п.2 УПК РСФСР, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР

О П Р Е Д Е Л И Л А:

Приговор Алтайского краевого суда от 17 сентября 1941 года в отношении Синюкова Прокопия Петровича отменить и дело производством прекратить по пункту 2-му ст. 5 УПК РСФСР».

Кажется, что правда восторжествовала, но я так не думаю. Отец умер, не дожив до 35 лет, 5 из них – в ужасных мучениях. Семья наша чуть не погибла от голода в войну как семья «врага народа». Я немалого достиг в жизни, но не благодаря, а вопреки. И я совсем не тот человек сегодня, чем мог бы быть, имея отца.

Но не это главное. Главное в том, что и Верховный суд, и Прокурор, а в лице их и Государство разве ослепли, что не увидели в действиях государевых сук, погубивших моего отца, состава многочисленных преступлений? И не просто преступлений, а государственных преступлений, служебных подлогов, превышения полномочий, подделки документов, фальсификаций и прочего, притом все это при исполнении государственных, служебных обязанностей. А это хуже чем прямое убийство, совершенное каким-нибудь пьяным мужиком. Хуже не для убитого, конечно, а в целом для Государства. Оно было в этом смысле говенным, говенным и осталось на 24 апреля 1965 года.

Смешно читать, что в действиях отца «отсутствовал состав преступления». Это же любой дурак, открыв статью 58, увидит. Смешно читать, что высказывания отца «обывательские», он же ни к чему не призывал, а высказывал свое частное мнение, он же не сталиным работал, ему и положено высказывать обывательское частное мнение. Но совсем уже оскорбительно читать, что мнение отца было «неправильным». Оно как раз было очень правильным, даже сверхправильным, если учитывать его информированность, почерпнутую в Кулундинских степях. Сталин обосра…, спрятался, мямлил, что попало, даже отец заметил это, глядя в газету. Немцы захватили молниеносно всю Западную Европу, стояли под Москвой, окружили Ленинград, «прижали» Сталинград к Волге, все «житницы России», Украину, Краснодарье, Ставрополье «топтал немецкий кованый сапог», из Самары сделали столицу СССР. А Синюков, видите ли, рассуждает «неправильно». Единственно, чего отец не предусмотрел в своих рассуждениях, это, что Сталин пожертвует 30 миллионов жизней народа «для победы». Но ведь и пример же у отца был – Западная Европа, каковая жертвовать своим народом не стала, хотя могла сделать то же самое, что и Сталин. Тогда бы Гитлер и до России не добрался, рассыпался бы. Так что у отца была железная логика. 

Какого же черта специалисты-юристы высочайшего класса не заметили, почему дело отца не рассматривалось в кассационном порядке? Я же тоже только сейчас впервые увидел образец подписи отца, но сразу же заметил, что она поддельная при «вручении приговора». Я уже не говорю о себе, за жизнь державшем не больше пяти часов в руках Уголовный и Процессуальный кодексы, но сразу заметившем то, что вы читали выше. Какого же черта высшие чиновники юриспруденции всего этого не видят в упор? А если видят, то почему не возбуждают столько дел, сколько потребуется, чтобы выгрести все говно, которое в дело отца наклали их младшие коллеги по цеху? Они что, не знают, что у итальянского фашизма, германского нацизма нет срока давности? А у царизма, сталинизма, бериизма, гэбизма, нынешнего беспределизма разве есть срок давности? Какой, интересно, он? Не в часах ли с минутами он измеряется как срок подачи апелляции?

До тех пор, пока в нашем Государстве не будет все это сделано, оно будет говенным государством, вернее, все в говне.

И сразу же вернусь в наши дни. А то я остановился, сами видели, на 24 апреля 1965 года. Я не сомневаюсь, что Пасько тоже когда-нибудь реабилитируют, полностью, и из-за полного же отсутствия состава преступления. Так вот, до самого того времени стопроцентно наше государство будет все в говне. А на более отдаленную перспективу я даже не буду замахиваться.

 

                                                                                          4 февраля 2002 года

 

Примечания

 

Я уже писал, что дело было мне представлено в копии не полностью, а с изъятием листов с 11 по 26, с 47 по 49, 51, с 56 по 59, 63, с 68 по 70, 73. Я вынудил московских чекистов запросить дело и представить его мне для ознакомления в полном объеме. Они запросили и представили, правда взяв с меня расписку, что я эти листы не буду «разглашать». Но и снять с них копию мне отказались, разрешив переписывать от руки то, что меня заинтересует. Я сделал заметки и теперь их прокомментирую в качестве ссылок в основном тексте. Итак.

1). Оказывается, не с неба получил гэбист Матвеев-младший (скоро появится и старший) сведения об «антисоветской деятельности» отца, а от своего же сотрудника сержанта госбезопасности Постникова. Который якобы составил от этого же самого 14 июля Протокол «допроса» свидетеля Чернакова Григория Моисеевича, 1922 года рождения (на 12 лет младше отца), еврея, знавшего отца только со 2 июня 41 года. Этот «допрос» занимает с 11 по 14 листы Дела, мне не скопированные. В этом якобы допросе свидетеля – те же сведения, что и я уже сообщил: неизбежность победы Германии, мясо с червями, нерегистрация машины. Но есть и нечто новенькое. Первое. Чернаков сообщает, что мой отец не пустил его регистрировать машину в военкомат. Но Чернаков все-таки пошел в сельсовет и заявил председателю Серозюку об этом, и даже составил с ним об этом акт. Для меня же обо всем этом – ни слова. Для меня  «нерегистрация» машины выглядит как бы упавшей с потолка. То есть выходит, что это именно 17-летний шофер Чернаков вкупе с председателем сельсовета Серозюком страшно захотели «зарегистрировать машину в военкомате» и настучали на отца в НКВД Матвееву-младшему. А Серозюк еще и накатал бумагу, что мой отец «выпил весь одеколон в сельпо». И ныне подлое государство этих «свидетелей защищает» от меня, спустя шестьдесят лет.   

Второе. Чернаков сообщает, что мой отец «злоупотребляет государственным имуществом. Посадил в мою машину в Славгород 13 человек, получил с них по 30 рублей без квитанции, а когда я отказался везти их без путевого листа, Синюков выписал мне лист». То есть, отец с Чернаковым попросту не поделили выпавшую им «халяву». Молодой да ранний Чернаков должен был иметь эту «прибыль».

Третье. «Синюков при ликвидации нашей партии продает ненужное имущество. Мука куплена по 2-20, а он продал  кузнецу колхоза «Правда» по 100 рублей за 16 килограммов (т.е. по 6-25 – мое). Синюков продал муку и председателю колхоза Омельченко как для колхоза, но мука лежит у этого Омельченко дома под кроватью. Синюков спекулировал также крупой, брал по 1 рублю, а продавал по 3, а также спрятал для себя мешок муки в ларь для спецодежды».

Тут же нет ничего особенного. Началась война, и мука с крупой подорожали в тот же день. Что же здесь непонятного? Непонятно другое, куда делись немалые деньги? Ведь согласно протоколу обыска у отца кроме паспорта, освобождения от воинской обязанности и двух бланков какой-то конторы инвалидов ничего  как бы и не было. И это лично выгодно гэбэшникам, только им и больше никому.

Четвертое. Чернаков сообщает, что мой отец «приказал заправить машину отработанным маслом» и продолжает: «Я хотел ехать в МТС проверить масло, но расплавился подшипник». Но как профессиональный и обученный шофер Чернаков ведь знал, что этого нельзя делать, и все-таки сделал. А потом решил «проверять» это масло в МТС. Тем более что Синюков якобы сказал ему, что он, Чернаков якобы «задерживает партию и вводит ее в убыток по своей вине в сутки по 500 рублей». Мало того, мой отец якобы «говорил, что был членом ВКП (б), но как выбыл, не рассказывал». Видите, он даже это припомнил.

Из всего этого ясно видно, что между шофером Чернаковым и отцом, только что назначенным на должность фактически только для ликвидации партии как таковой, разгорелся скандал. Отцу надо ликвидировать партию, распродать оставшиеся запасы и вернуться в Новосибирск. А Чернакову надо использовать машину в своих целях. Вот первая основа скандала и действующие лица. И этим лицам надо настучать в КГБ. В КГБ из этой «стучалки» должны узнать, что у отца много денег от распродажи «имущества», которые благополучно и исчезли в гэбэшных карманах судя по протоколу обыска. Если бы отца не посадили, то неминуемо возник вопрос: куда делись деньги? Его бы спросили в Новосибирске об этом, а он бы сказал, что на Алтае, в КГБ остались. Поэтому садить его гэбэшникам надо было непременно, чтобы, как говорится, «все концы в воду».

А зачем тогда хранители «дела», отксерокопировав мне допросы тех же людей, первоначальные «допросы» (листы 11 – 26) от меня утаили? Во-первых, потому, что это и есть первоначальные «телеги» на отца, только переделанные в «допросы свидетелей». Как будто гэбэшникам еще до допроса «свидетелей» было известно, что отец «покупал муку по 2-20, а продавал по 6-25», и известно, что отец «выбыл из ВКП(б)». Это же чушь собачья. Во-вторых, от меня надо скрыть, что все дело затеяно по сговору и оговору трех человек: шофера, председателя сельсовета, студента Бирюкова, которому отец не дал сахару. Притом у этого сговора и оговора есть исчерпывающие причины. И все это по прошествии 60 лет от меня надо скрывать под маркой «защиты свидетелей и третьих лиц»? Так это же суки, а не свидетели и третьи лица. Именно их надо судить вместо отца за сговор и оговор с того самого дня 1965 года, когда отец реабилитирован за отсутствием состав преступления, совместно с гэбэшниками Матвеевыми! Ах, какое слепенькое государство.  

А теперь посмотрите вновь на протокол очной ставки между отцом и Чернаковым. Тут уже фигурируют только антисоветская пропаганда и машина. И ничего нет о мотивах сговора и оговора.

И после всего этого власти пытаются мне доказать, что они защищают свидетелей? Преступников они защищают!

2). Рассматриваю ранее не предоставленный мне Протокол допроса Бирюкова от того же 14 июля. Допрашивает оперуполномоченный Знаменского МРО Володюшкин. Иван Ильич Бирюков родился в 1914 году, то есть младше отца всего на 4 года. Он родом из села Женновка Сызранского района Куйбышевской (Саратовской) области, ныне живет в Свердловске (Екатеринбурге), и учится уже шестой год в Сведловском горном институте. У отца он на практике и работает помощником оператора.

