Раз уж Вы попали на эту страничку, то неплохо бы побывать и здесь:
[ Гл. страница сайта ] [ Логическая история цивилизации на Земле ]
[ книга: «Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории» ]
Загадочная русская душа – кратко
«…если Россия будет продолжать идти по тому же пути, по которому она шла с 1861 года, то она лишится самого прекрасного случая, который когда-либо предоставляла народу история, – чтобы избежать всех перипетий капиталистического строя».
Неотправленное письмо К. Маркса в редакцию российского журнала «Отечественные записки», найденное в его посмертных бумагах.
В своих работах я доказал, как считаю, все то, что здесь будет сказано без доказательств. Я это делаю потому, что огромная кипа моих трудов по русской загадочной душе, где рассматриваются доказательства по слишком большому кругу вопросов связанных с основной темой и подпирающей ее, читать и утомительно, и требуются специальные познания, и вообще предназначены именно для доказательств, а не для канонической характеристики этой «души» в целом. Притом, как оказалось, русская душа совсем не одинока на Востоке, она представляет собой практически механическую часть совокупной афро-азиатской души от Индонезии до Северного ледовитого океана, и от Тихого океана в Азии до Атлантического океана в Африке.
Разумеется, что как нет двух одинаковых галек на берегу водоема, так и нет двух одинаковых народов на всем этом необозримом пространстве, но все они принадлежат к одной и той же категории округлых, окатанных галек и в названии «галечный пляж» представляют единое целое. Этим единым целым является практически одинаковая, как бы вечная, испуганность всех, почти без исключения, представителей этих народов, объединяющая их в этот самый галечный «пляж», который у меня также именуется «восточным» синкретизмом.
Источником этого синкретизма является так называемая «азиатская формация» производительных сил и производственных отношений, которая, в свою очередь, формируется «людоедским правлением» этими народами. Все это написано у меня в соответствующих работах со всеми необходимыми подробностями.
Что касается России, то она, являясь составной частью этого совокупного афро-азиатского галечного пляжа, представляет собой отдельный пляж из всей их совокупности. А гальки на нем это – нынешние, официальные 200 народов России, хотя в действительности их, этих народов, никак не меньше тысячи. То же самое можно сказать, только в гораздо меньшей степени, и обо всех других пляжах-государствах этого афро-азиатского совокупного пляжа.
Основой людоедского правления людьми является подавляющее интеллектуальное превосходство во всех, почти без исключений, древних знаниях единственного племени на Земле, с полным основанием считающего все остальные племена просто дикими стадами, которых надо было приручить и одомашнить себе на пользу.
Основой приручения явилось величайшее изобретение этого племени – прибыльная торговля, я заостряю – прибыльная, а не равноценный обмен, каковой существовал и без этого племени, но только в самой примитивной и справедливой форме. Когда я говорю справедливая, то за таковую ее считали обе обменивающиеся стороны в независимости от того, считается это справедливым сегодня, или не считается. Главное, чтобы во время обмена так считали обе стороны. И одновременно считали в момент сделки, что прибыль не получает ни одна из сторон. Более того, сама прибыль при совершенно необходимом обмене считалась безнравственной. Это именно так считалось потому, что сам обмен (по-нынешнему бартер) занимал совершенно незначительную, эпизодическую часть деятельности в соседствующих социумах. Ибо выгода была не в прибыли, а самом разделении труда. Причем, не в искусственном разделении труда, как ныне мы его понимаем, а в естественном: рыбаки, где рыба, охотники, где охота, кузнецы, где металлы под ногами и так далее.
Торговое племя совершенно справедливо решило, что если ничем кроме профессионального обмена товара на товар не заниматься, то эта деятельность должна приносить свои плоды, так же как и охота или рыбалка. То есть, от этой деятельности должна быть прибыль, на которую можно прожить. Но все дело в величине торговой прибыли, которую до сего дня человечество решить не может, так как решить ее невозможно в принципе, несмотря на тысячи законов, принятых по этому поводу. Величину прибыли решают простые весы, на одной чашке которых – спрос, на другой – предложение, больше – ничто.
Прибыль имеет свойство понижаться в ареале, охваченном профессиональной торговлей из-за конкуренции. Конкуренция возникает из-за лакомой прибыли. Лакомая прибыль ведет к улучшению условий жизни, конечный продукт которой высокая рождаемость. Высокая рождаемость приводит к конкуренции и освоению торговым людом новых ареалов с «первобытным» населением, которое я не зря взял в кавычки, так как некоторые научно-технические достижения, в состав которых не входит торговля, могут быть развиты и без участия торгового племени. Но торговое племя вбирает в себя все научно-технические достижения, попадающиеся ему на пути. И на первых же этапах становится недосягаемым для аборигенов, как по интеллекту, так и по желанию учиться, возведенному в закон бытия племени.
Начинать торговать в чужих племенах невозможно без знания языка общения с ними. Учить бесконечно новые языки невозможно, лучше научить новые племена своему языку, взяв кое-что и из языка нового племени в торговый язык, постепенно расширяя его и унифицируя. Так «возникли» индоевропейская семья языков и афразийское дерево языков, которым ученые до сих пор не могут дать приемлемое толкование развития.
С другой стороны, аборигенским племенам, которые как расческа волосы прочесывает торговое племя, вообще практически не нужен язык, разве что элементарные понятия, которые существуют и у высших обезьян точно так же как и у других высших животных. Вы же сами знаете, что не говорите даже со своей женой целыми сутками, прекрасно понимая друг друга, как говорится «без слов». Именно таким образом торговое племя становится носителем торгового языка, к которому постепенно приобщаются все прочие народы. Но, так как представители торгового племени, отойдя достаточно далеко от «дома», притом в разные стороны, постепенно теряют связи друг с другом, их торговый язык постепенно превращается в упомянутые «семью» и «дерево».
Как выравнивается и падает торговая прибыль в данном освоенном торговым племенем ареале, точно так же она падает в близкой группе торговых ареалов, поэтому надо точно знать, в каком ареале, что, сколько стоит, ибо цены сближаются, я пока имею в виду обменные цены. Другими словами, надо действовать на минимуме торговой прибыли и заведомо не прогорать, или, как говорится, не вылететь в трубу. Поэтому нужны прейскуранты по каждому ареалу, и только на основании их можно продолжать жить торговлей. С целью получения торговой прибыли в таких условиях, чтобы цены отличались на большую величину, нужно увеличивать расстояние торгового оборота. Последнее обстоятельство вынуждает индивидуумов торгового оборота прикрепляться к специализированным местам розничной и оптовой торговли, сферы обращения, чтобы отлично знать конъюнктуру «на местах». На каждом конкретном месте от них возникает больше пользы. Сперва гонцы бегали с прейскурантами и долговыми, кредитными расписками в голове между крайними точками, но в голове все не умещалось, происходила путаница. Пришлось придумывать грамоту, письмо, поначалу, естественно, на глиняных табличках и плоских камнях.
Из-за оборота товаров не равного веса при равной цене, и для частичной замены кредитных табличек, а, главное, из-за разделения торговли на оптовую и розничную, пришлось одновременно с письменностью изобретать деньги и каракулями обозначать на них, сколько, чего на них можно было обменять.
Но главным следствием всего этого на достаточно продвинутом этапе стало то, что в торговом племени сосредоточились и продолжали лавинообразно сосредотачиваться все сколько-нибудь значительные достижения научно-технического прогресса, науки и искусств со всей освоенной торговцами на данном этапе Земли. Совокупный интеллект торгового племени и каждого отдельно взятого члена этого племени настолько превосходил интеллект пронизываемых им племен, что невольно в голову приходит сравнение: все люди как люди на Земле, а евреи все поголовно академики со всех земных академий разом. Или другое сравнение: обезьяны в Сухумском заповеднике и научный персонал этого заповедника. Собственно, именно так представляли себя евреи в окружении аборигенских племен. И поступали точно так же с «обезьянами», по «методу Авеля». Вот тогда-то взбунтовавшийся «земледелец» и «амхаарец» Каин и убил фигурально Авеля, то есть это было самое первое «гонение» на евреев. «Простой» народ стал очень завидовать благополучию торговцев. И не только материальному благополучию, но и интеллектуальному превосходству. А это, знаете ли, вызывает не только зависть, но и озлобление.
Согласно современным понятиям, которые не сильно отличаются от древних, торговцев должно быть не больше 5 процентов среди своих покупателей, иначе все их силы и превосходства уйдут на конкурентную борьбу между собой. Но рождаемость среди сытых торговцев по сравнению с полуголодными покупателями была ужасной, примите во внимание, что других «развлечений» в те поры почти не было. В результате, я думаю, 1000 лет вполне достаточно, чтобы пронизать весь мир, включая обе Америки.
Все это у меня описано и доказано в других работах, здесь же я только уточню их маршруты. Собственно, так как торговое племя родом из «Йемена, то маршрута у него всего два, налево и направо, вернее, на запад и восток. Далее – ветви: индийская ветвь, китае-корейская ветвь через Центральную Азию, получившаяся из ветви Персидского залива. Из нее же получились знакомые русским хазары. На Западе: Нильская ветвь, она же египетская, поделившаяся в Александрии на Гибралтарскую и Босфорскую. На последнюю и вел из Египта свою личную ветвь Моисей, планируя таможню на Босфоре в виде Царь-града за тройными стенами и с воротом, на который наматывалась цепь через пролив. В общем, кусок земли «обетованной», то есть обещанной их богом Яхве.
Добравшись до Тихого океана почти одновременно в Японии и Индонезии, по пассатным течениям и противотечениям попали в Америку, в районе Калифорнии и Панамы. Добравшись до Гибралтара и Центральной Африки на Атлантике, этим же способом достигли Америки с другой стороны. И создали там культуру инков и майя. Единственно, куда они не могли попасть по морским течениям, как говорится, «без руля и без ветрил», на простой «пустой бочке», это – Австралия. Туда и ныне не попадешь таким способом. Именно поэтому австралийские аборигены так и не научились писать до самого капитана Кука, или кто там ее «открыл».
Грубо говоря, половина торгового племени торговала, а половина внедрялась во властную верхушку прочесываемых племен. Сперва в качестве все знающих и все умеющих «визирей», потом и через перекрестные матримониальные отношения. Последняя часть становилась элитой местного общества, а первая часть все двигалась вперед. Это и есть иудино и израильское колена, только я не знаю, которое из них внедрялось, а которое продолжало свой путь. Да, это для меня и неинтересно. Главное, что глубину своего проникновения на каждом этапе передовой отряд евреев всегда называл – Самара, то есть там, где земля сходится с небом: Самары-реки, Самары-города (например Самарканд или село Самарское, будущий Ханты-Мансийск), ибо «сам» – небо, а «ар» – земля. В Японии они даже догадались назвать себя – владельцев и опору трона, самураями, то есть «небесный свет», ибо «ра» – свет. И все это – по-еврейски.