Самое замечательное в этом протоколе то, что написан он той же рукой, что и «акт о червях в супе». Обращает на себя внимание также то, что Бирюков знает отца только с 20 июня, когда прибыл на практику к отцу, то есть меньше месяца. Он показывает про «антисоветскую деятельность отца», «про две не поставленные на учет машины», но Синюков пишется в этой бумаге как Сенюков. И еще: «Со мной жил второй студент Соломас. Не знаю, слышал он или нет, но меня Сенюков разбудил и начал говорить, что он читал в газете речь Сталина и сказал панически спасайся кто как хочет, дело дрянь».

Я заметил, что о «червях в супе» он не доносит, а также, что студент Соломас никак в деле в дальнейшем не участвует. Поэтому видно, что шофер Чернаков и студент Бирюков в сговоре. Я не думаю, чтобы Соломаса гэбэшники не спросили, слышал он этот разговор с «разбуженным» Бирюковым, или не слышал? И не мог отец начать будить одного студента, чтобы доложить ему о победе Гитлера, не разбудив другого. А по «делу» как раз и видно, что второго студента он не добудился. Иначе бы в «деле» следы остались.

Я хочу здесь снова напомнить также, что согласно очной ставке отца с Бирюковым, отец сказал, что Бирюков на него зол за отказ отца дать ему сахара. Так что шофер нашел с Бирюковым общий язык быстро. Они оба оказались «обиженными» отцом.

3). Допрос Алексеенковой Марии Николаевны 1926 года рождения (15 лет), жившей вместе с родителями, знавшей отца с 07.06.41, ведет Кузьминов, и  тоже 14 июля. «Я взяла ключи и пошла в склад за мясом. Рабочие видели, что на нем черви. Синюков оскорблял меня нецензурно. Что скоро советской власти не будет, скоро ее разобьют,  я слышала от Чернакова. (от кого же ей еще услышать было?). О всех разговорах и поведении Синюкова материал подан в сельсовет (куда же еще его подавать как не сообщнику), и Синюкову это известно, ему все передал Чернаков. И он (Синюков) продает муку по дорогой цене, за масло дал куль муки».

Первое. На очной ставке присутствовала Мария Антоновна не то Алексеенкова, не то Алексеенко, притом неизвестного года рождения. И надо полагать, что она и была поварихой, так как на очной ставке мой отец ее признал. Но первичный «допрос», вернее телегу, написала Мария Николаевна, ее 15-летняя дочь, которой мать поручала иногда заменять ее на приготовлении пищи. Но отец имел официально отношение с ее матерью, Марией Антоновной. И именно ее отец, наверное, обматерил за то, что она не посолила мясо, и сгноила его. Поэтому на очную ставку пригласили мать, а не дочь. Мать и дочь обе перепуганы, и говорят, что велено. И на суде присутствует уже не мать, а ее дочь, Мария Николаевна. Ведь именно она под диктовку врала. То есть, здесь явная подмена свидетеля.

Второе. «Свидетель» простодушно говорит, что не сама слышала «антисоветские измышления» отца, а со слов Чернакова. То же самое касается и «продажи муки по дорогой цене». То есть на первом допросе девчонка повторяет по-заученному все, что ей велели. И только к очной ставке, притом не с ней, а с ее матерью, следователь вычленяет только «мясо с червями». Скорее всего, этот простодушный 15-летний «свидетель» болталась около студентов партии на правах маминой, поварихиной дочки.

4). Первичная телега Кузнецова. «Допрос» Кузнецова Михаила Андреевича, 1891 года рождения (на 19 лет старше отца), уроженца Тамбовской области, Борисоглебского района, села Серговка, в настоящее время проживающего в Алтайском крае, Каменском районе, Попереченском сельсовете, ведет Матвеев-младший. Но почерк в этой бумаге не его, а кого-то другого, так как автографов самого Матвеева-младшего в деле предостаточно, и есть с чем сравнивать. Стопроцентно, что эта бумага составлена задним числом, подделка. Вот что он показывает: «Дикгоф, немец, отозван в Новосибирск по каким-то причинам. Партия заканчивает работу и ликвидируется. В партии 11 человек, дислоцирована в поселке Баранский Нижне-Суетского сельсовета». Он подтверждает, что отец говорил «дело плохо, Гитлер победит», «сокрытие машины» и «протухшее мясо». Вместе с тем, на очной ставке, как вы видели, речи о «тухлом мясе» нет.

Кроме того Кузнецов показывает, что Синюков «нашу муку продает и ест сам масло, и деньги присваивает. В данное время Синюков спешит уезжать, так как завтра, то есть 15.07 (день ареста!) партии не будет». И это для меня очень важные сведения.

Реконструирую события. Партия расформировывается, все распродано, деньги у отца в кармане. Не знаю, каков будет по ним отчет в Новосибирске, сколько отец «наварил» себе, но пока деньги у отца. 11 человек, большинство из которых местные временно нанятые люди остаются без работы, это их угнетает. К тому же они видят, что шла распродажа «материальных ценностей», по их мнению выгодная отцу. Но особо сложное положение у шофера Чернакова. Подшипники двигателя расплавлены по его, шофера, вине и он не может на машине вернуться в Новосибирск на постоянное место дислокации геологов. Но и машину бросить, а сам вернуться, он тоже не может. Поэтому ее надо бы куда-то сбыть, чтобы самому оказаться свободным. Лучше, чем притащить ее на буксире в райвоенкомат, выхода не придумаешь. Но отец в силу недавней ссоры из-за дележа денег за «левые» рейсы с людьми на базар, не помогает шоферу, а препятствует ему в осуществлении его плана. Тогда Чернаков пишет бумагу в КГБ, предварительно вспомнив в кругу рабочих «конкретные факты антисоветской деятельности» отца. Рабочие помнят эти слова и обязуются их подтвердить, вспомнив личные «обиды отца», нанесенные им. По ходу дела гэбэшники выясняют, что у отца должна быть крупная сумма денег, которых при «обыске» как раз и не оказалось. В воду канули. И надо очень спешить, так как 15 июля отец покинет эти места навсегда, вместе с деньгами. 14 июля Чернаков едет в КГБ, к Матвееву-младшему в Знаменку и его заверяют, что отец будет арестован. Чернаков поздно вечером возвращается и, может быть, даже как бы злорадствуя, сообщает отцу, что он будет арестован. Скорее всего, тут какой-то был расчет, договоренность с гэбэшниками. Ибо гораздо естественнее и логичнее было бы отцу вообще ничего не говорить. Но Чернаков сказал, доказательством чего служит заполненный бланк телеграммы жене о своем аресте, изъятый у отца. Его арестовывают именно 15 июля и начинают «шить дело», так как деньги у них, а непосаженный в тюрьму отец – большая для них угроза. Приедет он в Новосибирск, у него спросят: где деньги? А он скажет: в КГБ.

 

Анализ по дополнительным данным

 

В примечаниях я привел четыре, так сказать, первичных «допроса» свидетелей, явившихся основой ареста отца, один из которых «провел» сам Матвеев-младший, чего он не мог в принципе сделать, так как находился далеко от своих оперуполномоченных. Поэтому «телега» свидетеля Кузнецова была сконструирована позднее, и задним числом. Но в «деле» имеется не только эта и три другие рассмотренные «телеги».

Дело в том, что отец, свидетели Чернаков, Кузнецов и Бирюков 15 июля должны были испариться. Отец и Чернаков – в Новосибирск, Бирюков – в Свердловск, Кузнецов – в Попереченский сельсовет. Партия-то закончила свое существование. Ищи их потом как ветра в поле.

Поэтому Матвеев-младший решил пристегнуть к этому «делу» еще одного молокососа, уволенного отцом еще 5 июля, за 10 дней до своего ареста, Одновола. Теперь у него в наличии было: малолетка Алексеенкова, Мария Николаевна и малолетка Одновол. Вот поэтому-то допрос свидетеля Одновола и происходил 18 июля, когда отец уже три дня сидел, а его деньги лежали в кармане Матвеева-младшего. И этот допрос как бы заменял допросы испарившихся трех свидетелей. В результате на суд явилось два малолетка: Алексеевна 15 лет от роду и Одновол – 17 лет.

Вот краткая суть этого допроса. Одновол 1924 года рождения, из Нижне-Суетки, с 4 классами образования, судим за прогул на 3 месяца, которые благополучно отбыл до поступления на работу к отцу. Работал у отца с 17 июня по 5 июля, то есть всего 18 дней. Показания его, данные Матвееву-младшему таковы: «Синюкова знаю исключительно с отрицательной стороны. Он не организовывал, а дезорганизовывал работу. Говорил, что Гитлер победит».

Самое интересное то, что Матвеев-младший не представил Одновола отцу на очную ставку, так как такого протокола в деле нет. И не мог представить, так как Одновол был уволен отцом еще до того (кроме одного случая 23.06.41) как произошли события вменяемые отцу как преступления (07.07 и 06.07.1941). Поэтому Одновол вообще не мог участвовать в суде как свидетель, но он участвовал, и на основании его показаний суд принимал столь строгое решение.

Мало того, вместо свидетельницы-дочери Алексеенковой, фактически участвовавшей в заседании суда, на очной ставке с отцом была ее мать, в заседании суда не участвовавшая, зато участвовавшая в очной ставке.

И именно эти два «свидетеля», Алексеенкова-дочь и Одновол предстали перед судом. Потому-то отец и требовал у суда представления других свидетелей, а у обвинения их давно уже в наличии не было. Я не сомневаюсь, отец исчерпывающе обосновал свое требование в отношении свидетелей, только все это не попало в протокол. За исключением упоминания об этом, как бы необоснованное, которое суд и отклонил, сославшись, что «все на фронте» и «в деле есть материалы предварительного следствия и показания исчезнувших с лица земли истинных свидетелей».

Другими словами, свидетель Одновол 17 лет не мог быть свидетелем по трем причинам: по малолетству; потому что был уволен отцом и был на него за это зол; потому что был уволен раньше, чем произошли события, которые он свидетельствовал. Свидетель Алексеенкова-дочь не могла быть свидетелем: потому что слишком мала; потому что не она работала повариха, а – ее мать; потому что она свидетельствовала не от своего имени, а «со слов Черновола» и своей матери; потому что на очной ставке была ее мать, а она как бы на суде только ее представляла, притом в качестве заведомо подставного лица.

В результате получается, на суде не было ни одного свидетеля, и суд целиком и полностью основывался только на обвинительном заключении КГБ, не исследовав в ходе судебных заседаний ни одного факта, ни одного доказательства.    