Теперь мне надо оставить торговцев в покое и сосредоточиться на второй части торгового племени, внедрившихся в элиту аборигенской среды всех без исключения прочесанных народов. Замечу, что евреи никогда не воевали, им это совершенно ни к чему. Но, внедрившись в элиту местных племен, им пришлось воевать с соседями «за родину» вместе с шахами и прочими местными шишками. Тогда они на правах первейших умников создали для «обезьян» религии, которые в чистейшем виде – идеологии. Ибо все религии: индуизм, буддизм, ислам и христианство – слегка переделанный иудаизм, причем в каждом регионе – на свой лад, так сказать, по «требованию общественности» или в согласии с менталитетом. На основе распространении этих религий из единого центра по радиусам вокруг создавались государства, самое большое – для ислама, от Гибралтара до Индонезии, которое тут же и поделили между собой, так как в те времена при ненадежном транспорте управлять такой оравой племен было совершенно невозможно. Это период так называемого Вавилонского столпотворения, которое, как известно, закончилось «непониманием друг друга».
Именно в исламе появился раскольник Христос, который, как считается, «возник» в иудаизме, но это не так. Ибо иудаизм – это не религия, а правила поведения торговцев между собой, и правила идентификации незнакомых друг с другом торговцев через литургию богу Яхве. Ислам – это правило, собственно одной книги, Корана, «в котором все есть». И именно поэтому Христос, протестующий против «книжников», раскалывал ислам, а происходило это где-то в Центральной Азии, так как «римская капитолийская волчица» вместе с Ромулом и Ремом, известная по небольшой статуэтке (которую можно привезти в кармане), высечена или нарисована на скале в Центральной Азии или где-то поблизости, я уже забыл. И именно поэтому ислам и несторианство (первичное христианство) жили друг с другом до поры до времени в полном согласии, но не без трений, как ныне православные с католиками. Это доказывает хотя бы тот факт, что Магомет II, «завоеватель» Византии и мусульманин, зажег неугасимую лампаду последнему императору из Палеологов, христианину. А сам на монете изображен с надписью: «император Византии».
Я потому так подробно на этом остановился, что так называемое русское православие прибыло к нам на Русь в образе мешанины из ислама и несторианства. О чем даже сегодня свидетельствуют «русские православные кресты», имеющие в своем составе исламский полумесяц. О Нестории же, «основателе» несторианства, известно ныне не более, что дескать такой человек был на белом свете. То есть, это в действительности сам Христос, племянник Моисея. При этом несторианство от христианства ничем не отличается кроме совершенных мелочей, вроде троеперстия и двуперстия у православных и католиков. А серебряное блюдо с изображением канонов несторианства все-таки откопано у нас в России недалеко от Перми.
Я понимаю, что та часть торгового племени, которая внедрилось в аборигенскую среду на правах князей, раджей, самураев, шахов и бояр, была не очень высокого мнения об умственных способностях аборигенов. Ибо это как исторический, так и аналитический факт. Поэтому создание людоедской формы правления ими как бы вытекает из комплекса обезьян и ученых Сухумского заповедника и подтверждается амхаарцем Каином и животноводом Авелем из Библии. Ибо и сегодня, как только у ученых кончаются бюджетные деньги, они прекращают кормить обезьян. Точно так же и в зоопарках и даже на животноводческих фермах, с которых мы получаем мясо к обеду. Поэтому у меня нет ни малейшей обиды на торговое племя, притом за дела, происшедшие до нашей эры. Но я знаю, что меня тут же обвинят нынешние евреи в антисемитизме. Я это отлично знаю.
Между тем, я спрошу, что важнее: истинная история или вполне понятное желание ее скрыть?
Напоследок мне надо сказать, вот еще что. Если на трех четвертях Земли образовалось людоедское правление, то – где же нелюдоедское правление, и как оно получилось? Отвечаю: не людоедское, а демократическое правление изобрел Моисей своим Второзаконием. И существует оно в Западной Европе и Северной Америке. Но так как я все-таки пишу в данной статье не о демократии, а о загадочной русской душе, то отсылаю вас к истинному Второзаконию, рассмотренному у меня в остальных моих работах.
Сам по себе термин «угро-финские племена», иначе «чудь», простирающиеся сплошной полосой от нынешней Венгрии до Кузбасса (Минусинская котловина и Горная Шория) и шириной от Кольского полуострова до границы сплошных лесов со степью – совершенно идиотский. Ибо здесь многие десятки, если не сотни, совершенно самобытных народов, которые вполне могли бы иметь сегодня национальные государства наподобие нынешних африканских или западноевропейских народов.
Невозможно считать, хотя историки это и утверждают, что чудь от Оки до Балтики – это чудь, потом идут уральские народы (часть из которых угры), а потом от Зауралья до Кузбасса опять пошла чудь. Ибо откуда бы тогда взялись так называемые «чудские копи» в зауральской Сибири далеко в глуби «отрицательной» эры? И почему тогда в чудь нельзя включить поляков и пруссов? Ведь они ничем не отличаются, даже названием, от русских центральных областей России. И почему такие маленькие народы на пути из руссов в пруссы, как эстонцы, латвийцы и литовцы, не входят не только в русско-прусские племена, но даже и в индоевропейскую семью? Это является самой большой подлостью русской официальной истории.
А уральские народы? Их же целая куча, притом совершенно не похожая обликом на «чудь белоглазую» (голубоглазую), точно такую же «белоглазую» как и пруссы, и скандинавы. И больше таких «белоглазых» нет нигде на всей Земле, не считая, конечно, Англию и Ирландию. В общем, даже из этого мимолетного анализа нельзя не признать, что на этих просторах должно быть многие десятки вполне самобытных племен, имеющих полное право на отдельное свое государство.
Самыми отсталыми среди них надо считать жителей сплошных равнинных лесов и рек от Ла-Манша до Кузбасса. У них совершенно одинаковая среда обитания, если не считать некоторой разницы по температуре из-за Гольфстрима. Значит, и приспособление к этим условиям должно быть одинаково, возникающее из проб и ошибок. Некоторое разнообразие должно возникнуть только лишь из наличия легкодоступных полезных ископаемых, которые можно на том же основании применить в своей жизни. Но на всем этом протяжении полезных ископаемых на поверхности нет, на 100 и более метров вглубь никакой первобытный дурак копать не будет.
Отсталость этих племен, во-первых, должна происходить из-за их рассеянности по лесам вдоль рек, затрудняющая подглядывание технологий, и, во-вторых, из-за обилия пищи, для добывания которой (рыба и дичь, орехи, мед и ягоды) не надо сильно напрягать свой мозг. Отсталость в результате этого должна нарастать по сравнению с более скученными народами, к которым я сейчас же и перехожу.
В предгорьях и горах всегда и везде племена проживают скученно, почти вплотную друг к другу. Здесь легко найти убежище в расселинах скал, гротах и пещерах. И не надо сооружать подобие медвежьих берлог на зиму как на равнине. Животный мир в таких местах всегда гуще и разнообразнее, сезонный переход пика животной и растительной жизни по вертикали гор облегчает пропитание. Это – Урал в нашем случае. Сгущенность племен позволяет перекрестное заимствование технологий, а соседи всегда заставляют быть начеку. Возможность конфликта заставляет быть предусмотрительным, но и доброжелательным, каждый день драться ведь не будешь.
Но самое главное состоит в том, что какой бы ты ни был первобытный дурак, валяющиеся под ногами самородная медь, золото, а потом и железо волей-неволей заставят дикаря взглянуть на себя и применить для сохранения и улучшения жизни. Опыт, практически всегда случайный, а потом и в виде игры, например, кинуть в костер кусок меди или железной руды, всегда находит и последователей, и умные от природы головы. Поэтому сочетание скученности, доброжелательности, осторожности и постепенно накапливающегося опыта дают толчок развитию мозга, ибо безмозглые не выдерживают соревнования и не дают потомства.
Развитие научно-технического прогресса выдвигает горные и предгорные народы на передний план. Именно поэтому возникла Великая Пермь на Урале, которую историкам никак не удалось спрятать до сего дня, но поставить ее в неизвестность – удалось. Постепенно, в результате равноценного, справедливого обмена достижения культуры стали проникать на ближайшую, равнинную тайгу, но истоки трех великих рек Восточной Европы Волги, Днепра и Дона (будущая Московия) находились на самом низком уровне развития. Зауральская тайга была точно в таком же положении. Но уже в Горной Шории и на Алтае горный феномен повторился, в точности как и на Урале.
Человек, он тем и человек, что затрачивает слишком много времени на взращивание и обучение потомства. И даже у медведей этим занимается исключительно самка, в то время как папаша то и дело соблазняется своих деток сожрать. Для первобытной женщины в скученных народах при эгоистических отцах становится невмоготу взрастить в одиночку потомство, множество их гибнет от непосильных трудов и популяция женщин почти исчезает при обилии сильных и безжалостных мужчин. В результате наступает матриархат, так как обезумевшие от естественного желания мужики обожествляют их остатки. Отсюда и мужское остроумие в виду женщин по Фрейду, и многоженство – от гордости и силы.
В тайге же на равнине – ситуация другая. Тут живут по-медвежьи в берлогах, мать с детьми – отдельно, отцы – всяк сам по себе. По причине, которую долго объяснять, (см. другие мои работы), но главным образом с целью взаимопомощи женщин друг другу по воспитанию потомства, мужские и женские кланы проживали отдельно. По причине, которую здесь еще дольше объяснять, от такого разделения выиграли женщины, создав крепкие кланы во главе с Бабой-Ягой. Именно они построили для себя и своих детей первые деревни, но сил не хватало, чтобы их как следует украсить, и дома до сих пор у нас напоминают неухоженные берлоги. Именно они организовали первобытные детские сады, систему управления и взаимопомощи, и именно поэтому до сих пор семейный бюджет советской семьи находится в руках женщин, иначе муж все пропьет. И именно поэтому весь деревенский полевой труд за исключением вспашки и подвоза дров лежит на женщинах. И вообще, чтобы не перечислять слишком долго, основа семейной русской жизни не мужчина как у племен переживших матриархат, а именно – женщина.
Мужчины же болтались в одиночку по лесу, организовавшись в небольшие группы. И нажравшись, чего попало, остальное время ленились без горя и без забот. Совершенно так же как ныне на диване перед телевизором. Совершенно не замечая, что жена валится с ног. По немецкой поговорке: кухен, киндер и еще что-то, забыл. И по русской поговорке: я и лошадь, я и бык, я и баба, и – мужик.
Два клана раз в году, на Ивана Купалу (данного им христианством вместо забытого языческого праздника) встречались на берегу речки под ритуальную песню-пляску: «А мы просо сеяли-сеяли, а мы просо вытопчем-вытопчем», после чего в женском клане появлялись новорожденные дети, и жизнь продолжалась. Но, в результате этого имелся очень существенный эффект, объясненный теорией Геодакяна: девочек рождалось намного больше, чем мальчиков. И в общей популяции оседлых женщин оказывалось почти вдвое больше, чем бродячих мужчин. Именно поэтому в генетическом сознании лесных мужиков до сегодняшнего дня сохранилось весьма специфическое пренебрежение к женщинам в отличие от того отношения, которое явилось следствием матриархата. У нас даже нет эпоса, прославляющего нежность, преклонение и рыцарство по отношению к женщине, если не считать «Ванька Таньку полюбил». И в обоих кланах до сего дня осталось как предмет разговора среди своего клана «о мужиках» и «о победах над женщинами», так и лучшее общежитие в женской среде и худшее – в мужской среде. Вообще же, о последствиях этого явления можно написать огромный труд, и все объяснить, что еще не объяснено в русском мужском и женском характерах, именно этим феноменом. Мне же он потребовался, чтобы подготовиться к приходу торгового племени.