Интересна судьба еще одного протокола допроса от 14 июля, а именно Зоркова Абрама Захаровича, русского, 1921 года рождения (20 лет на то время), уроженца села Лушниково Тальменского района Алтайского края, образование – 8 групп. Допрашивал его тоже Кузьминов, как и Алексеенкову. Этот русский Абрам подтвердил, что отец говорил: «немцы разобьют Союз, машину на учет не ставил и мясо – гнилое», то есть по всем пунктам подтвердил «вину» отца (лист 24 дела). Однако его нет ни на очной ставке, ни в списке свидетелей для вызова в суд. Наверное, именно его забрали на фронт. И именно на его имени суд «вполне обоснованно» сослался, что «свидетели на фронте», вроде это имеет какое-то значение для отправления правосудия.

Очные ставки были организованы 17 и 18 июля, и именно тогда Матвеев-младший узнал от Чернакова, Кузнецова и Бирюкова, что у них уже билеты в кармане, так как партия окончила свое существование в день ареста отца 15 июля. И именно поэтому Матвеев-младший подсунул протокол от 18 июля с непутевым и боящимся милицию Одноволом в инициирующие «дело» допросы  от 14 июля. Естественно, задним числом. Так и оказались две малолетки перед судом в качестве свидетелей. И стали ответственными за разборки старших «дядей».

Разберемся со свидетелями по обвинительному заключению на моего отца, составленному тем же Матвеевым-младшим. В обвинительном заключении, которое не утверждено, а потому и незаконно, свидетелями названы Чернаков, Кузнецов, Одновол и Бирюков. В обвинительном заключении, которое подмахнул вместе с Матвеевым-младшим Матвеев-старший, свидетели вообще не названы. В Справке по следственному делу Синюкова П.П. представлен список свидетелей, подлежащих вызову в судебное заседание, значатся все те же Чернаков, Кузнецов, Одновол и Бирюков (лист 56 Дела).

Спрашивается, какого черта оказалась в суде в качестве свидетеля 15-летняя Алексеенкова Мария Николаевна? Вместо Алексеенковой Марии Антоновны, бывшей на очной ставке с отцом. Притом, когда обе не значились в свидетелях по обвинительному заключению. Не для этого ли с такими гигантскими трудами обоих Матвеевых, и с такой невообразимой глупостью по осуществлению, «дело слушала» выездная сессия? В самом бы Барнауле такое «дело» вряд ли прошло бы гладко. Но Матвеевы прекрасно знали, что скрыть свой грабеж моего отца другим способом, кроме как сгноить его в лагерях, нет. Вот в чем тут дело.

Вот еще интересная бумага от Матвеева-младшего, которую мне также не размножили, опасаясь навредить «свидетелям» (лист 58). На угловом штампе стоит: «Госбезопасность. Знаменка, от 15.07.41 №194/11», то есть направленная Матвеевым-младшим в Барнаул в день ареста отца. С грифом сверху «Совершенно секретно», словно здесь невыносимо огромная тайна всей страны. Адрес же: «Начальнику 2-го отдела НКГБ по Алткраю старшему лейтенанту госбезопасности тов. Николаеву (исправлено на: Никольскому)». Суть же этой бумаги мелкая, плевая: «При сем препровождаем следственное дело по обвинению Синюкова Прокопия Петровича по статье 58, ч. 2-я УК РСФСР для просмотра и направления по подсудности. Одновременно с этим № следственного дела просим поставить на месте. Приложение: следственное дело».

Как же так? Отца только что арестовали, а, может быть, даже еще и не арестовали, так как времени на бумаге нет, а бумага со «следственным делом» уже на пути в Барнаул. Так что ли? Вернитесь к страницам, начиная с 11, там это подробно расписано. И еще одна хитрость этой бумаги. Дескать, назначьте номер дела, которого еще и в природе нет. И не мог Матвеев-младший отправить никакого дела с этой бумагой, так как он только что арестовал моего отца, а, может быть, даже и не успел этого сделать.

Но на этой бумаге, не сопровождаемой никаким делом, стоят две резолюции. Первая, с закорючкой неизвестного лица: «Зарегистрировать, передать в следственную часть» и дата 28.07.41. Вторая резолюция – уже знакомого лица, а именно Бадакова (см. выше) синим жирным карандашом, каким утверждено вторичное обвинительное заключение. В резолюции значится: «Сегодня. Матвееву. 30.07.41, Бадаков». Что это значит? А вот что. Матвеев-младший арестовал отца, или только намеревается это сделать, а уже бумага летит к Матвееву-старшему как содержащая дело, а фактически пустая, без дела. Матвеев-старший получает эту бумагу и бежит к Бадакову за резолюцией, дескать, поручи это мне. И главное тут – назначить делу номер, чтобы закрепить несуществующее дело в гэбэшном подлом реестре. Чтобы не было пути назад. Получило «дело» номер, значит, должно быть доведено до конца.

При этом эта бумага без самого «дела» лежит у Матвеева-старшего с 15 по 28 июля, и он ждет, когда не желающий подписывать бумажку «кто-нибудь» выскочит в туалет, и на его место сядет посидеть другой «кто-нибудь», чтоб написал: «Зарегистрировать, передать в следственную часть. 28.07.41». Постепенно дело дошло до Бадакова. Вернее, дождался 30 июля, когда кто-то, кто должен был бумагу подписать, выскочил в туалет, а Бадаков сел на его место и подписал. Этот Бадаков потом и само обвинительное заключение второго захода, или издания, подпишет. (Смотри выше). Теперь за «делом» №765 будет следить уже канцелярия, чтоб не осталось висеть, а получило свое завершение в виде человеческой судьбы.

И второе. Это чего же архивист, указанный в самом начале этой работы, нашла в этой бумаге секретного для меня, что не размножила ее? Никаких свидетелей тут нет, которых надо защищать. Защищать тут надо только беззаконие, творимое пресловутыми «органами». И именно это и делает архивист.

Но и это еще не все. Архивист скрывает от меня и ответ на только что рассмотренную бумагу, а он такой спешный, что хоть святых выноси. Как вы помните, Бадаков размахнулся своим синим карандашом 30 июля, а уже наутро от Матвеева-старшего к Матвееву-младшему летит ответное письмо, на его письмо, пролежавшее у него без дела с 15 июля. Младший братец-то заждался.

Это письмо (лист 59) имеет угловой Барнаульский штамп от 31.07.41 и уже имеет № 765/11593 и тоже «Совершенно секретно». Вот почему американцы все наши действительные секреты всегда знали лучше нас самих. Мы же только играем в секреты. В нем значится: «начальнику Знаменского МРО НКГБ младшему лейтенанту госбезопасности Матвееву. При этом возвращаю дело № 765 по обвинению Синюкова П.П. на доследование. С получением сего необходимо:

1.    Предъявить дополнительно обвинение по ст. 59 – 6 УК и допросить обвиняемого по существу предъявленного обвинения.

2.    Установить каким путем стало известно Синюкову о предстоящем аресте.

3.    Ознакомить дополнительно с материалами в порядке ст. 206 УПК, руководствуясь ст. 207 УПК, составить обвинительное заключение, после чего дело высылайте нам для направления прокурору.

Срок исполнения 2 дня с момента получения.

                        Зам. Начальника следственной части УНКГБ,

                        лейтенант госбезопасности                                                 Матвеев».

 

Чего же так торопится Матвеев-старший, не жалея Матвеева-младшего? Два дня, и точка. А то, что Ренцов (смотри выше), которого замещает сейчас сам Матвеев-старший, и который не подписал прошлое обвинительное заключение, болтающееся бесполезной бумажкой в «деле» до сих пор, не будет отсутствовать вечно, и сам Матвеев-старший не будет за Ренцова расписываться вечно. Куй железо пока горячо, иначе придется отдавать отнятые у отца немалые деньги.

Вернитесь к обвинительному заключению второго захода, его подписал именно Матвеев-старший за Ренцова. Подписи там и тут совершенно аналогичны.

А гэбэшный архивариус Г.Д. Жданова жалеет их обоих, очень жалеет, спустя 61 год. Ибо она, если вы помните, пишет, что защищает «свидетелей и третьих лиц». К свидетелям гэбэшники не относятся, к «третьим лицам» что ли? Так они в этом «деле» – первые лица.

И зачем Г.Д. Жданова скрывает от меня Справку (лист 63)? Ведь она такая безобидная, я приведу ее полностью, переписал из «дела». «Справка. Выдана настоящая Знаменским РВК в том, что грузовые 2 автомашины, находившиеся в Суетской геологопартии № 39-24-26, № второй неизвестен, по мобилизации взяты в РККА, одна 28.07.41, вторая 26.07.41. Райвоенком ст. лейтенант Чуприн».

Во-первых, ст. лейтенант не знает сам, что пишет. Машина по делу имеет № не 39-24-26, а ЗУ 24-26. И как это он не знает номера второй машины и, путая номер первой, если их забрал? Он же забрал не безымянные лопаты или картошки, а так сказать, основные средства. Он что, забирая машины, не записывает даже их номера? Не бывает же так, граждане. Во-вторых, я заметил, что бумажка эта, хотя и официальная, и «приобщена к делу», и напечатана на пишущей машинке, но не имеет никаких официальных ни реквизитов, ни углового штампа, ни печати. Ни даже подписи самого ст. лейтенанта. Пустая бумажка, которая могла быть напечатана самим, любым из Матвеевых, на любой из КГБешных пишущих машинок. Интересно также то, что в деле одна автомашина упоминается под № ЗУ 24-26, а вторая вообще упомянута без какого-либо номера. Другими словами, только что приведенную справку от имени мл. лейтенанта Знаменского РВК Чуприна написал кто-то из братьев-Матвеевых, иначе бы не было такого идиотского совпадения и путаницы между «ЗУ» и «39», не считая того, что и в деле и в справке не оказалось номера второго автомобиля.

Так что Г.Д. Ждановой есть, что скрывать от меня под предлогом «охраны прав свидетелей и третьих лиц». Подлые кагэбешники здесь – третьи лица.

Остается добавить, что Протокол подготовки заседания судебной коллегии по уголовным делам № 1008 от 25 августа 1941 года готовили председатель Нестеров, народные заседатели Шмаков и Воронков, прокурор Вердоносов по статье 58-10, ч. 2-я УК, причем подписан протокол только заседателями, а подписи председателя нет. «Дело слушать в закрытом судебном заседании с участием сторон с вызовом в суд свидетелей по списку обвинительного заключения» (лист 68). О выездной сессии суда здесь речи нет. Затем к делу отца приложено заявление каких-то, ни разу не упомянутых в деле, свидетелей, просящих оплатить им проезд на поезде в суд (лист 69). Вот их имена: Хороняк, Крипак, Медведев, Деткина и Баран.