В таких условиях человеку не нужно оружие друг против друга, достаточно рогатины на медведя. Ибо мужским кланам хватает места в тайге, а с женщинами разве воюют? Именно поэтому самыми примечательными отличиями чуди историки называют, во-первых, их голубые глаза – «чудь белоглазая», и, во-вторых, «незнание» чудью оружия. Надо поэтому полагать, что все хазары ходили с саблей на боку, иначе бы они не приметили, что у чуди нет оружия. А кроме хазар первые письменные сведения о чуди вообще некому было предоставить.
Подводя итог этому разделу, скажу, что мне неизвестно, как бы развивалась дальнейшая жизнь этих сотен племен. Во всяком случае, она бы не сильно отличалась от жизни австралийских аборигенов до того времени, как туда заслали английских каторжников, которые без виски не могли дня прожить. Если бы к нам тоже прислали английских каторжников, то у нас была бы современная Австралия. Но их не прислали. Вместо них явилось к нам торговое племя.
Я посвятил ему в своих работах очень много места, сюда не влезет и двадцатая его часть. Поэтому привожу только тезисы. Не так называемый «шелковый» путь привел сюда торговое племя, а соль с озера Баскунчак, единственный в своем роде на Земле неиссякаемый и возобновляемый запас лучшей в мире поваренной соли. И вообще, разве может трезво мыслящий историк основывать предмет торговли на соболях, шелках и пряностях? Это ведь то же самое, что сегодняшним предметом торговли назвать единственно бриллианты. Между тем, ни один человек на земле не обходится без соли, а разбросанной ее просто так повсюду на земле, в виде полевых цветочков – не видно.
Соль с Баскунчака огромным потоком шла на Тихий океан, в Китай и Корею. Соль шла на Босфор. Соль шла через Волгу и Дон в Северский Донец, затем через притоки Днепра и сам Днепр – в Западную Европу. Поэтому контроль над источником соли на Баскунчаке и ее основными потоками – это то же самое, что контроль над Босфором, Александрией, Гибралтаром, Ла-Маншем, Ормузским и Баб-эль-Мандебским проливами.
Как следует обосновавшись и наладив транзит соли, торговое племя вело разведку с этой стратегической точки во все стороны. И, прежде всего – на Урал. Именно поэтому там и появилось раньше, чем на «святой» Руси два вида «пермской грамоты». И Урал, получив в дополнение к своим искони технологиям, новые технологии, стал одним из мировых центров цивилизации. По пути соли на Восток аналогичным образом возник второй древнейший центр – Алтайский.
Естественно, хазарские торговцы направились по Волге и в наши таежные дебри, нынешнюю Московию. Но ничего там не нашли достойного для экспорта. Кроме дохлых низкосортных куниц (по сравнению с зауральскими, хотя бы – из нынешнего Ханты-Мансийска, Самары по-ихнему), и пеньки-конопли. Но, не такие простаки к этому времени уже было торговое племя, оно уже совершенно мирным путем завоевало Индию, Китай, Центральную Азию и Японию. И Америки достигло, правда, безвозвратно. Поэтому, помозговав, принялись экспортировать русских девиц из Нижнего Новгорода, который специально для этого и построили (подробности и обоснования – в других моих работах).
Опять же, не самим же бегать по тайге, разыскивая женские поселения. Привлекли бродячих наших мужиков, уже пресытившихся нескончаемым обилием девиц. И те, нимало не смущаясь, доставляли наловленных девиц прямо на Нижегородскую ярмарку. Почитайте Ибн-Фадлана – «персидского» купца. А если и ему не поверите, то посмотрите картинки в древних наших летописях, там нарисовано как продавец живого товара ведет его гурьбу, смущающуюся, от купца к купцу, разумеется «персидскому», а в руке тащит десяток среднерусских дохлых куниц. Ибо хорошая куница – ближе к Уралу, а отличная куница (соболь) – за Уралом. Пенька – за кадром. Историки пишут, что это 10 век новой эры, но, я думаю, значительно ближе к нашим дням. Примерно, времена «монголо-татарского ига».
Из этой исторической картины можно много почерпнуть черт нашей «загадочной» русской души, такое как, например, большее недоверие мужчин к женщине в семье по сравнению с народами пережившими матриархат. Такая, например, черта как массовое нежелание мужчин платить алименты своим детям, когда они, бросив семью на произвол судьбы, по десятку и более лет бегают так, что милиция не успевает устанавливать их постоянно изменяемые как в первобытной тайге местожительства даже при наличии института прописки. В наших «чудских» мужских характерах до сих пор торчит, застрявшая в генах, абсолютная беззаботность в отношении семьи, когда нынешний мужчина дотла пропивает получку, еще не дойдя до дома, чтоб жена не успела ее отобрать на нужды детей. В этом же кругу черта русских мужчин делать денежные «заначки», будто он все еще живет в тайге, и закопал часть неистраченных денег под пень. Или вот отвращение к украшению собственного дома, почему, например, дома немецких переселенцев среди русской деревни как бельмо на глазу – сверкает чистотой и порядком. Здесь, конечно, влияет и крепостное право, когда богатый дом вызывал немедленное желание крепостника ободрать этот дом как липку на лапти. Но, не до такой же всеобщей степени?
Напротив, женщина на Руси – не только «хранительница очага», притом понимаемое в широчайшем смысле, в миллион раз более широком, чем следует это из школьного матриархата и патриархата. Но и в полном смысле – единственная опора семьи. Сколько себя Россия помнит, мужики вечно «на фронте» и являются оттуда только на недельку, чтоб зачать новую жизнь. И снова «на фронт». Притом я заметил по многочисленным книгам русских писателей, что, хотя мужики и боятся «фронта», но идут на войну с большим удовольствием в расчете снять с себя «семейную обузу» (от слова «сужать» свои права на «волю» от семейных обязанностей). Кто же поддерживает жизнь в организме России? Можете не отвечать.
Не все, разумеется, я сделал выводы, вытекающие отсюда, но пойдем дальше.
Здесь у меня мало места, но в других своих работах я доказал, что на торговом пути всегда торговля соседствует с грабежом и разбоем. Грабеж и разбой вне торгового пути и сегодня даже почти не случается. Почитайте газеты и, если не лень, то и древних писателей, например о Египте. А я в это время сообщу, что торговлю и разбой осуществляют одни и те же люди, одного рода-племени. Например, чуть ли не все разбойники в наших преданиях и сказках – «евреины». Хотя в этом названии ничего обидного и нет, по-еврейски это просто – переселенцы, вернее, переселяющееся, кочующее племя.
Торгуют умные, знающие, упорные и ответственные представители торгового племени, а грабят представители этого же племени, только не особенно умные, ленивые на знания, неупорные, а всегда предпочитающие «урвать и лечь». Об ответственности я даже не упоминаю. Но не все уж так плохо с человеческими качествами у этих «евреинов». Усредненное генетическое превосходство позволяет этим «евреинам» быть не простыми рядовыми разбойниками, а непременно главарями, так как «рядовой состав» разбойной шайки представляют аборигены. Оно и сегодня внутри разбойных шаек «нет национальностей» словно у нас Америка, а не Россия, где национальные группы в общей совокупности «русского» народа всегда ярко выражены и не совсем дружны. И, если я добавлю, что и ныне воровской язык, иначе «феня», очень широко употребляется обычным не воровским народом, а «феня» (офеня) происходит от еврейского слова «удаленный», то корни русского языка следует искать в совершенно «забытом» хазарском языке. Другими словами, соединение торговли и разбоя приводит нас к совершенно своеобразному национальному составу хазар, но лучше об этом почитать Павича, например, его «Хазарский словарь». Хотя можно почитать и мои работы по этому вопросу.
Начав с рабынь, предмет торговли постепенно расширялся на Волге, достигнув Балтийского и Белого морей. И теперь уже, минуя лесные дебри будущей Московии, только начал процветать на конечных продуктах крайнего севера и глубокого юга, вдруг споткнулся. От нескольких причин разом.
Во-первых, в Европе повсеместно нашли соль и научились кое-где получать ее из морской воды не такой уж горькой. Босфор и Закарпатье (в основном будущая Венгрия) потеряли значительную часть своего транзита. Соль с Баскунчака все еще очень ждало побережье Тихого океана, но и на этой части пути соль обнаружили в Саянах, на Байкале, на Алтае и идиотский «шелковый» путь тоже начал замирать, по нему стали возить раз в год по одному вьючному верблюду шелков для поставок на Босфоре.
Во-вторых, с началом патриархата, а он и получился из матриархата из-за восстановления популяции женщин по причине появления мужской совести в основном из фрейдовского мужского остроумия и моды на подарки женщинам, спрос на таежных наших рабынь тоже упал.
В третьих, на приходящем в упадок торговом волжском пути оказалось слишком много расплодившихся разбойников, которые мало-помалу сами превратились сперва в казаков-разбойников, а затем и просто – в казаков, но уже на Яике и Дону (подробности – в моих работах). И построенные хазарами города на Волге, которые все как один были княжествами, начали хиреть. Но в городах этих княжили, естественно хазары, а не русские таежные волхвы. Ибо никому на всем белом свете не нужны были города как таковые, они нужны были только торговому племени. И все их, начиная от Калькутты и кончая Казанью и Ярославлем, построило именно торговое племя, чтобы не самим возить свои товары в тайгу и джунгли, в каждую деревню, а чтобы к ним ездили за покупками аборигены. Так надежнее и безопаснее (доказательства – в других моих работах).
Может быть, Российской империи бы вовсе не образовалось, судя по одновременному возникновению трех этих бед для хазар, но тут резко возрос спрос на рабов-мужчин в Кафе (нынешняя Феодосия), потребных для гребли на галерах и каменных работ вокруг Византии, которая сама никогда не выходила за тройные стены Константинополя. Рабыни-женщины и мальчики хотя и требовались, но по сравнению с гребцами и каменотесами спрос на них был невелик, хотя и постоянен, особенно на мальчиков для кастрации. Поэтому примерно половина казаков-разбойников с Волги переехала жить на Дон, треть уехала на Яик, постепенно превратившись в простых казаков, а оставшаяся треть поступила в бурлаки, изредка возвращаясь к своей прежней профессии. Поэтому волжских казаков ныне и нет.
Зато на Дону развернулась настоящая работа, без всякой торговли обеспечивавшая разгульную жизнь донских казаков-разбойников. И центр их приложения сил попал в окрестности будущей Коломны, тут был удобный брод через Оку.