Свидетели-малолетки Одновол и Алексеенкова – единственные на процессе. К тому же Алексеенкова не значится в обвинительном заключении в качестве свидетеля, мала еще очень. Тем не менее, в деле есть их расписка (лист 70), в которой значится: «Подписка свидетелей. Ниже подписавшиеся свидетели дают подписку в том, что мы предупреждены за дачу ложных показаний. Одновол, Олексеенко». Запугали детей окончательно.

И еще. Я окончательно и бесповоротно убедился, что подпись отца в ознакомлении с приговором суда – подделана. А срок обжалования приговора установлен судом 72 часа, трое суток.

Я знаю, что слушать дело в суде могут те, кто участвовал в его подготовке к слушанию. Но в деле отца его «слушают» не участвовавшие в подготовке дела к слушанию, а те, кто согласно бумагам фактически его не «слушали», не участвовали в подготовке дела. Может быть, поэтому мне не стали снимать копию листа 68? 

Меня интересовал также протест прокурора по делу отца. Так вот, его составил зам прокурора РСФСР, государственный советник юстиции 3 класса Шейкин. В нем в частности говорится: «Приговор суда подлежит отмене. Обвиняемый себя виновным не признал. Высказывания  Синюкова являются неправильными, но они не образуют состава преступления, предусмотренного статьей 58-10, ч. 2-я УК РСФСР. Осужден необоснованно. Руководствуясь ст.25 Положения о прокурорском надзоре СССР, прошу приговор отменить и дело производством прекратить».

Хочу привести также штампы на обложке «дела»: «СССР. Министерство госбезопасности архивы ВЧК – ОГПУ – НКВД – МГБ по Алткраю. Рассекречено. Учтено в 1962. Окончено 25 апреля 1965. Прекращенный фонд П 12416. Том 1, Арх. 13022. Нач. 14.07.41. Оконч. 23.07. 41. Переинвентаризировано 1951».

 

Выводы

 

1.    Из материалов дела следует, что здесь не только так называемые сталинские репрессии как организованные Сталиным лично. Эту репрессию организовали гэбэшники, которые имеют имена, фамилию и звание.

2.    Они погубили отца, оставили меня малолетним без попечения отца, из-за чего моя жизнь сложилась очень трудно, и не так как я хотел я и мой отец.

3.    Государство в лице его официальных злодеев направило нас с отцом без их согласия в опасности и лишения, даже отобрало жизнь отца, а потому предусмотренные законом о политических репрессиях «льготы» для меня имеют социально-правовые отношения. А они должны иметь гражданско-правовые отношения. Следовательно, ущерб, нанесенный нам как гражданам, должен компенсироваться государством полностью и без всяких ограничений.

4.    Конституция, статья 53: Каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц.

5.    Конституция, статья 52: Права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба.

6.    Но попробуй с государства что-нибудь взять? Тут же на защиту государственной собственности встанут все чиновники, от коллежского асессора до президента, и будут биться на смерть. Я это докажу в моем деле о выбрасывании меня из моей законной собственности, квартиры. Я докажу это при конфискации лошадей у моего деда в 1941 году, крестьянина-единоличника, ни копейки не должного своему государству. Я докажу это при рассмотрении моего пенсионного дела, когда я 40 лет зарабатывал свои пенсионные льготы, которые потом разом отберут, и не почешутся. То есть, даже Конституция страны – пустая бумажка. Так поставлено дело в России, притом вечно.

Фотокопии

6.    Вот представлен протокол обыска отца при аресте. Кроме паспорта и свидетельства об освобождении от воинской службы не изъято ничего, ни копейки денег, ни прочих документов, которые ему предъявляли на следствии, например заполненный бланк телеграммы жене, чистые бланки с реквизитами какой-то инвалидной конторы и .д. Не может такого быть, чтобы отец в такой длительной командировке в полевых условиях не имел копейки личных денег. Не может такого быть, чтобы у отца, как следует из «телег» его недоброжелателей, распродавшего целую геологическую партию, не было ни копейки денег из этой распродажи. Не может такого быть, чтобы отец, имевший на своем попечении партию не менее полутора десятков человек «в поле», за триста километров от дислокации «базы», не имел ни копейки из средств предприятия, предназначенных на аварийные и прочие производственные потребности.

Где они? Они непременно должны были бы быть указаны в приведенном протоколе. И я уже не говорю обо всем остальном: запасной, сезонной одежде, обуви, личных вещах повседневного спроса вдали от дома, хотя бы наших фотографий, которые, я точно знаю, были у него. Притом, у отца непременно должны были быть при себе документы производственного характера, за ним ведь числилась не только автомашина без номерного знака, там ведь полно довольно дорогого инструмента приспособления, аппаратов и так далее. Где они? Не может же так быть, что его вырвали голого из целой производственной и автономной системы, над которой он – голова, а систему оставили на произвол судьбы. Ведь все остальные сотрудники партии были уже уволены на день его ареста.

И не забудьте, показанный на рисунке протокол подписал Матвеев-младший, он лично арестовывал отца, хотя это мог бы сделать и кто-нибудь помельче рангом из его конторы. Не доверил. А теперь обратите внимание еще на одну подпись. Это подпись уже упомянутого Серозюка – председателя сельсовета, который написал справку в КГБ, что отец выпил весь одеколон в сельпо. Хороша парочка?

Видите подпись якобы отца на рисунке ниже в расписке за получение приговора суда на руки? Так вот, эта подпись на 100 процентов поддельная.

Взгляните на две истинные подписи отца на следующих ниже фотокопиях. Я специально привел их две из разных следственных документов, чтобы вы поняли, что отец всегда расписывался одинаково, примерно, как расписываются казначеи на американских долларах.

Можно поверить, что отец подписал «расписку» в получении на руки приговора суда? Но ведь без приговора он не в состоянии его обжаловать! Именно поэтому Верховный Суд и написал: «Приговор в кассационном порядке не был обжалован осужденным».

Эх ты, сучья власть России!

 

Мои мытарства

 

Теперь надо рассказать, как я добивался того, с чего начал свой рассказ, в том числе письма сучьего племени, с которого начал.

Я почти всю свою жизнь боялся. Я сын врага народа. Но когда отца реабилитировали по моей же просьбе, я несколько осмелел. А, осмелевши, попытался выяснить, как и за что судило отца сучье племя и где же его могила?

И я написал 1 ноября 2001 года. в  Алтайский краевой суд, в г. Барнаул заявление. Вот оно.

«На основании Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.91 № 1761-1 в редакции последующих Законов РФ, Федеральных законов, Указов президента и Постановления Конституционного суда РФ (статья 11, часть третья) прошу предоставить мне по указанному выше адресу, как сыну погибшего в заключении Синюкова Прокопия Петровича, копии материалов прекращенного уголовного дела в отношении моего отца, а также сохранившиеся в уголовном деле рукописи, фотографии и прочие личные документы моего отца.

Мой отец Синюков Прокопий Петрович 1910 года рождения был арестован 15 июля 1941 года (копия Справки КГБ по Алтайскому краю прилагается) и приговорен Алтайским краевым судом от 17 сентября 1941 года по статье 58-10 ч. 2 УК РСФСР.

Этот приговор Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 24 апреля 1965 года был отменен и дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления (копия Справки Верховного суда РФ прилагается).

Согласно Справке о реабилитации, выданной мне Прокуратурой Алтайского края (копия прилагается), я как оставшийся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам, признан подвергшимся политической репрессии и реабилитирован.

Принадлежность свою как сына Синюкову П.П. подтверждаю прилагаемой копией своего Свидетельства о рождении.

Прошу также сообщить мне, где я могу получить сведения о дальнейшей судьбе моего отца после его осуждения?

На основании изложенного, прошу исполнить указанный Закон России и выслать мне требуемое в полном объеме.

Приложение на 3 листах».

 

Заместитель председателя Алтайского краевого суда  М.А.Кондратенко ответил 14.11.2001 следующее: «г. Барнаул, пр. Ленина, 25 Начальнику отдела спец­документации Ждановой Г.Д. (та самая, что упомянута мной неоднократно в связи с охраной ею тайн «свидетелей и третьих лиц), 656023,г.Барнаул, ул.5-я Запад­ная , 85; 113216, г. Москва, ул.Грина, 16, кв.9  Синюкову Б.П.Направляю для рассмотрения по принадлежности заявление Синюкова Бориса Прокопьевича, в котором он просит выслать рукописи, фотографии и личные документы отца, находящиеся в уголовном деле.

Приложение: заявление, копии с правок КГБ, Верховного Суда РФ, прокуратуры края и копия свиде­тельства о рождении - в 1-й адрес».

 

Я сразу заметил, что алтайский судья с большими лычками несколько как бы лукавит, вычленив в своем письме из трех моих просьб – только одну, о фотографиях, и опустив еще две: о представлении мне материалов дела и дальнейшей судьбе отца. Ну, ничего, думаю, ведь он приложил к своему письму и мое письмо, в котором все есть. И стал ждать.

 

13.12.01 приходит письмо от Ждановой:

«ИЦУВДАК пр. Ленина, 74, г. Барнаул Алтайского края, 656025,

Б. П. Синюкову, ул. Грина, 16-9, г. Москва, 113216. 

Направляем копию заявления Синюкова Б. П. для рассмотрения в части, касающейся предоставления сведений о судьбе Синюкова П. П. после осужде­ния. Сообщаем, что в материалах архивного фонда Р-2 «Управление ФСБ РФ по Алтайскому краю», архивно-следственного дела № 12416 Синюков Прокопий Петрович осужден Алтайским краевым судом 17 сентября 1941г. по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСЧР и приговорен к 10 годам лишения свободы с последующим поражением в политических правах сроком на 5 лет.

Сведения о судьбе Синю­кова П. П., после осуждения, в материалах архивного дела отсутствуют. Заявителю сообщаем, что какие-либо личные документы, рукописи, фото­графии Синюкова П. П. в материалах архивного дела отсутствуют и на госу­дарственное хранение в отдел спецдокументации не поступали. Приложение: 1 лист в 1 адрес.

Начальник отдела Жданова».

 

ФСБешная Жданова делает вид, что ничего не знает и ее хата с краю. Послала мое письмо с улицы 5-я Западная на улицу Ленина, расшифрую аббревиатуру – в Информационный центр Управления внутренних дел по Алтайскому краю, и на этом, считает, выполнила все три мои просьбы.

Притом, видите ли вы, как нагло и скрытно, как бы между строк или симпатическими чернилами, одна «ветвь» сучьей власти общается с другой такой же «ветвью» и в наши «демократические» дни. Судья как бы случайно опускает две главные мои просьбы, заостряя коллегу по сучьм делам на одной третьестепенной просьбе, которая все равно невыполнима. Я ведь прекрасно понимал, что в зоне 60-летней давности фотоателье не водилось. И если бы фотография нашлась, то в фас и профиль, производство которых вы часто видите по ТВ в передачах о задержании бандитов.

ФСБешная «ветвь» сразу же поняла «шифровку», ну, и – смотри на два абзаца выше: фотографий – нет, ИЦ УВД АК насчет дальнейшей судьбы отца озадачено, а про просьбу представить мне архивно-следственное дело она ничего не знает. Ее же судья об этом не просил, а писем плебеев (это я – почти всю жизнь униженный и оскобленный) она вообще не читает.

Пришлось этим хитроумным дяде и тете написать циркулярное письмо от 25.12.01 следующего содержания:

 

«Сообщаю о получении:

Письма заместителя Председателя Алтайского краевого суда М.А. Кондратенко от 14.11.2001 № 2-9/01;                                                                                                                     

Письма начальника Отдела спецдокументации Г.Д. Ждановой от  13.12.2001 № С – 54.

В своем письме от 01.11.2001 на имя Алтайского краевого суда с приложением на 3-х листах, на которое получены ваши выше упомянутые ответы, я просил «предоставить мне по указанному выше адресу, как сыну погибшего в заключении Синюкова Прокопия Петровича:

-        копии материалов прекращенного уголовного дела в отношении моего отца,

-        сохранившиеся в уголовном деле рукописи, фотографии и прочие личные документы моего отца,

-        сведения о дальнейшей судьбе моего отца».

Заместитель председателя М.А. Кондратенко своим письмом от 14.11. 2001 № 2-9/01 направил мое упомянутое письмо с приложением на трех листах «для рассмотрения по принадлежности» начальнику Отдела спецдокументации  Г.Д. Ждановой. При этом М.А. Кондратенко уточнил вышеуказанный перечень моих просьб по заявлению (3 пункта) до одного пункта: «…он (то есть я) просит выслать рукописи, фотографии и личные документы отца, находящиеся в уголовном деле». Я не просил об этом «уточнении», и продолжаю настаивать на всех трех пунктах.

Начальник Отдела спецдокументации Г.Д. Жданова, получив письмо Заместителя председателя Алтайского краевого суда М.А. Кондратенко с приложением моего письма в полном составе его приложений, отвечает мне своим письмом от 13.12.2001 № С – 54 только по поставленному перед ней в письме М.А. Кондратенко вопросу: «…какие-либо личные документы, рукописи, фотографии Синюкова П.П. в материалах архивного дела отсутствуют и на государственное хранение в отдел спецдокументации не поступали». Другими словами, г-жа Жданова как бы не читала мое собственное письмо, направленное ей из Краевого суда, в котором я прошу предоставить мне в числе прочего и копии материалов уголовного дела. То есть, она выполняет прямую просьбу Краевого суда, не замечая полного моего перечня просьб, изложенных в моем собственном заявлении.

Но это не так. Г-жа Жданова читала мое заявление. Это видно из того, что г-н Кондратенко не просит ее прямо в своем письме дать «сведения о дальнейшей судьбе моего отца» (пункт третий моей просьбы). Тем не менее, она пишет: «Сведения о судьбе Синюкова П.П. после осуждения в материалах архивного дела отсутствуют». Значит, она читала и тот пункт моей просьбы (первый), в котором я прошу предоставить мне по указанному выше адресу, как сыну погибшего в заключении Синюкова Прокопия Петровича, копии материалов прекращенного уголовного дела в отношении моего отца.

Другими словами, г-жа Жданова прямо уклоняется от выполнения своих должностных обязанностей, нарушая «Закон о реабилитации жертв политических репрессий» (статья 11, части 3,4).  В связи с этим у меня есть полное основание воспользоваться Законом «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан», статьи 1,2.

Учитывая, что у меня нет даже фотографии отца, прошу вторично предоставить мне полную копию материалов уголовного дела на моего отца, включая фотографии его, выполненные для уголовного дела. Повторяю, мне нужна полная копия материалов уголовного дела, а не отдельные «извлечения». И я на это имею полное законное право».

Жданова и правда взбодрилась и в сопровождении уже цитированного частично письма в самом начале статьи выслала мне копии (в далеко не полном их ставе) дела моего отца, которое уже представлено выше. В связи с этим мне еще раз следует остановиться на вопросе о составе копий. Не представив мне примерно половину материалов, ФСБешная мадам, повторяю, сослалась на  «Регламент доступа к материалам прекращенных архивно-следственных и фильтрационно-проверочных дел в государственных и ведомственных архивах Российской Федерации» (утвержден решением коллегии Государственной архивной службы России 25.08.1993 г.).

И подробно (см. в начале) расписала для меня-дурака, что ей можно для меня делать, а чего – нельзя. Открываем закон о реабилитации жертв политических репрессий, статью 11. Там сказано: «Реабилитированные лица, а с их согласия или в случае их смерти – родственники имеют право на ознакомление с материалами прекращенных уголовных и административных дел и получение копий документов. Ознакомление других лиц с указанными материалами… и последовали ограничения, которые меня не касаются, так как я «не другое лицо», а сын своего отца, самый ближайший родственник, и отец мой находится «в случае их смерти», притом по их же сучьей вине. Притом, если вы не обратили внимания, заостряю: родственники имеют право на получение копий документов». Тут разве сказано, что они имеют право только на получение части документов? А если не сказано, то разве может такая писулька как идиотский «Регламент…», выпущенный в свет кладовщицей под названием «коллегия Государственной архивной службы РФ» отменять федеральный закон?

Ах, может, воображает себе ФСБешная мадам, никогда не читавшая Конституции своей страны, хотя ее прямая обязанность знать ее назубок именно в этой части. Так я ей ее цитирую: «ст.3. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону». Ст.15. Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации». Ст. 120. «Суд, установив при рассмотрении дела несоответствие акта государственного или иного органа закону, принимает решение в соответствии с законом». Ст. 115. «На основании и во исполнение Конституции Российской Федерации, федеральных законов, нормативных указов Президента Правительство издает постановления и распоряжения…».

Так куда у нас входит «кладовщица»? Она на самой нижней ступеньке Правительства. А Правительство подчиняется кому и чему, если не считать Президента?  Федеральным законам. Так на кого мне подавать в суд, который я стопроцентно должен выиграть, но не выиграю при нашей людоедской власти? На кладовщицу, выпустившую в свет Регламент, или на его исполнительницу Жданову?

Или она не боится нарушить закон?  Наверное, не боится, так как в ст. 11 Гражданского процессуального кодекса сказано: «Суд, установив при разрешении гражданского дела, что нормативный правовой акт не соответствует нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу, применяет нормы акта, имеющего наибольшую юридическую силу». Почти слово в слово выписано из Конституции.

Или мадам ФСБешница думает, что коллегия архивной службы выше федерального закона?

Так далеко ли мы ушли по пути демократии и прав человека с 1941 года? Да все там же стоим.

В суд я не пошел по двум причинам. Во-первых, это совершенно бесполезно, и Жданова об этом знает, так же как и я, проигравший 6 судебных дел подряд, хотя все примененные и подлежащие применению законы, включая Конституцию, были на моей стороне (см. следующие разделы). Во-вторых, Жданова мне приписала в упомянутом письме: «Сообщаем также, что Вы можете лично ознакомиться с архивно-следственным делом на Вашего отца. Для этого Вам следует обратиться в орга­ны ФСБ по месту жительства с просьбой затребовать указанное дело для озна­комления. При наличии официального запроса, мы направим дело в адрес Управления ФСБ, где Вы и ознакомитесь с его материалами».

И я написал письмецо в московское ФСБ, так сказать, по месту жительства:

Мой отец Синюков Прокопий Петрович 1910 года рождения, уроженец города Искитим Новосибирской области, проживал в городе Новосибирске, ул. Орджоникидзе, 69, кв.1, работал начальником Кулундинской геологоразведочной партии Новосибирского Управления геологоразведки Наркомата нефтяной промышленности с временным местопребыванием в Знаменском районе Алтайского края, был осужден Алтайским краевым судом 17 сентября 1941 года по ст. 58-10 ч.2 на 10 лет и умер в местах заключения.

Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР 24 апреля 1965 года этот приговор был отменен и дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления, отец реабилитирован. Согласно Справке о реабилитации, выданной мне Прокуратурой Алтайского края, я как оставшийся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам, тоже признан подвергшимся политической репрессии и реабилитирован.

На основании Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.91 № 1761-1 я запросил в Отделе спецдокументации Управления архивного дела Администрации Алтайского края копию материалов прекращенного уголовного дела в отношении моего отца.

Указанный Отдел спецдокументации выслал мне ксерокопии тех документов архивно-следствен­ного дела № 12416 в отношении Синюкова Прокопия Петровича, «копирование которых разрешено и пре­дусмотрено…». Далее в сопроводительном письме следует: «…Вы можете лично ознакомиться с архивно-следственным делом на Вашего отца. Для этого Вам следует обратиться в органы ФСБ по месту жи­тельства с просьбой затребовать указанное дело для ознакомления. При наличии официального запроса, мы направим дело в адрес Управления ФСБ, где Вы и ознакомитесь с его материалами».

На основании изложенного прошу затребовать из указанного Отдела спецдокументации Барнаула (656023, г. Барнаул, ул. 5-я Западная, 85, телефон 33-36-41) дело № 12416 в отношении Синюкова Прокопия Петровича 1910 года рождения и пригласить меня после получения его для ознакомления с ним.

С уважением   06   февраля 2002 г».

Я единственно сожалею, что никак не могу научиться обращаться к властям без слов «с уважением», хотя сами же понимаете, никакого не только уважения у меня к ним нет, особенно к эфэсбешным, у меня к ним – ненависть и презрение.

Тем не менее, бумажки прискакали с Алтая. Но я уже их описал, те, недостающие для правильного понимания отцовой трагедии. Только теперь я понял разницу между «ознакомлением» и «получением копий», положенных мне законом. Это приблизительно как разница между онанизмом и здоровым сексом, как разница между настоящей зернистой икрой и икрой из рыбных отбросов, приготовленных по методу покойного академика Несмеянова. Даже, пожалуй, большая. И теперь я хорошо понимаю ничтожный риск оказаться за решеткой у родителей пресловутого «Регламента…» по сравнению с его колоссальной пользой для властей всех мастей.