Однако надо закончить про Волгу. Я имею в виду уже торговую часть хазар, а не разбойную. Потеряв торговлю, они не растерялись, а хлынули в свои же волжские города, только – большим потоком, на предмет «володения» тамошними аборигенами. Это было нетрудно. Создав уже такую кучу религий, они шли в русские князья по проторенной дорожке, неся в кармане новую религию: несторианство. Но, так как оно было еще полуислам – полухристианство, то и вышел у них в конечном итоге ислам – до Казани, а далее на север – христианство. Но не сразу, разумеется. Христианство укрепил на севере также еще один фактор, на котором я остановлюсь в следующем разделе. Волга приняла почти современный вид, я имею в виду населенные пункты, и был «расцвет» Ярославской, Суздальской и прочих «Русей», иные даже через черточку-дефис, например «Владимиро-Суздальская Русь». О Москве, естественно, никто никогда не слышал, так как разбойники только перебирались на Дон и не успели ее еще «основать». Торговцы, не захотевшие «володеть», не стали изменять своей профессии, и отправились по бывшему транзиту соли – прямиком в Пешт, который потом, соединившись с Будой, стал Будапештом. И далее, в основном в Польшу. Тут они тоже неплохо устроились, еще до присоединения Польши к России. А потом уже, после присоединения, валом хлынули на Русь, так как сильно расплодились на «пся крев». К этому времени вся их бывшая родня уже лет 200 ходила в русских князьях и боярах.
Вернусь на Дон. Те самые «конные разъезды», которые якобы охраняли от «набегов крымских татар» Московию, но ни разу ни одного «татарина» не арестовали и даже никогда «не видели» как те ведут разом 100 тысяч русских рабов, на самом деле являлись донскими казаками-разбойниками под псевдонимом крымских татар. И командовал ими сперва Иван-Калита, и так далее, потом, наконец – Дмитрий Донской. Последний знаменит не только тем, что разбил Мамая, молившегося Перуну, а значит защищавшего свою родную чудь, а не нападавшего на нее с юга, но и тем, что передал наследство своему сыну, а не названному младшему «брату» из донских разбойников как это следовало из разбойных как ныне говорят «понятий»-правил.
Такая передача власти, с одной стороны, говорит о том, что разбойники переехали на постоянное местожительство в Московию, и, во-вторых, что они теперь сплавляли по дешевке «свой» теперь уже народ в Кафу. Оставшиеся на Дону казаки-разбойники, стали теперь только посредниками, сплавлявшими на своих «челнах» рабов по Дону и Азовскому прибрежью прямиком в Кафу, где их с удовольствием принимали на перепродажу крымские евреи под названием крымских татар-иудеев, проще, караимов. Но между новыми владельцами «чуди, не знавшей оружия» и торговыми посредниками «казаками» лет триста шла война, начиная со Стеньки Разина и кончая Пугачевым за право «справедливого» наследства на Русь. И между Московией и Крымским ханством замелькали послы, которым только и мешали ослабевшие на транзите разбойники, скопом превращаясь в простых казаков, значительная часть которых в недолгом времени от обиды добровольно ушла в турецкие янычары. И чуть ли не до советской власти успешно мстили своим бывшим собратьям в составе элиты турецких войск.
Конечно, московские князья страшно разбогатели, начиная с Ивана-Калиты. Ведь абсолютно никаких производственных расходов на поимку своего же народа, почти никаких расходов на транзит, почти вся выручка в Кафе – чистая прибыль. А народу было в лесах: ловить – не переловить. Но все равно «белоглазая чудь», по словам непредвзятых летописей целиком и полностью «ушла под землю». А, разбогатев, на все деньги накупили оружия, так как своего отродясь не производили, обрядили кое как ту же самую чудь и отправили лет на 300 воевать, сперва по окрестностям, завоевывать другие «чудские месторождения».
Заметьте, «крымские татары» у нас стали воровать одновременно по 100 тысяч народу немедленно за тем, как только к Московскому княжеству были присоединены все окрестные «земли». Это по официальной истории. В действительности, я думаю, эти «земли» были присоединены в результате работорговли, и намного позднее, уже при Романовых.
А сам Хазарский каганат без следа растворился. Как золото в «царской водке». Оставив нам с вами «русский» язык, и именно поэтому сам хазарский язык вместе с хазарами потерялся в веках. До сих пор не найдут. А казаки вроде бы выскочили как черт из бутылки. Притом столько, что «покорили» все аж до Тихого океана.
Какие народные черты в смысле общения народа и власти могут возникнуть при этом, в дополнение к уже отмеченным выше? И передаться в генах, так как происходил естественный отбор, вернее искусственный, по животноводу Авелю: непослушных – на продажу или на дыбу, послушных – к размножению. Общим словом это можно охарактеризовать поэтически: «лукавый раб». Он внешне покорен, а внутри себя всегда держит наготове топор, вилы (согласитесь, это ведь не оружие?) и горящую паклю. Но, есть и «Платоны Каратаевы», и «крестьяне Иваны Сусанины». Это уже генетически «чистая линия» от «животновода Авеля».
Путь «из варяг в греки»
Я обещал не останавливаться на демократическом правлении народом, ведь я описываю – людоедское правление. Но для того, чтобы понять одновременное действие на Россию двух этих форм правления, надо обозначить, откуда взялась демократия, которую сдуру историки называют «греческой». Демократия пошла от Моисея, от его Второзакония, которого никто не знает в действительности и до сих пор Первозаконие считается в христианстве за Второзаконие. Я все это рассмотрел довольно подробно в соответствующих работах, здесь сообщу только выжимки.
Первозаконие содержит как литургию богу, так и нравственные заповеди для народа. Ислам и христианство фактически основаны на Первозаконии, хотя и считается, что – на Второзаконии. Второзаконие не содержит нравственных догм, все десять заповедей посвящены богу Яхве. Зато вместо божественного закона Моисей ввел человеческий закон, «эпоху судей» или юриспруденцию, только от нас это тщательно скрывается.
Второзаконие понадобилось Моисею для единственной цели – очень твердой и жесткой идентификации евреев между собой, притом сразу и прочно, даже при первой встрече совершенно незнакомых людей. И больше ни для чего Второзаконие не предназначено. Бога Яхве совершенно не интересуют взаимоотношения людей между собой, ему надо только, чтобы его родное племя, даже в рассеянном среди других народов виде, на его имени идентифицировало себя и помогало друг другу.
Юриспруденция же отдана полностью на усмотрение людей, на их опыт и знания. Вот в чем величие Моисея, а не в том, что обычно за это величие считается.
Так как Моисей через своего преемника Иисуса Навина привел своих учеников в страну обетованную, на Босфор, о котором я уже сказал, то это колено начало там жить под видом древних греков. И вся греческая философия, провозгласившая и обосновавшая и юстицию, и демократию – все это еврейское, но только не всееврейское, а именно Моисеева колена. Все остальное относится к людоедскому правлению.
Греческое учение чуть было не погибло, когда Козимо Медичи и его родня завоевали как бы «крестовыми» походами греческую Византию, сграбил как бандит все их рукописные книги, потом переписал их руками членов своей «Платоновской» академии, размножил с помощью украденного у Гуттенберга печатного станка, создав на этой основе католичество. Остальное все предал огню, и мы до сих пор изучаем в школе и университетах эту идиотскую историю из «Лаврентьевской» библиотеки Козимо Медичи.
Но греческие, вернее еврейские, послемоисеевские труды были настолько сильны своей безукоризненной логикой, что проросли вновь через протестантизм, реформацию и просвещение и теперь действуют в Западной Европе и Северной Америке. Больше пока – нигде, не считая Японии, Южной Кореи, Гонконга и ряда других мелких регионов, но и там пока не изжиты до конца следы людоедского правления. Пожалуй, хватит, остальное все – в моих работах. Можно начинать про путь «из варяг в греки».
Путь «из варяг в греки» создан не для всяких мелких финтифлюшек, которые якобы по нему возили. Он создан венецианцами для доставки из России лиственницы на сваи под свои дворцы и храмы. Сперва ее возили через Босфор из Карпат, но ее там – мало. Потом – из Костромской тайги, вырубив там лиственницу дочиста. Потом – из Зауралья через Великий Устюг по реке Сухоне, через Вологду (волочить по мокрому), реку Шексну, через Волгу в реку Ламу, до Волока Ламского (ныне Вололоколамск), затем в бассейн Днепра. И только здесь путь «из варяг в греки» начинает совпадать с традиционным путем, который якобы шел из Великого Новгорода по реке Ловать, тогда как фактически он шел из зауральской Кондинской низменности с рекой Конда, само название которой – от итальянского, наследника греческого и еврейского, от слова кон» (con), что значит вместе. То есть, вместе много «кондиционного», нужного леса.
Все это описание мне потребовалось для единственной цели, чтобы привести сюда католицизм Козимо Медичи в обмен на лиственницу, и два раза пересечь им реку Волга, между устьями Ламы и Шексны, и около города Костромы.
Именно здесь столкнулись православие и католицизм, и православие победило при царе Алексее Михайловиче Романове, отце Петра I, сжегшего все католические книги и напечатавшего новые, православные книги. Что из этого вышло, история почти не врет. Но меня-то интересует «загадочная» душа русская. Католицизм отступал медленно, последний его оплот был на Украине, на Соловках и в Литве, а также в Смоленске, отчего его так поздно и «присоединили» русские цари.
Католицизм, особенно до начала реформации – был очень гадкой религией, но иначе было нельзя, он боролся с матриархатом, существовавшим на юге Западной Европы до самого Медичи, вернее до издания Маллеуса, который в первые 100 лет существования издавался в четыре раза чаще самой Библии. Потом под влиянием реформации католицизм начал приобретать человеческие черты.
Зато религии хуже русского православия нет на Земле (подробности – в других работах). Эта религия всю свою долгую жизнь – неизменная проститутка у светских властей, хотя она и пыталась на первых порах (при первом Романове, вернее при его отце) взять власть в свои руки, как и в Ватикане, точнее во Флоренции. Что бы из этого вышло – не буду гадать. Лучше посмотрю, что дала в генный аппарат нашего народа борьба староверов-католиков и православных попов под руководством царей-хазар?
Подумайте хорошенько, ведь не слишком же важно для обыденной и трудной жизни людей, крестишься ли ты двумя или тремя перстами, аллилуйя поешь два или три раза? От такой ерунды разве разбежится почти вся Россия по глубочайшим лесным дебрям и окраинам «русской» земли? Разве может из-за такой ерунды случиться, что Соловецкое восстание монахов не могли подавить целых 10 лет?
Значит, что-то было привлекательное для народа в русском католицизме и совершенно неприемлемое в новом хазарском православии. А что же там неприемлемого может быть кроме ужасающего гнета? Ведь не кисейная барышня народ, он даже почти привык к продаже его в Кафу.
Вот что там было совершенно неприемлемым как для народа, так и для самих католических монахов: под имя, и власть, и права самого Господа Бога подвели обыкновенных, мерзких, глупых и жадных рабовладельцев, так называемых дворян. В это самое время складывалось внутреннее рабство, не продажа «за рубеж», где могло оказаться даже лучше, чем дома, а полное внутреннее рабство. Любой, даже самый мелкий дворянин – владелец «душ» отныне православием приравнивался к Богу. Ибо в «обновленных» православных церквах непрерывно звучало: «почитайте и слушайтесь вашего хозяина наравне с царем и Богом».
«Смутные» времена, «рюриковичи», казаки, «поляки» и Романовы
Эти времена действительно «смутные». Только смутные эти времена надо понимать в нынешнем употреблении этого слова, как «непонятные» времена. Например, – как «смутно» помню что-нибудь или «смутно» же припоминаю. И такими их сделали историки специально, преднамеренно. В действительности же слово «смутные» от слова «смута», неповиновение властям. И это понимание ближе к истине, но не сама истина. Сама истина состоит в том, что «чудь белоглазая», исключая Ивана Сусанина и «гражданина» Минина, никакого участия в «смутах» не принимала. А, если не принимала, то и самих смут не было. Была ожесточенная борьба за рабовладельческую власть над этой самой «белоглазой чудью» четырех практически равновесных разбойничьих кланов, все – из хазар. Именно так я рассматриваю эту «смутную» непонятицу, что – «масло масляное».
Начну с того, что Московия накопила на работорговле гигантские богатства, ибо как раз в эти времена «из Московии под страхом смерти запрещалось вывозить (хотя бы грамм) золота и серебра, только – ввозить». Владельцы Москвы у историков назывются «рюриковичами». Будто не Евпатий Коловрат – Иван-Калита – Дмитрий Донской завоевывали у чудских Кучумов место, где позднее «возникли» сперва Коломна, а потом Москва, а сама чудь пригласила «володеть» собою «варяжского» Рюрика. Но, вы-то уже знаете, как было дело. Это первый разбойный клан из хазар.
Второй хазарский клан – это оставшиеся на Дону казаки-разбойники, которые лет триста подряд, при каждом удобном случае нападали на Москву (Разин, Болотников, Пугачев и так далее). Они прекрасно знали, сколько «на Москве» золота, но сил не хватало. Этот клан был всегда готов поддерживать любую внутреннюю смуту, любое внешнее нападение на «рюриковичей». Они никогда не забывали свои древние «права», которые историки подарили какому-то идиотскому Рюрику.
Третий хазарский клан – волжские казаки-разбойники, проживавшие в основанной ими же Владимиро-Суздальской Руси, здорово нуждавшиеся по указанным выше причинам. Путь «из варяг в греки» проходил мимо них. И совершенно так же как Стенька Разин «ходил за зипунами в Персию», эти разбойники всегда готовы были идти завоевывать московское золото и имевшуюся в изобилии там «белоглазую чудь».
На четвертом хазарском клане, «поляках» надо остановиться подробнее, ибо нигде в своих работах я его еще не рассматривал, не было необходимости. Солженицын пишет, что Западная Европа в ту пору евреев почти не знала, они, дескать, были только в Венгрии и Польше. И я то же самое хочу сказать, ибо в Западной Европе были «греки», Моисеевы ученики, которые тоже евреи, но не хазарские. А в Венгрии и Польше были именно хазарские евреи. Я уже писал выше, как они туда попали, через Киев, с солью, каковую почти сразу нашли под землей в Польше и Пруссии. И путь от Баскунчака на Запад навсегда закрылся.
Эти хазары принялись торговать на месте и по мелочам, сделав своей столицей Пешт, половинку будущего Будапешта. Но, по каким-то причинам распространяться на запад им не удалось. Их численность росла, а приложения сил из-за упомянутого 5-процентного барьера не предвиделось. Тогда торговцы поделились на собственно торговцев, на управляющих имениями, корчемщиков и производителей водки. То есть, пошли по проторенной у «чудаков» дорожке. Только, заметьте, водка у них здесь была не церковной как на Руси (подробности – в других моих работах, например про «Чван»), а чисто еврейской, ибо католицизм эту «русскую православную» тенденцию не одобрял.
Все виды этой деятельности рассматривать не буду, остановлюсь только на управлении имениями, в которых работала свободная, не крепостная, польская «пся крёв». По-нашему «песья кровь, собачья родня». Прошло 400 лет, но вот что пишет Глеб Успенский (письмо Постникову от 05.07.1888) о польских крестьянах, переселявшихся в Сибирь: «К числу таких самовольных переселенцев (не имеющих даже права на переселение) принадлежат переселенцы из западного края (в то время «наша» Польша – мое). Они почему-то не имеют права сделать своего переселения форменным порядком, как это уже может делать великорус и малорос. Но нужда так их, вероятно, донимает тем, что, несмотря на свою поразительную запуганность, приниженность и забитость, они все-таки решаются на риск переселения. Потихоньку, не говоря о своих намерениях никому из посторонних ни слова, выправляют они у ксендза метрическое свидетельство, тайком, при помощи евреев (!- мой), распродают имущество и не уходят из деревни, а прямо исчезают (выделено автором). Крестьяне этих губерний – что-то непонятное даже для нашего, почти донага раздетого переселенца, идущего на край света без копейки: так они забиты, ошеломлены, притуплены. Речь их темная, как темны какою-то мертвой тусклостью их глаза; робость, беспомощность и какое-то трепещущее пред «паном» холопство – все это говорит, что, помимо бедности, безземелья, нищенства и изнурительного труда, – измят, скомкан, изуродован и их дух. Бритые лица без выражения, – что там под этой маской? (Беспредельное холопство или жгучая злоба?) Во всяком случае, это человек, вырвавшийся из каких-то железных тисков, и не таков он «внутри», каков кажется «снаружи», а «наружи» – не таков, как «внутри» (должно быть, это-то и есть «быдло»)». Конец цитаты, которая не требует комментариев.
Уточню только, что это свободные крестьяне, нанимаемые евреями-управляющими панских имений, и своих собственных имений (читайте Солженицына) вот уже почти 300 лет подряд. И еще добавлю, что согласно целой плеяде русских писателей уже после 1792 года, года присоединения Польши к России, до коммунистической «революции» именно «польские» (!!!) управляющие имениями русских помещиков считались образцовыми по умению выбивать доходы из русских крепостных крестьян, а потом – из арендаторов помещичьих земель. Русские тиуны и старосты не годились «польским» управляющим в подметки.
Вот это и есть четвертый хазарский клан, выступающий в русской официальной истории в «смутные» времена и времена первых Романовых под именем «поляки» во главе с бессчетными Лжедмитриями.
Причина начала «смутного» времени, я думаю, была в том, что спрос на рабов в Кафе почти вдруг прекратился. 1453 год – все «греки» покинули Константинополь. Придуманы паруса, под которыми можно плавать против ветра, галеры канули в вечность. Но, и протестацию с реформацией в Западной Европе, особенно в Северной Европе, не надо сбрасывать со счета. Она расцвела пышным цветом на основе учений «древних греков» как раз в 1600 году. Но ведь и наше «смутное время» вертится как раз около этого года, плюс – минус 10-12 лет.
Наследники Ивана Калиты и Дмитрия Донского («рюриковичи») – безмозглые как все чистые вояки, казаки-разбойники, в принципе могли обратиться и даже купить-нанять консультацию «поляков», дескать, подскажите, что нам делать и как жить дальше? Тем более что у тех был на этот счет богатый опыт. Но тогда бы не возникло крепостного права, так как «поляки» и без него хорошо справлялись. Сами же видели только что, как они ловко довели польских свободных крестьян, как говорится до ручки. Но, все Лжедмитрии опять-таки прятались, как правило, около Коломны и даже на Дону. Этот факт свидетельствует за то, что все-таки «рюриковичи» пригласили «поляков». В результате имеем три фактора, два из которых за приглашение поляков, а один (рабство, крепостное право) – против. Не делая пока окончательного вывода, перейдем к волжскому семени хазар.
Они тоже могли пригласить «поляков» (польскую шляхту) с целью как своего физического усиления для захвата власти в Московии, так и по той же самой причине, что не знали сами, что делать с расплодившейся чудью после захвата власти над ней. За это говорит тот факт, что отец первого нашего «избранного всем миром» царя Романова (Михаила), до этого никому не известный Федор был просто вытащен из небытия и назначен русским патриархом именно «поляками» с присвоением ему нового имени Филарет. Но тогда бы у нас был до сего дня католицизм, или «поляки» не католики? Или католики назначают русской православной церкви патриархов? Ведь действительно, как я показал выше, хотя католицизм у нас и был, но он был севернее Владимиро-Суздальской Руси, на волжском отрезке пути «из варяг в греки», выше Костромы. А владимиро-Суздальская власть находилась ниже по Волге. Тогда спрашивается, на кой черт звать местным владельцам этого отрезка пути «из варяг в греки» католических «поляков» в католические же места на Волге? Тогда, когда этот путь работал как часы, и никакой зависти к богатству Московии тут не возникало. Поэтому, если кто из волжских разбойников и звал «поляков», то это могли быть только владимиро-суздальские эксплуататоры. И ведь именно у них в состав православного креста входит исламский полумесяц. И именно поэтому они «поляков» не могли позвать, так как у «поляков» крест очень простой, католический, с одной перекладиной. И никакого полумесяца нет. (Кстати, раньше полумесяц тоже был, но – очень далеко от нашей эры. И то, не у поляков, а – в Кельне). Другими словами, волжские хазары поляков пока не звали. Но ведь и «смута» не два дня длилась, а лет двадцать.
Таким образом, получается, что «поляков» позвали «рюриковичи» и на первом этапе в Московии тоже создали католицизм, так как «поляки» именно им назначили патриарха Филарета, который и правил Московской Русью за своего молодого идиота-сына, «избранного» царя по католическим правилам. Но тогда получается, что сын этого идиота-царя Алексей Михайлович «Тишайший», написавший знаменитое Соборное уложение «о рабстве» 1649 года, не был сыном дурака-царя Романова-первого. Так как он кроме этого Соборного уложения в 1645 году сжег все католические книги и издал новые, православные, чем и запустил знаменитый раскол, от которого наша православная до сего дня не может очухаться.
Не будучи сыном дурака-Михаила, так как сын не мог пойти резко против отца, кем же он был? Но сперва скажу, кем был сам Михаил, за которого правил Филарет на «польский» лад: он был, я думаю, «рюриковичем». И тогда все становится на места: в Московии – польские «советники» у «рюриковичей», польские порядки, никакого Соборного уложения «о рабстве» писать не надо. Царствует какой-то неизвестный «рюрикович», но из-за его казацкой малообразованности правит Филарет и никакого сына-дурака у него нет, тем более что католическим епископам сынов иметь не положено. Так прожили несколько лет.
Потом началась война. Так как быстро Филарет не мог перестроить экономику Московии с продажи своих граждан в Кафу на их эксплуатацию «по-польски», то волжские хазары, теперь уже русские князья и бояре, улучшив момент, напали на Московию. И победили «рюриковичей» вместе с их советником Филаретом. Вот именно тут мне потребуются донские казаки-разбойники. Они очень помогли волжским князьям. И Филарет вместе с доверившимися ему «рюриковичами» оказался между двух огней, с юга и с северо-востока. Победа волжских наследников хазар была неизбежна.