Между тем, длинная аббревиатура ИЦ УВД АК, озадаченная гэбисткой Ждановой, словно воды в рот набрала, пришлось и ее взбодрить:

«Отдел спецдокументации Управления архивного дела Администрации Алтайского края своим письмом от 13.12.2001 № С-54 направил Вам копию моего заявления в Алтайский краевой суд от 01.11.2001 «для рассмотрения в части, касающейся предоставления сведений о судьбе Синюкова П.П. после его осуждения».

В этой копии моего письма содержится все необходимое, чтобы Вы могли дать мне ответ по существу моей просьбы.

С момента направления Вам Отделом спецдокументации копии моего указанного письма прошло более 50 дней, но я не получил от Вас не только никаких сведений о дальнейшей судьбе моего отца после ареста 15.07.1941, но даже простого уведомления о том, что Вы этим моим вопросом занимаетесь.

Напоминаю Вам, что моя указанная просьба находится у Вас, и Вы обязаны на нее как-то отреагировать.  С уважением  Б.Синюков  05.02.02».

Взбодренная аббревиатура ИЦ УВД АК прислала мне справку следующего содержания (сохраняю орфографию): «10.01.02 № С-308 от 24.12.01. Гр. Синюков Прокопий Петрович, 1910 г.р. уроженец Новосибирской области, г. Искитим проживал там же 17.09.1941 г. был сужден Верховной сессией Алткрайсудом по статьте 58-10 ч.2 УК и приговорен к 10-ти годам лишения свободы. 2.10.1941 прибыл в ИТК-10 г. Славгорода из тюрьмы №5 г. Славгорода. 30.05.1943 убыл в Алтлаг НКВД ст.Кулунда Алтайского края. Инспектор Слепченко, Начальник отдела Кудряшов».

Взбодриться-то она взбодрилась, но весьма своеобразно: прислала мне только что приведенную справку задним числом, 10-м  января 2002 г., а подготовлена, она, мол, была еще 24.12.01, то есть сразу, как только к ним дошла с улицы на улицу просьба г-жи Ждановой от 13.12.01 (см. выше). И в отместку мне за довольно неуважительное напоминание ограничилась только лишь кусочком из лагерной биографии отца: 30-м мая 1943 года, как будто отец до сих пор сидит в Алтлаге НКВД и вот-вот откроется так называемый «второй фронт». Или уже открылся, я уж теперь не помню. И обратите, пожалуйста внимание, насколько сухо и до предела лаконично звучит ее сообщение. Будто это ведомость на получение зарплаты: ни одной запятой лишней, а некоторые вообще пропущены.

Пришлось 21 февраля 2002 года взбодрить аббревиатуру ИЦ УВД АК еще раз, вернее даже реанимировать с помощью Главного управления исполнения наказаний Минюста РФ, не дай бог, помрет:

«Я обратился в Информационный центр Главного управления внутренних дел Алтайского края МВД РФ с письмом. В ответ я получил письмо от 10.01.02 № С-308 с приложением справки (копии прилагаются). Согласно этим сведениям судьба отца прослеживается только до поступления его в Алтлаг НКВД Алтайского края. Дальнейших сведений о нем по-прежнему нет.

Прошу Вас предоставить мне сведения о дальнейшем местопребывании отца в заключении, включая все этапы его переводов из лагеря в лагерь с точным адресом каждого из них. Прошу также указать причину и место его смерти в заключении,  и место захоронения.

Я хочу посетить эти места на правах его сына. – Б. Синюков».

Минюст почти тут же, 19.03.02 «отреагировал» одной строчкой: «ГИЦ МВД России. Направляется на рассмотрение обращение Синюкова. Полковник Троценко». И ГИЦ МВД не заставил чрезмерно долго себя ждать, прислал 07.05.02 открыточку: «Ваше заявление направлено на рассмотрение в Прокуратуру Карагандинской области. Начальник отдела Чарков». И тут мне надо сделать два замечания.

Первое мое письмо о судьбе отца направлено 01.11.01. Прошло более 7 месяцев, а дело – ни с места. Какой же надо обладать настойчивостью, какими знаниями законов, сколько надо времени и труда, чтобы добиться чего-нибудь от своих сволочных властей? Пока что я ничего не добился, несмотря на то, что власти виноваты передо мной, более 60 лет терпящего их гонения. Во-вторых, откуда господин Чарков узнал, что мое письмо надо направлять в Караганду, уже в другую страну? Ведь я же ему написал, что последнее, известное мне место заключения отца – Алтлаг НКВД на станции Кулунда Алтая. По-моему, он знал, зачем направлял мое письмо в Караганду, но об этом – несколько ниже.

А пока у меня появилось второе письмо из той самой аббревиатуры, ИЦ УВД Алтайского края. А, как вы помните, я больше к ним не обращался. Я обратился в ГУИН Минюста РФ и письмо мое все еще «гуляет», на последнем этапе поехало в Караганду. То есть, кто-то тайно, не сообщая, по крайней мере, мне, как это делают террористы при подкладывании бомбы, позвонил в этот самый ИЦ УВД АК и сказал: «Да напишите Вы этому щелкоперу, что отец его подох, и пусть он заткнется!» А как же мне понимать следующие строки, если их сравнить с теми строками, которые я привел выше, цитируя первую писульку из ИЦ УВД АК? Вот вторая. Притом, заметьте, подписана она все теми же Слепченко и Кудряшовым и напечатана на той же самой плохой пишущей машинке:

«28.02.02. № С-58 от 12.02.02. Гр.Синюков Прокопий Петрович, 1910 г.р. уроженец Новосибирской области г. Искитим, проживал в г. Новосибирске 17.09.1941 г. был осужден по статье 58-10 ч.2 УК РФ Верховной сессией Алткрайсуда и приговорен к 10-ти годам лишения свободы с поражением в правах 5 лет. 30.05.1943 г. убыл в Алтлаг НКВД. Умер 18.02.1946 г. в Печорлаге Коми АССР. Слепченко, Кудряшов».

То есть, эти два мента, в штанах и в юбке, как ни в чем не бывало, продолжают прошлую справку. Как бы сели, перекурили, и снова принялись за свою «многотрудную» работу по переливанию из пустого в порожнее. Или, наоборот, сидели-сидели и вдруг вспомнили, что в прошлом году забыли дописать одному плебею, что подох его отец, ну, и… дописали. И отправили.

И они даже не в состоянии понять, что сделали подлость именно тем, что не написали того в первой справке, что им было доподлинно известно, и они это были обязаны написать не только по моей просьбе, но  и по закону. И уж будьте уверены, что они это не сами догадались, а по – секретному от меня звонку или телеграмме из «высших сфер», куда я обратился. И сам факт дописывания свидетельствует о том, что вся эта сраная «вертикаль» действует по поговорке «рука руку моет», запершись от меня, страдальца, в засранной уборной.

Я писал выше, что г-н Чарков из ГИЦ МВД России знал, когда направлял мое письмо в Караганду, за границу, что делает. Ибо вот письмо оттуда: «13.06.02 № 11-Ц/6/5-С-46. На Ваше заявление сообщаем, что в насто­ящее время проверить сведения о судимости, нахождении в местах лишения свободы Караган­динской области гр. СИНЮКОВА Прокопия Петро­вича, 1910 года рождения, не представляется возможным в связи с тем, что здание, где рас­полагается архивное помещение, закрыто на реконструкцию.

Ответ будет дан по завершении строительных работ. – Карсакова».

Я, понимая, что г-н Чарков дурит мозги мне одновременно и Караганде, не стал бы приводить это письмо. Но надо же показать «обязательность» наших постсоветских чиновников и обязательность чиновников из «третьего или даже четвертого мира», каковых мы всего лишь десять лет назад всеми своими «русскими» душами воспринимали как «чукчей», более того, «неандертальцев».             

Итак, «строительные работы завершены», и ко мне летит как часики второе письмо без всяких напоминаний, а прошло ведь больше года: «29.08.03. № 11-Ц/6/5-С-46. (Заметьте, тот же самый №). На Ваше заявление сообщаем, что сведениями в отношении гр. СИНКЖОВА Прокопия Петровича, 1910 года рождения, не располагаем, так как он осужденным, отбывавшим срок наказания, состоявшим на учете спецпоселения, а также находившимся в ссылке на поселении на территории Карагандинской области не значится.– Мусилимов».

Четкость работы здесь не только в том, что не забыли о полученном год назад в состоянии строительной разрухи моем письме, а и в том, что они проверили не только тюрьмы и лагеря, но и суды (осужденных), и спецпоселения, и даже ссылки на поселении. И все это – в одном месте. И один человек отвечает за все. Исчерпывающе. Я же продолжаю метаться по нашим российским сучьим властям от одной к другой, путаясь между ними как в глухой бездорожной тайге. И еще одно. Нашему дуролому по фамилии Чарков ничего не стоит озадачить действительных тружеников, он, видите ли, так «шутит». Но честные труженики знают, что за такими просьбами стоят страшные судьбы людей и единственным окном в этот страшный мир являются они. Вот они и роют землю как шахтеры. И они, углубляясь в недра ворохов бумаг и обливаясь потом, не знают, что над ними Чарков «шутит».

«ГИЦ МВД России

117418, г. Москва, ул. Ново-Черемушкинская, 67

Синюкова Бориса Прокопьевича,

117042, г. Москва, ул. Бартеневская…

 

Заявление

 

Главное управление исполнения наказаний Министерства юстиции РФ своим письмом от 19.03.02 №18/23-ж-39 направило Вам мое письмо с приложениями, в котором я прошу сообщить мне сведения о моем отце Синюкове Прокопии Петровиче 1910 г. рождения (г. Искитим Новосибирской области), арестованном 15 июля 1941 года и приговоренном Алтайским краевым судом от 17 сентября 1941 года по статье 58-10 ч. 2 УК РСФСР.

Этот приговор Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 24 апреля 1965 года отменен, и дело производством прекращено за отсутствием состава преступления, мой отец реабилитирован.

Учитывая, что мой отец погиб ни за что, я просил предоставить мне сведения о пребывании моего отца в местах заключения, включая все этапы его переводов из лагеря в лагерь, с адресом каждого из них, так как я хочу побывать в этих местах и поклониться его праху. Я просил также указать причину смерти отца и место его захоронения.

Право на все перечисленное я имею согласно статьи 11, часть 6 Закона РСФСР от 18.10.91 № 1761-1 и его последующих редакций от 26.06.92 №3130-1, от 22.12.92 № 4185-1, от 03.09.93 № 5698-1, Указа Президента РФ от 24.12.93 № 2288, Постановления Конституционного суда РФ от 23.05.95 № 6-П, Федерального закона от 04.11.95 № 166-ФЗ в редакции Указа Президента РФ от 08.06.96 № 858.

С момента направления моего письма ГУИНом Минюста РФ в ГИЦ МВД РФ прошло полтора года. За это время произошло следующее.

07.05.02  начальник отдела ГИЦ МВД РФ полковник Чарков сообщили мне, что мое заявление направлено в прокуратуру Карагандинской области Республики Казахстан.

13.06.02 Центр правовой статистики и информации по Карагандинской области Генеральной прокуратуры РК ответил мне, что «проверить сведения… не представляется возможным в связи с тем, что здание, где располагается архивное помещение, закрыто на реконструкцию. Ответ будет дан по завершении строительных работ».

27.08.03 Центр правовой статистики и информации по Карагандинской области Генеральной прокуратуры РК (надо полагать, после ремонта) сообщил мне, «что сведениями в отношении Синюкова П.П. не располагаем, так как он осужденным, отбывавшим срок наказания, состоящим на учете спецпоселения, а также находившимся в ссылке на поселении на территории Карагандинской области не значится».

По моему разумению мой отец и не должен был «значиться» в Карагандинской области. Ибо у меня есть две Архивных справки Информационного центра Главного управления внутренних дел Алтайского края МВД России:

- от 10.01.02 № С-308 от 24.12.01, в которой написано: «02.10.1941 прибыл в ИТК-10 г. Славгорода из тюрьмы № 5 г. Славгорода, 30.05.1943 убыл в Алтлаг»;

- от 28.02.02 № С-58 от 12.02.02, в которой написано: «30.05.1943 убыл в Алтлаг НКВД. Умер 18.02.1946 в Печерлаге Коми АССР».

В связи с этим у меня возникают следующие дополнительные вопросы к ГИЦ МВД РФ.

Первый. Мне непонятно, зачем ГИЦ (как я понимаю Главный информационный центр) посылает меня своим упомянутым письмом «иди туда, не знаю – куда, принеси то, не знаю – что».

Второе. «Алтлаг НКВД» это – собственное имя чисто служебного милицейского свойства, не имеющее для меня никакого значения. У Алтлага должны быть общеупотребительный адрес: индекс, населенный пункт и т.д., куда я могу приехать и увидеть, где страдал мой убитый властями ни за что отец. И почему ИЦ ГУВД по Алтайскому краю «не знает», где находится Алтайский лагерь (Алтлаг)?

Третье.  ИЦ ГУВД по Алтайскому краю пишет «убыл в Алтлаг», как будто мой отец убыл куда-то за границу Алтайского края, тогда как Алтлаг должен быть в Алтайском крае согласно своему названию. А если этот лагерь называется «Алтлаг НКВД» и ИЦ ГУВД по Алтайскому краю ничего о нем не известно, то надо сообщить мне, куда мне следует обратиться, если «Алтлаг НКВД» не равнозначен «Алтлагу нынешнего МВД».

Четвертое. Почему мой отец, «убывший в Алтлаг НКВД», «умер в Печергаге Коми АССР»? Мне совершенно ничего не известно о времени и месте нахождения моего отца с момента «убытия в Алтлаг НКВД» по день его смерти в «Печерлаге Коми АССР». Но именно для этого я и делал свой запрос. Но, сам факт, что ИЦ ГУВД по Алтайскому краю знает как о пребывании отца в Печерлаге, так и о смерти его там, показывает, что ИЦ ГУВД по Алтайскому краю дает мне неполную, отрывочную информацию, и тем самым нарушает упомянутые выше законы в отношении меня.

Пятое.  Коми АССР – огромный край и Печерлаг в нем должен иметь определенные координаты, я заостряю: с почтовым индексом, населенным пунктом, где находится могила невинно убиенного властями моего отца. Чтобы я мог купить туда проездные документы, ибо «Печерлаг» для меня – это то же самое, что «на деревню дедушке Константин Макарычу».

Шестое.  Я имею право знать перемещение отца по лагерям, причину смерти и конкретное место его захоронения. Кроме того, у меня нет ни одной фотографии покойного отца, и я прошу, чтобы мне сняли копию хотя бы с тюремной фотографии и хотя бы за отдельную плату, если таковая положена по закону.

Прошу ответить мне по конкретным перечисленным пунктам и напоминаю также, что мой нынешний адрес указан в заголовке. 06 октября 2003 г. С уважением – Борис Синюков».

Так как текст не нуждается в комментариях, я хочу, чтобы вы обратили внимание на дату 06.10.03. С первичного заявления прошло более 23 месяцев. Да-а, не Караганда!

Ну и что дальше? А дальше ГИЦ МВД России начинает словно карманник, схваченный за руку в собственном кармане, уверять вас, что рука его попала к вам в карман совершенно случайно, из-за давки в автобусе. Или как проститутка предпенсионного возраста, прошедшая огни, воду и медные трубы, строить из себя невинную девочку, случайно зашедшую в бордель, чтоб удостовериться, не магазин ли тут готового платья? Вот что они мне отвечают:

«11.11.03. № 34/12/3-6341-ж. На Ваше заявление сообщаем, что в ГИЦ МВД России имеются сведения в отношении Синюкова Прокопия Петровича, 1910 г.р., урож. г.Искитим Новосибирской области.

По дополнительно полученным из ЦПСиИ Карагандинской области данным Синюков П.П. убыл из мест лишения свободы Алтайлага (Карагандинской области) (выделено мной) для дальнейшего отбывания наказания в места лишения свободы Коми АССР.

Одновременно информируем, что Ваше заявление направлено на рассмотрение в МВД Республики Коми, откуда Вы получите ответ.– Колесник».

Этот Колесник думает, что я не знаю, что Карагандинская область отделена от Алтайского края Семипалатинской областью и частью бывшего Целинного края  (Павлодарская область). Плюс – Восточно-Казахстанской областью (Усть-Каменогорск). И по прямой между Карагандой и Барнаулом более 800 километров – самолету час лететь, тогда как от Барнаула до Москвы он летит 3,5 часа. Поэтому он и думает, что мне можно врать, что Алтайский лагерь может находиться в Карагандинской области.

Изнасиловав географию, г-н Колесник врет дальше, что именно из Карагандинской области отца отправили умирать на Печору (Коми АССР). Хотя я ему и написал со слов знаменитой уже в этой статье аббревиатуры  ИЦ УВД АК, две последних буквы которой читаются как Алтайский край, что отец именно отправлен в Алтайский лагерь. И Алтайскому ИЦ УВД лучше знать, что этот лагерь находится на Алтае, а не в Караганде. Про Караганду там вообще не слышали, тем более теперь, когда это – другая страна.

То есть этот «хитроумный» дядя пытается оправдаться передо мной, что не зря я так долго ждал окончания в Караганде ремонта. Он же думал, что я так и помру, не дождавшись его окончания. Он ведь знает мой возраст. Но он не знает одного, самого существенного. Что карагандинские труженики архива знаменитейшего на весь мир Карлага (Солженицын там сидел) вообще ничего не будут отвечать господам из ГИЦ МВД РФ, направившим им мое письмо, а будут вести переписку только со мной лично. И мне лично они написали (не отправив копии в ГИЦ МВД), что прошерстили не только лагеря, но и суды, и поселения, и ссылки (см. выше). И ничего там не нашли касательно моего отца.

А г-н Колесник что пишет?  Повторю, не гордый: «По дополнительно полученным из ЦПСиИ Карагандинской области данным Синюков П.П. убыл из мест лишения свободы Алтайлага (Карагандинской области) для дальнейшего отбывания наказания в места лишения свободы Коми АССР». И это есть беспардонная ложь в части «дополнительных данных».

А если г-н Колесник никаких «дополнительных данных из Караганды» не получал да и не мог получить в принципе, так как там их нет и не могло быть, то откуда он знает, как вообще мой отец оказался «у Печоры, у реки, где живут оленеводы»? Ах, он и раньше знал, тем более что и с Алтая нам обоим об этом писали. Так какого черта строил и продолжает строить из себя невинную девушку: «одновременно информируем, что Ваше заявление направлено в МВД Республики Коми, откуда Вы получите ответ»?

Эх, сучья власть – сучья власть! И когда ты только перестанешь быть сучьей и людоедской.

Наконец, после только что описанных мытарств мое письмо полетело на Печору, в ИЦ МВД Республики Коми. И неизвестно от какого числа декабря 2003 года под № 3/2277–C   последовал мне ответ под заголовком «Архив УИН МЮ РФ по РК, г. Ухта и Синюкову». Эта абракадабра переводится как Управление исполнения наказаний Минюста РФ по Республике Коми. В связи с этим заметьте, я ведь тоже писал первоначально в этот Минюст РФ, а он все гонял меня в МВД, а тут уже МВД начинает гонять в Минюст. Хотя еще в 1998-99 годах вся система исполнения наказаний перешла в ведомство юстиции, а они все никак уже 5 лет не могут узнать, в чьем же ведомстве ныне тюрьмы и тюремные бумаги? Перекидывают их друг другу словно шарик пинг-понга.

Из этого письма я узнал следующее: «В первый адрес (в УИН МЮ – мое) направляем заявление Синюкова Б.П. в отношении Синюкова П.П. и просим направить полную архивную справку о его судьбе согласно заявлению.

По учетам Информационного центра МВД Республики Коми Синюков П.П. не значится.

Синюкову Б.П. разъясняем, что архивные документы по Печорлагу хранятся в архиве УИН МЮ РФ по РК  г. Ухты, откуда Вам следует ждать ответ. – Иванов».

Вот она бумага, вернее «ответ»: «18 декабря 2003 г.  № 14/30-С, г. Ухта.

Сообщю Вам, что Ваш отец – Синюков Прокопий Петрович 1910 года рождения, 14 июля 1941 года был арестован сотрудниками милиции (привирает, гэбэшниками) Знаменского РО НКВД с. Знаменка, Алтайского края, и с 15 июля 1941 года по 31 июля 1941 года содержался в КПЗ Знаменского РО НКВД.

С 31 июля 1941 года по 07 августа 1941 года в тюрьме № 5 г. Славгорода, Алтайского края. С 07 августа 1941 года по день убытия в Печорлаг НКВД в Алтайлаге НКВД

11 февраля 1944 года прибыл из Алтайлага НКВД в Печорлаг НКВД, г. Печора, Коми АССР, где содержался в подразделениях Печорлага НКВД:

С 12 февраля 1944 года по 15 сентября 1944 года и

С 25 сентября 1944 года по 01 января 1945 года – 5 отделение, г. Инта, Коми АССР;

С 15 сентября 1944 года по 25 сентября 1944 года – 3 отделение, ст. Ижма (ныне г. Сосногорск), Коми АССР;

С 01 января 1945 года по 18 февраля 1946 года – 6 отделение, г. Печера, Коми АССР, где умер 18 февраля 1946 года от двухстороннего туберкулеза легких – райбольница № 7. Место захоронения - кладбище райбольницы № 7, 6-го отделения Печорлага НКВД, номер могилы 1/9.