Вот тут-то и начал царствовать слегка подзабытый мной Алексей Михайлович «Тишайший», отец Петра. У него начали складываться отношения с донскими казаками-разбойниками, которые, правда, только значительно позднее Петра стали просто казаками и «опорой трона». А «поляков» как известно, прогнали. Тут и Соборное уложение кстати, и – раскол, и переход на троеперстие, будто это троеперстие и есть основа основ православие и единственное различие между православием и католицизмом, староверами и «нововерами». Но, об этом я уже сказал выше.
Что касается «поляков», то их направили прятаться в казаки специально, чтоб их загадку «про историю» было труднее отгадать. И еще потому, что «поляки»-то ведь приехали на Русь по зову «рюриковичей» управлять изнеможением чуди белоглазой, и при новых властителях остались без работы. Историкам ведь надо было куда-то их девать. Тем более что они развернули пропаганду католицизма, который и без этого окружал Московию с трех сторон. И, тем более что у волжских хазар уже была наготове новая идеология: сделать свободных крестьян не только угнетаемыми «по-польски», но – фактическими рабами.
Если вы теперь почитаете историю России в этом «смутном» отрезке времени, то непременно согласитесь со мной. За исключением мелких нестыковок, которые официальные историки специально нагородили, «чтоб труднее отгадать».
Касаясь загадочной русской души, вытекающей из этого катаклизма, скажу, что «хрен редьки не слаще». Кто не знает вкуса хрена, напомню, что хрен значительно горше редьки.
«Свобода, .. ее мать!»
О крепостном угнетении народа столько написано, что мне с моим непрофессиональным пером стыдно сюда соваться. Отмечу только, что лукавство раба здорово повысилось за эти 212 лет (1649 – 1861), усугубился мужской эгоизм, так как белоглазая чудь вообще перестала возвращаться «с фронтов», даже на побывку. Мужчины вообще перестали понимать, что такое дом и хозяйство, они привыкли только геройствовать в виду военного начальства, то есть делать вид, что геройствуют. Ибо с заграничных походов наших солдат приходилось загонять обратно палкой. Вспомните хотя бы минувшую в 1945 году войну, она ближе, воспоминания свежее. Совсем молодые могут вспомнить Афганистан, из которого наши коммунистические солдаты разбрелись по всему миру. Но в самую последнюю войну бежало лишь меньшинство. Это тоже ведь показатель животноводства. Робкие стали, словно овечки Авеля.
Вся бедная Россия держалась только на женских руках и плечах. Включая кормежку своих как бы бывших мужей на фронтах, и поставку нового пушечного мяса.
С 1792 года на Русь ринулись «поляки» и завоевали у русского крепостничества непререкаемый авторитет, я полностью согласен с Солженицыным, хотя и критиковал его в своих работах за то, что он никак не связывает русских восточных евреев с Хазарским каганатом.
Наступил 1861 год, освобождение крестьян, но я больше ценю императора Александра II не за это, вернее не только за это, но в большей степени – за создание нормального европейского соревновательного суда, а не канцелярию по наказанию. Каковой сразу же после его убийства стал вновь превращаться в канцелярию наказаний. И даже сегодня у нас не суд, а канцелярия наказаний, фактически непосредственно подчиненная царю и его сатрапам через взятки судьям вместо заработной платы, через собирания на них компромата, который не действует до тех пор, пока судья не провинился перед властью. Но лучше я остановлюсь не на судьях, ибо это у всего не только российского народа на виду, но и для всего мира, а на покушениях «социалистов» на этого благообразного царя.
Вы только подумайте хорошенько. Царь освободил народ, дал ему нормальный европейский суд, а «социалисты», борющиеся за права этого же самого народа, непрерывно покушаются на его жизнь, и, наконец, по шестому разу, убивают. Нет, не социалисты тут, а – собственные его царского величества спецслужбы. Я это специально упомянул для того, чтобы вы когда-нибудь обратили внимание на мои работы на бандитскую организацию спецслужб на Руси, по методу разбойных хазар. При этом спецслужбы на такой именно основе «работают» на Руси с первого же Романова, который у меня – Алексей Михайлович. А уже с Петра, вовсе и не его сына (см. мою статью), не цари царствуют у нас на Руси, а – спецслужбы, меня царей по своему усмотрению как перчатки. Вернемся к народу.
Глеб Успенский, из которого («Горький упрек») я почерпнул свой эпиграф и мысль Маркса, как никто лучше знал российский народ, чудь белоглазую. Но, о нем речь у меня будет позднее. А пока остановлюсь на Марксе. Этот признанный экономист не был историком, не знал историю России и поэтому написал чушь, которую я взял эпиграфом именно из-за этой чуши: «…если Россия будет продолжать идти по тому же пути, по которому она шла с 1861 года, то она лишится самого прекрасного случая, который когда-либо предоставляла народу история, – чтобы избежать всех перипетий капиталистического строя».
Маркс умер в 1883 году, значит, наблюдал за пореформенной Россией не менее 20 лет с 1861 года. То есть, он как чистый экономист взял за «нулевую точку» 1861 год и стал смотреть, что же получится из отмены крепостного права? По экономисту Марксу в России должен был получиться «прекрасный случай», который не получен Западной Европой вовремя, получен только после «победы пролетариата». Другими словами, то, что имеет Западная Европа сегодня, далеко за смертью Маркса. И только в этом экономист Маркс абсолютно прав: пролетариат в Западной Европе победил и живет теперь по Марксу так как живет, постоянно подкрепляя свою «гегемонию» забастовками.
В России же, где еще не было капитализма, пролетариату, работодателям и правителям надо делать то-то и то-то, «чтобы избежать» глупости, которые наделала Западная Европа при становлении капитализма, «чтобы избежать всех перипетий капиталистического строя». Но Россия вот уже 20 лет «продолжает идти» не по правилам, выработанным Марксом для счастья пролетариата, а черт знает, как. И именно поэтому «лишится самого прекрасного случая». И именно это «предвидит» Маркс, 20 лет глядя на статистические таблицы, поступающие из России.
Если бы Маркс был историком (притом не покупным), а не чистым экономистом, то он написал бы, я думаю: «С 1500 года нашей эры в России так поставлены дела по отношению к чуди белоглазой, что она никогда, во веки веков, не освободится от рабства и унижений, потому, что ее власть при любом общественно-политическом строе будет воспроизводить самую себя. Хоть мир тресни». Именно это я хочу сказать в своих работах, вытекающих из истории, а не из экономики.
Возьмем коммунистов, начиная с Ленина. Ведь этот враль и болтун не народ «освобождать» задумал путем покушения на власть, существовавшую до него, а присвоить себе эту власть. Причем с абсолютно теми же последствиями для белоглазой чуди, которая эти последствия и «без последствий» переворота уже имела в наличии. И этот факт сегодня является уже свершившимся фактом. И именно поэтому Ленин перевирал Маркса, уже покойного, дескать, он, Маркс – «основоположник всемирного движения пролетариата», что его «учение» годно для всей Земли, то есть фатально, «неизбежно, потому что верно». Притом для всех без исключения народов.
А, знаете, что Маркс ему отвечал, уже из могилы, правда, не Ленину самому, так как он был еще в пеленках, а Н.К. Михайловскому, такому же, как Ленин «пропагандисту учения Маркса», выворачивавшему философию прибавочной стоимости еще живого Маркса шиворот-навыворот, подгоняя Маркса для властно-алчных потребностей «руководителей» пролетариата. Цитирую: «Ему (Михайловскому с будущим Лениным добавлю) надо преобразить мой очерк («Капитал») происхождения капитализма в Западной Европе в историко-философскую теорию общего хода развития, в теорию, которой фатально должны подчиниться все народы…»
Во-первых, Маркс называет свой труд «Капитал» только лишь «очерком происхождения капитализма», а не теорией, во-вторых, только «в Западной Европе», а не по всему миру. В третьих, знаете, как назвал Маркс это «ему надо преобразить мой очерк»? Он это назвал «бесчестьем (honte) для себя, и не счел, что он слишком грубо защищается, обвинив оппонента в посягательстве на свою честь.
И, если вы думаете, что Ленин, выбравшись из пеленок, этого не читал, то – ошибаетесь, это вся Россия прочла в журнале «Юридический вестник» за 1888 год, № 9. И Ленин с детства любил читать про такие штуки. По-моему именно за такие чтения его вот-вот выгонят из Казанского университета, или уже выгнали.
Я специально прервал цитату из Маркса на полуслове, чтобы не затенять главную его мысль, что он считает бесчестьем такое «специфическое» понимание своего «очерка». Далее этот «греческий» еврей уточняет еврею «хазарскому», что не надо его «очерк преображать в историко-философскую теорию общего хода развития, в теорию, которой фатально должны подчиняться все народы, каковы бы ни были исторические условия, в которых они находятся, чтобы, в конце концов, прийти к такому экономическому строю, который обеспечивает наибольшую свободу проявления производительных способностей общественного труда и всестороннего развития человека».
А Ленин что сделал? Этот бессовестный человек, несмотря на прямое и явное ему предупреждение Маркса, именно преобразил «очерк» Маркса в то, во что Маркс не хотел преображать свой очерк. Мало того, именно Ленин «заказал» как бандит «всемирную революцию» своим Третьим интернационалом, а Троцкий и Сталин пытались ее осуществить в гражданско-покорительной войне 1918-22 годов и в Варшавском договоре 1950-х, и их последователи – в Африке, Восточной Азии и Южной Америке вплоть до развала СССР.
Я еще на одном хочу остановить вашу мысль о Марксе и Ленине. Вы вполне можете подумать, что я привел «случайные» слова Маркса, «выдернутые из контекста», чтобы опорочить с их «помощью» Ленина и его камарилью. Заметьте тогда себе, что приведенные марксовы слова совсем не случайны, он их обдумывал 20 лет, прежде чем написать. Вот как он это сам подтверждает в том же письме: «Так как я не люблю оставлять что-нибудь неясное, то выскажусь без обиняков: чтобы иметь возможность судить со знанием дела об экономическом развитии современной России, я выучился по-русски и затем в течение долгих лет изучал официальные и другие издания, имеющие отношение к этому предмету. Я пришел к такому выводу:», и далее следует приведенная мной цитата.
Настала пора вернуться к Глебу Успенскому. Этот непревзойденный знаток послекрепостной русской души 1890-х ценен тем, что проливает свет на нынешнюю, 2003 года, «ностальгию по старым (коммунистическим) временам» нынешней нашей загадочной русской души.
Так как читать Успенского ныне не принято (не Лев Толстой, не Достоевский, хотя их теперь тоже только «смотрят»), позволю себе довольно длинные выдержки. В дальнейшем вы поймете, для чего я это делаю. Если, конечно, дадите себе труд задуматься о причинах нынешней ностальгии самой малообразованной, бесправной и беззащитной части загадочных русских душ, каковая составляет никак не меньше 80 процентов всего населения.
Из цикла «Очерки переходного времени» очерк «Старый бурмистр» (1881-91), через 20-30 лет после знаменитой реформы 1861 года. Чуть меньше соответственно этому времени прошло с момента начала горбачевской «перестройки» по настоящий день. Но аналогии заметите сами, или я их напомню по мере переписки текста Успенского.