Извещение для регистрации смерти было выслано 12 ноября 1965 года за № 14/1318 в Бюро ЗАГСа Новосибирского горисполкома г.  Новосибирск.

Другими данными не располагаем.

Приложение: фотография. – Ульянова».

 (Я ее скопирую сюда чуть ниже, она размером с паспортную и со следами какого-то невообразимого зеленого клея на обороте).

 

Чтобы получить эту «биографию» в несколько строчек (похожую на двухминутную биографию воробья, тридцать секунд сидевшего на верхнем проводе, потом перепрыгнувшего на средний провод; потом – на нижний, а через 45 секунд перепорхнувшего на ветку, а затем улетевшего прочь) мне потребовалось ровно 26 месяцев и 17 дней.  Я не подсчитываю кучи нервов, обид, унижений и напряжений. Кучи бумаг – тем более.

 

Неизвестных величин в этой на первый взгляд примитивной биографии стало еще больше. Но сперва взгляните на фотографии. На левом снимке отец со мной на коленях примерно за год до ареста, скорее всего, где-то примерно 05.06.1940, когда мне исполнилось 4 года.           

 

На правом снимке, уже упомянутом, полученном из г. Ухты, отец сфотографирован уже в заключении,  в период с сентября 1941 по февраль 1946. Не думаю, что отца фотографировали там ежегодно, в те времена все фотоаппараты можно было на пальцах пересчитать, особенно тюремные. Учитывая, что на Алтае фотография отца отсутствует, а скопированная сюда фотография отклеена от какого-то тюремного документа, следует предположить, что данная фотография прибыла вместе с отцом на Печору с Алтая. Значит, сделана она вскоре после самого начала тюремного срока, не позднее июня 1942, начала пребывания отца в Алтайлаге НКВД в возрасте 32 лет, так как он к моменту смерти в феврале 1946 года не дожил еще до 35 лет. То есть между приведенными фотографиями разница составляет не более двух-трех лет.

Выводы делайте сами. Хотя и я могу кое-что добавить. Насчет святых. Вот, например, святые Борис и Глеб, я их взял потому что сам Борис. Вся их святость состоит в том, что их ухлопал братец Ярополк Окаянный. Притом ни капельки не мучил, просто взял и убил, как раньше убивали быка: кувалдой – между рог, а потом уже в «отключенном» состоянии перерезают горло и выпускают кровь. Так что убийство это – миг, как от шальной пули. И на тебе – «святые великомученики».

Теперь сравните других «великомучеников» – царскую семью, расстрелянную в Ипатьевском доме. Их расстрел ими пережился даже легче, чем ежели бы они всей семьей бежали в атаку на верные пули из вражеских окопов, которые, собственно они сами и сделали вражескими. А что касается их пребывания под арестом в Ипатьевском доме и до Ипатьевского дома, то разве можно его сравнить с пребыванием в ГУЛаге?

Поищите, но я точно знаю – не найдете ни одного святого, канонизированного нашей славной православной церковью, мучения которого хотя бы чуть-чуть походили на мучения узников ГУЛага, описанные например у Шаламова.

Так что не тем святым вы молитесь. Я имею в виду тех, кто вообще молится всяким выдуманным хитрыми дядьками «святым».

Итак, чтобы добыть через 60 лет от сучьей, людоедской власти приведенную куцую тюремную «биографию» абсолютно ни в чем не виновного отца, оболганного, истерзанного, униженного и убитого этой же сучьей властью, мне потребовалось два года с четвертью. И вы можете, глядя на вышеизложенное, представить себе мои мучения. И мучения эти уже были «очень легкими» по сравнению с теми моими мучениями, которые я терпел, когда мой отец еще не был реабилитирован, и я не был реабилитирован в октябре 2001 года. Но дело даже не во мне, а в том:

– по каким таким основаниям отца перевели из обычной колонии ИТК-10 в Алтайлаг НКВД, от одной только аббревиатуры которого вся страна вздрагивала? Он что, поднял в ИТК-10 восстание? Так напишите и вышлите мне копию документа, по которому это свершилось!

– за какие такие преступления, совершенные уже в этом логове КГБизма, отца из более или менее приемлемого климата южной Сибири отправили в самый гиблый край страны? Напишите и приложите документы!

– за какие такие «деяния» смертельно больного отца (туберкулез – это не грипп) в самый разгар арктической зимы (февраль 1944, январь 1945) гоняли по этапу в Печеру, в Инту, в Ижму, в Печору? Напишите, по какой причине, и приложите документы! Приказ какой-нибудь: отправить тогда-то по потому-то.

– и почему отец не подал кассационную жалобу, так как с приговором был не согласен? Где следы в его личном деле хотя бы по требованию его предоставить ему решение суда, подпись-то его поддельная. Так и дайте мне эти документы, отец ведь уже не «враг народа». И я не «враг народа», чтобы мне их не давать.

– и когда у отца начался двухсторонний туберкулез? Это ведь не скоротечная чума, когда не знаешь когда и откуда она прилетела. И не скоротечный насморк, сегодня он есть, завтра – нету, а послезавтра возник опять. Где эти данные, я все хочу знать, ведь это мой ближайший родственник.  

Я понимаю, что вопию в пустоту. Судя по выше изложенному, мне не хватит остатка жизни, чтобы все это выцарапать из-под чугунной жопы не только прошлой, но и нынешней сучьей власти.  

Но и это еще не все. Я вот тут составил табличку по всем трем справкам, высланным мне из Барнаула и Ухты, полюбопытствуйте:

 

	Данные из Алтая	Данные из Коми
1		КПЗ с. Знаменка с 15.07.41 до 31.07.41
2	Тюрьма № 5 г. Славгород до 02.10.41	Тюрьма № 5 г. Славгород с 31.07.41 по 07.08.41
3	ИТК-10 г. Славгород с 02.10.41
4	Алтайлаг НКВД с 30.05.43	Алтайлаг с 07.08.41 по день убытия в Печерлаг
5		Печерлаг НКВД, г. Печера 11.02.44
6		5 отд. Печорлага, г. Инта с 12.02.44 по 15.09.44
7		3 отд. Печорлага, г. Ижма (Сосногорск) с 15 по 25.09.44
8		5 отд. Печорлага, г. Инта с 25.09.44 по 01.01.45
9	Умер в Печорлаге 18.02.46	6 отд. Печорлага, г. Печора (б-ца № 7) с 01.01.45 по 18.02.46 (смерть)

 

 Во-первых, г-же Ульяновой из Ухты прекрасно известен весь «послужной список» отца и даже то, что происходило с отцом до этапирования его в Печорлаг, иначе бы она не уточнила алтайских коллег по строке 1 таблицы насчет КПЗ. Впрочем, и алтайским коллегам г-жи Ульяновой доподлинно известно о смерти отца (строка 9), произошедшей в 2000 километрах от их конторы.

Во-вторых,  почему алтайские архивариусы не пишут, когда и откуда отец прибыл в тюрьму № 5 (строка 2, колонка 1), хотя это и происходило в их «епархии», и г-жа Ульянова из Ухты вынуждена их уточнять (строка 2, колонка 2)?.    

В третьих, почему в строке 2 время убытия отца из тюрьмы № 5 по данным алтайских архивариусов  02.10.41, а по данным ухтинских  – 07.08.41?

В четвертых, почему г-жа Ульянова из Ухты, уточнив малозначимый факт нахождения моего отца 15 дней в КПЗ, вообще не упоминает о пребывании моего отца в ИТК-10 г. Славгорода? А господа архивариусы с Алтая не сообщают, когда именно отец поступил в это самое ИТК-10? Или это секрет?

В пятых, с Алтайлагом вообще происходят странные вещи:

– Господа из МВД РФ лгут, что Алтайлаг находится в Караганде, хотя карагандинские архивариусы это отрицают, в том числе и пребывание моего отца в Карагандинской области. Отец не числился там ни в суде, ни в тюрьме, ни в лагере, ни на поселении, ни в ссылке.

– Г-да с Алтая утверждают, что отец убыл в Алтайлаг 30.05.43, а г-жа из Ухты, что – 07.08.41, кто же из них говорит правду?  

– Ни г-жа Ульянова из Ухты, ни г-да с Алтая не знают, как ни странно, когда же именно мой отец убыл из Алтайлага. При этом выделенные в таблице слова «по день убытия» из справки г-жи Ульяновой ясно дают понять, что она не желает называть этот срок. Ибо написанные ею слова куда дольше писать, чем проставить дату. А анализ справок показывает, что служители архивного дела даже лишнюю букву не хотят написать.

В шестых, почему и зачем моего отца гоняли из Инты в Ижму и обратно в течение всего на 10 дней? Или это – экскурсия?

Таким образом, судьба отца с 07.08.41 по 11.02.44 никак не прослеживается. И вообще все данные, представленные мне, противоречивы и ничем не обоснованны.

Мой отец не по собственной своей воле мотался с одного края страны на дугой ее край по системе ГУЛага, на всякое его перемещение должен быть приказной документ. В представленных мне бездоказательных, ни на чем не основанных справках – сплошная путаница, нестыковки и преднамеренный абсурд. Поэтому я должен потребовать на каждый случай документ, подтверждающий как само перемещение, так и его причину. И никакой тут тайны от меня согласно Конституции и другим законам не должно быть. Отец ведь не атомную бомбу делал и не запуск Гагарина в космос готовил, и секретного оружия никакого не изобретал и не изготавливал. То есть в государственные тайны, которые надо охранять от других государств, отец не посвящался, пока гнили его бедные легкие. А другой причины скрывать от меня людоедские тайны страны Россия – нет. Их, эти сучьи тайны, наоборот, надо описывать в газетах, если Россия хочет хоть немного начать приближаться к правам человека и вообще к общепризнанным принципам и норам международного права (статья 15 Конституции).

Не знаю, смогу ли я осилить еще один бой с людоедской сучьей властью России? Если осилю – допишу.                        

                                                                                                                 24 марта 2004 года.

Раз уж Вы попали на эту страничку, то неплохо бы побывать и здесь:

[ Гл. страница сайта ] [ Логическая история цивилизации на Земле ]