« – Ишь вон, ноне какие порядки-то, – эва-а!.. Вот так богомолец: идет на богомолье, а в обоих карманах по штофу водки! Паа-аррядок! Уж нечего сказать, хорошие пошли порядки! <…>
Дело в том, что толки о порядках и непорядках, а вместе с толками и бесплотность их, в настоящее время составляет не только достояние столичной, газетной или журнальной беседы, но сделалось необходимейшею принадлежностью и всякого деревенского разговора. Если вы разговариваете не о хозяйстве, не об умолоте или урожае, то ваша деревенская беседа идет о «порядках и непорядках»… <…> …разговаривают о порядках и непорядках большею частью старики, люди, у которых было известное, определенное прошлое и которым судьба судила дивоваться на нечто новое, крайне разнообразное и многосложное. Судите же теперь, в какой мере может быть плодотворна беседа, если один из беседующих не понимает ни точки зрения собеседника, ни его языка, а другой старается разобрать новые, совершенно ему незнакомые, небывалые для него явления, руководствуясь только старой точкой зрения. <…>
– Поглядеть-то на нонешнюю страмоту, так и то сердце разрывается! <…> Нешто, красавица ты моя, есть у них стыд-то? Да нисколько! (о молодых девках – мое) <…>
…мы имели несчастье ничего не понимать в тех невозможных параллелях, которые вели старики, сравнивая старое с новым. Мы решительно не понимали, почему, например, разбранив нынешние порядки, старик собеседник давал им объяснение выражением: «а все воля!» Не понимали, почему, говоря, о том, что теперь все «чаи да сахары», необходимо прибавлять выражение: «а как выдрал бы его, всыпал бы ему пятьдесят, – так он бы и чувствовал!» Не понимали, почему, говоря о том, что теперешние девки норовят одеться почище, следует закончить речь словами: «а отчего? Оттого, что страху нет!» <…>
– ежели бы нонешние порядки да при покойнике графе, так что бы только было!.. И-и-и, владыка праведный!.. И-и, сказать нельзя! – При каком графе-то? – А при Аракчееве графе. Я его оченно даже хорошо помню… Уж бы-ыл начальник! Чисто антонов огонь! Перед богом!.. Кажется, коснись его хошь вот пальцем, так тебя и опалит всего полымем (мысленно вставьте: товарищ Сталин, или Лаврентий Павлович – мое). <…> – Отчего ж это? – Страху имел в себе. Столь много было в нем, значит, испугу этого самого… Нос у него, у покойника, был этакий мясистый, толстый, сизый, значит, с сизиной… И гнусавый был, гнусил… Идет ли, едет ли, все будто мертвый, потому глаза у него были тусклые и так оказывали, как примером сказать, гнилые места вот на яблоках бывают: будто глядит, а будто нет, будто есть глаза, а будто только гнилые ямы… Вот в этаком-то виде – едет ли, идет ли – точно мертвец холодный, и нос этот самый сизый, мясистый, висит… А чуть раскрыл рот – и загудит, точно из-под земли или из могилы: «Па-а-л-лок!» Да в нос, – гнусавый был… «Па-а-л-лок!» Это уж, стало быть, что-нибудь заприметил… И только его слов было, а то все как мертвый. <…> Ну, а был порядок, уж этого отнять нельзя, у-ух какой был порядок – во всем – во всем! За что ни возьмись: что скотина, что пашня – все первый сорт! То есть, бывало, до такой степени, например, вникал, что уж на что, кажется, бабы или дела бабьи какие, а и то чувствовался графский глаз: бывало, иная хлебы не домесила или худо просеяла, – уж это не пройдет ей даром, уж он ее, покойник, выучит, как хлеба печь!…
Очевидно, опять начиналась одна из невозможных и невыносимых параллелей прошлого с настоящим, параллелей, где палки чередовались с бабами, бабы с плац-майорами, скот со строгостью и т.д.
– Да что такое, скажи пожалуйста, за порядки такие были? Все палки да палки, а выходит, что были какие-то порядки? Что такое было? Какие порядки? <…>
– Главное дело состоит в том, что нету начальства. Нету его! Вот в чем главная причина!... Нету его и взять негде. <…>
– Да помилуйте! Что вы говорите? Какого вам еще нужно начальства?.. Десятские и сотские есть?
– Как не быть!.. Есть и старосты, этого-то добра сколь хочешь, этого-то довольно! Десятские, сотские, старосты, старшины… Писаря, урядники, члены, председатели… Управы, присутствия, правления, следователи… Это есть! Этого есть много всего; ну, а начальства, опять же я скажу, нету!
– Да что же это такое? Эти-то люди – что ж они такое? Зачем?
– А господь их ведает. А зачем – это нам неизвестно.
– Ведь они начальники? Действительно начальники? Ведь они могут наказать, посадить в темную, штрафуют, взыскивают?.. А вы говорите «некому взыскать».
– И есть некому! Этого-то народу, друг ты мой любезный, сколь угодно! Вот мы считали их, а все еще далеко до конца не досчитали… Это, братец ты мой, не наше дело: что, как, зачем… А мы говорим по нашему, крестьянскому мнению, вот как! По нашему-то, по крестьянскому мнению, нам и оказывает, что нету начальства и нигде мы его не видим. Нешто можно назвать начальниками хотя бы, будем говорить, примером, старосту или старшину теперешнего? Положим, что действительно цепь ему дана или медаль какая, ну, и действительно, что, правильно это вы сказывали, что, например, он и наказывает, и сечет, и все прочее. Можно бы по всему признать начальником? Ну, а коль скоро мы ежели коснемся до корня, то и оказывается: не начальник он, а живорез, больше ничего!..
Что ему требуется, нонешнему начальнику-то, живорезу-то? Сидит он в своей цепи, делает народу прием. Я говорю к примеру. Вот пришел к нему мужик, вывалил на стол деньги: «получай мол, Петр Семеныч, подати!» Петр Семеныч сосчитал: «верно!», расписку дал, а деньги в сундук запер. «Ступай, куда хошь! На все четыре стороны.. Молодец, скажет, спасибо!.. Так, мол, вы, ребята, и все бы поступали: отдал деньги и ступай!..» А другой, тоже, примером, будем говорить, пришел тоже в волость, а денег-то не принес. «Ты что же не принес денег?» – «Нету!» А иной с грубостью скажет: «Откуда, мол, я возьму денег-то?..» А за грубость-то его да за неплатеж – сечь, в темную и прочее подобное… Это не есть начальство, а одно разбойство!..
– Помилуйте, человек принес деньги, поступил исправно, сделал, что ему нужно, старшина его похвалил, что же еще должен делать?
– Разбойство это, а не начальство! Ты вот выпорол неплательщика-то положим, что за неисправность следует попарить человека, это уж… без этого нельзя! Только я спрошу нонешнего-то начальника: а не сам ли ты, негодный, виноват, что у него денег-то нет? Ведь вот пришел к тебе мужик, отдал деньги, ты и пустил его на все четыре стороны да еще похвалил; а спросил ли ты его, откуда он деньги-то взял? Спросил ли ты его? Знаешь ли ты, начальник, откуда эти деньги взялись?.. Вот теперича по весне раздавали управский овес на посев. Опять же, говорим примерно, овес давали по шести с полтиной куль, до осени. Так или нет?
– Так.
– Ну, хорошо. Взял я этот самый овес и сбухал его по четыре целковых, деньги нужны, и подати требуют. Сбухал я его по четыре целковых, деньги старшине принес; старшина меня похвалил, деньги запер, расписку дал, «ступай куда хочешь!» Все честно, благородно, – на все есть расписка и похвала: «Берите, ребята, пример!» Так ли я говорю? Пришла осень – опять подати, да овес изволь отдать с процентом. А овес-то я продал еще весной и похвалу за это самое получил. «Берите, ребята, пример!» Да старшина-то тоже из города получил похвалу, – листы им за это дают, диплоны разные, как иной раз вот у скотины хорошей бывают аттестаты. Все исправно. Пришла осень. «Ты что же подати не отдаешь?» – «Да нет у меня!» – «Как нету?» – «Да так, как не бывает-то?» – «Ты что же грубишь-то?» А как я не сгрублю, когда я последним дураком стал? Берет меня зло, что я без всего остался, или нет? Вот я и стал ему грубить, а он меня драть! Ну, не живорезы ли они после этих моих слов?..
– А как же быть-то?
– Как быть? А вот как. Я буду говорить про себя, хоть я и не начальник и цепи на мне нету. Пускай, и так обойдется. Коли по мне, так я тоже бы драл, это верно, только драл бы я не в то время, как он разорился, а в то время, как он овес-то продавал. Вот тут-то бы я его не похвалил, нет! Тут бы я уж не сказал: «берите, ребята, пример», я бы тут похвальный диплон не дал, а растянул бы за это за самое да всыпал бы горячих без экономии! Да и того подлеца, который овес-то купил, и того бы отстегал, да овес-то бы и отобрал, да заставил бы его посеять, анафему, а после посева опять бы его поддымил веничком, – вот он у меня бы и с хлебом был, и земству бы овес-то отдал, и подати бы отдал! Вот что есть начальство!.. А они что?.. Ему бы только деньги взять, в сундук положить, а там хоть околей с голоду!.. Иные начальники-то сами, бессовестные, овес-то этот купят, а потом дерут. Нет, самого бы его надобно растянуть да поддымить!.. Ежели он начальник, он должен смотреть, чтоб у мужика было с чего взять… Что же, я вас спрошу, ежели у мужика не будет хозяйства, то, что из этого выйдет? Что вы с него возьмете? Теперь вон на моих глазах мужики сено продают, а с чем они останутся осенью, чем будут кормить скотину, с чего я буду взыскивать?.. Драть?.. А они меня жечь начнут – вот тебе и вся недолга!.. Я должен не допустить этого, а который не слушается, то и наказать. А нонешние-то и десятские, и сотские, и старосты, и весь легион, прости господи, им все одно – наплевать!.. Вот мужик сено продает, всю зиму скотину кормить нечем, а он идет мимо, ему и горя мало. Я б его тут же на месте запорол за эту продажу, а он, дурак бессовестный, только и думает, что «вот, мол, с мужика можно рублишко в подати ухватить», а о том не думает, что мужик на его глазах разоряется… Анафемы эдакие!.. Нет, сударь мой, не начальники это. Нет у нас начальства!
И мы, братец мой, бивали народ, и оченно даже жестоко его колачивали… Я вот пришел теперь угоднику помолиться. Думаешь, не вздохну я? Вздохну-у, милый мой, со слезами вздохну в своей вине!.. Били, тиранили, но только что мы били умеючи: били мы, например, человека за то, чтоб себя не разорял, – вот за что мы били, – потому что мы понимали: ежели он себя разоряет, то и нам ничего не будет… Вот какой был прежний смысл!.. А нонече! Скажи пожалуйста!.. Иду я недавно с нашим старостой (ведь тоже начальник, анафема, считается!), глядим на – болоте мужик косит траву, а сапоги на нем новые. Я и говорю этому начальнику: «Видишь, говорю, или нет? – Что такое? – Посмотри, мол». Глядел, глядел, хлопал, хлопал буркалами-то, – ничего, мол, не вижу… «Да дурак ты этакой, говорю, ведь твой мужик-то косит в хороших сапогах!.. Ведь, говорю, он не миллионщик. Ведь он, говорю, их в один месяц этак-то издерет, а потом придет зима, в чем он будет ходить? Ты же, говорю, с него подати начнешь драть, а он будет дома сидеть, выйти не в чем. Ведь он же, говорю, должон будет в долг сапоги-то втридорога взять? Ведь зимой-то и дрова возить нанимают и сено возить, мало ли на зиму народу требуется, а он у тебя без сапог будет дома сидеть, а ты его за это драть будешь, безбожная душа?.. А не то так за эти сапоги-то какой-нибудь, у которого совести нету, заставит его летом проработать месяца два, от хозяйства оторвет, а от хозяйства человек оторвется – пойдет слабеть, пьянствовать… А пойдет пьянствовать – подати перестанет платить, за это ты его будешь драть, а за дранье он будет тебе гадить… Что ж ты смотришь, говорю? Что же ты не внушишь?» – «Как же, говорит, они послушают тебя!.. Ноне, братец мой, говорит, поди-ка, босиком-то всякий стыдится ходить. Из последнего вытянется, а уж насчет одежи постарается… Коего, говорит, рожна я ему внушу?» – «Коего рожна?.. Нет, по-нашему не так. По-нашему, по-старинному, ежели такое безобразие увидел я, начальник, я б так не оставил… Я бы первым долгом подошел да спросил: «Кто ты такой? – «Иван Иванов», – примерно говорит. «Чей?» – «Таких-то!» – «Велика ли семья-то у вас?» – «Да вот пятеро, мол, всех-то». –«А работников?» – «Да я, мол!» – «Один?» – «Один!» – «Так как же ты, безумец, в сапогах-то по мокроте осмелился ходить? Ведь сапоги-то, необузданный ты человек, семь с полтиной, анафема ты этакая, а ты их таскаешь зря! А зимой я тебя пошлю в лес за дровами, – в онучах поедешь? Ноги отморозишь, проваляешься без ног всю зиму, семью оголодишь, охолодишь? Н-ну-ка, поди-ка, я тебя переобую!» («Переобул из сапог в лапти», – припомнилась мне поговорка народная…) Так он и будет у меня знать, когда ему в сапогах щеголять, а когда в лапоточках! Небось не трону, кто не заслуживает этого… Иной хоть в бархатных штанах в воду влезь, и то мне наплевать… Спрошу только: «Чей?» – «Таких-то!» Вижу, ежели люди в силах, в достатке, что человеку это не в разорение, так сделай милость: хоть, говорю, в золотой кафтан облачись да на навоз ложись, так шут тебя и возьми, – все мне равно!.. <…>
Из-за чего она, бедняга, убивается? Хочется ей, чтобы против людей не быть хуже. Вот она из всех сил бьется, чтобы нарядиться. Да не одна она, а много их, горемык, рвутся по нарядам друг с дружкой поравняться, потому что же они, в самом деле, за горькие такие уродились, что им надо быть хуже всех? Вот они и норовят с прочими франтихами поравняться, не едят, не пьют, не спят ночей, бьются. А позвольте спросить, какие это такие прочие? <…> Хорошо. Поглядим, какие такие это крестьяне, откуда у них берутся деньги дочерей наряжать. Пошли, поспрошали. Точно, крестьянин считается, за две души платит, точно так же, как вот и этот двудушный, те же самые двадцать два рубля серебром; только у него окромя наделу, господи благослови, покос пудиков тысячи на три, да овса у мужиков он управского накупил по дешевым ценам, да перепродал по дорогим, да с барином ездил зиму и поболе сотни в карман положил, да то, да другое. Глядь, ан и есть из чего франтовство-то заводить; вот он и нарядил свою дочь, как королеву. А другой-то мужик, тоже двудушный, тоже двадцать два рубля платит, тот-то уж бьется, тот-то уж и телушку продал за полцены, то-то и сено прежде времени сбыл, тянется за богатеем всячески, из всех сил вылезает, – глядь, а есть-то ни ему, ни дочери, ни детям, ни скотине нечего, не только что дочери платье сшить!.. А не доплатил подати, его драть! Вот и пошел человек со злом в сердце… А кабы по-нашему-то, так не так бы вышло. По-нашему-то, пошел бы я к богатею этому, – ежели б то есть я был, примером сказать, начальник, – пошел бы к нему, да, богу помолившись, и стал бы его успрашивать: «Ты откуда, мол, разжился?» – «Так, мол, и так: овес покупал». – «Какой овес?» – «Управский». – «По многу ль платил?» – «По четыре серебра». – «А помногу ль продавал?» – «По восьми». – «Хорошо ты, друг мой, делал! А между прочим, пойдем-ка мы с тобой в волость, да сниму я с тебя бархатные твои панталоны, да внушу тебе почитание к закону. Ложись, анафема-проклят! Ты как смел управский овес покупать, коль скоро он дан на посев? Ты как же смел из нужды человеку четыре целковых вместо восьми давать? Так то, братец мой, и волк богатеет, чужое тащит! Не богатей ты, а разбойник, в мутной воде рыбу ловишь!» Да и прописал бы ему диплон, – век бы не забыл! Вот он бы у меня и не наряжал дочь-то королевой, не вводил бы в грех других, не стыдил бы нарядами-то бедноту, а беднота-то не лезла бы из всех сил и жил чтобы поравняться… Вот что есть начальник! А нонешние? Да для нонешних этакой-то живорез – первый друг и сват! Он грабит, а они дерут ограбленных. Он грабит, а они на награбленное чаи распивают, кофеи, все такое! Вот кого надо растянуть да поддымить березовым составом!» (Конец цитаты).
Цитата эта несколько великовата, зато описана в ней вся история Руси, от Рюрика до наших дней. И если бы я то же самое попытался объяснить «своими словами», то вышли бы не только три страницы как цитата и даже не статья, а целая книга. Притом вышла бы «история», под которой понимает большинство людей перечень царей и их «победы», а вовсе не история народа, той самой белоглазой чуди с ее загадочной русской душой. Поэтому эта цитата из Успенского – почище Гомера. В ней есть – все, чтобы понять эту самую, вечно страдающую душу, которая даже не понимает, насколько же в действительности она страдает. И почему?
Во-первых, начну с «нонешних порядков», «порядков и непорядков», что выражается уже лет 200 в понятии «отцы и дети». Дело в том, что система «отцов и детей», которую Успенский выразил вопросом «в какой мере может быть плодотворна беседа?», я бы сказал, глухого со слепым, давно обозначена, обрисована, но причины ее как бы нет. Это как бы данность, причины которой неизвестны: смотрите на меня, какая я есть, и – довольно. Между тем эта проблема «отцов и детей» есть у чуди белоглазой, а больше ни у кого ее нет. Я имею в виду Западную Европу, а не ареалы людоедского правления. В «ареалах» она есть, но я недостаточно компетентен, чтобы ее рассматривать в подробностях. Чудь белоглазая мне ближе.
Ни Успенский, ни Маркс, ни основоположник термина Тургенев в принципе не в состоянии рассмотреть причины возникновения конфликта отцов и детей, так как все они рассматривали на конкретных данных одну из революций на «святой» Руси, тогда как этих революций, по меньшей мере, было пять-шесть, если не больше: открытие хазарами Руси и женская работорговля, хазары в образе рюриковичей – работорговля своим народом, закрепощение по-«польски», закрепощение по-романовски – внутреннее рабство, освобождение 1861 года – откат, «освобождение» по-коммунистически – изощренное рабство, освобождение 1991 года и новое рабство 2000-х годов. В промежутки между этими «вехами» можно еще вставить несколько «вешек» помельче: преобразования Петра, хрущевская «оттепель», региональные «совнархозы» и вновь «все решает ЦК», ельцинское «берите суверенитет» и путинская «вертикаль власти». А еще, сколько я забыл второпях? Например, февральскую революцию, церковный раскол, гражданские войны.
Таким образом, чудь белоглазая никогда не жила в поступательном движении, а только – в революциях, в «больших скачках» по-китайски, когда заведенный уклад жизни изменялся мгновенно и на 90 градусов, а иногда и на все 180. При этом крупные революции происходили на каждых трех поколениях (дед, отец, сын), которое, в общем-то – одно звено поколений, а мелкие революции – в каждом поколении. Во времена Маркса люди еще не знали генетики, хотя животноводы и знали ее «практику», не распространяя на людей, поэтому никому не приходило в голову отнести влияние «окружающей среды на естественный отбор» самого «венца творения». Хотя «практика» все же показывала, что близкородственное скрещивание людей сохраняет «чистую линию» нужного фактора. Подумайте над тем, что Соломон и его наследники как бы случайно женились на своих дочерях, я думаю, для закрепления в генах навыков торгового племени.
Поэтому исключительная прерогатива белоглазой чуди на проблему «отцов и детей» есть реакция на революции, когда «дети» не в силах были понять «отцов», а «отцы» не могли примириться с вольностями «детей». И эта реакция на революции навсегда засела в генах чуди, то есть в нас с вами. Мы даже уже без революций генетически не хотим друг друга понять: «Поглядеть-то на нонешнюю страмоту, так и то сердце разрывается!»
Во-вторых, перейдем к «тем невозможным параллелям», в которых «мы имели несчастье ничего не понимать». Это образованный и умный человек, вооруженный всевозможными знаниями, «ничего не может понять» после очередной революции. Чего же можно требовать от крестьянина, дальше околицы не отъезжавшего от своей, я бы сказал, простите, овечьей кошары, бройлерного «накопителя»? Это, пожалуй, ужаснее, чем обезьяна из тропических джунглей всего через несколько часов полета окажется в московском зоопарке средь зимы под стеклянной крышей. Или царь зверей из бескрайней саванны очутится в железной клетке три на два метра. Это же шок и ужас и не видно перспектив. Но, самое главное, не видно и причин окромя человека, поймавшего в сеть и посадившего их в самолет. Они же не знают, что это всего лишь пешка-исполнитель чьей-то злой воли. Они же не знают, что эта «злая воля» сказала, что «им так будет лучше!»
Даже Горбачев говорит, если не врет, что он потерял свои деньги в дефолт. А кому как не ему было знать, что этот дефолт специально готовился целый год вполне конкретными и знакомыми ему лицами? Причем он должен был знать, и для чего этот дефолт готовится. Чтобы одним махом ликвидировать зарождающийся средний класс. Но он же из племени «злой воли» (хотя и самый безобидный), которое знает, когда и как сделать народу «хорошо». Хотя отлично знает, что хорошо будет только самой «злой воле». Именно поэтому у обезьяны, льва и среднего класса возникают «невозможные параллели». Они винят и готовы сожрать и чистильщика клеток, и ловкого и умного Ходорковского, на которого развращенная послушанием власть вешает дохлых кошек, снимая их с самих себя. И именно потому, что Ходорковский намного лучше их самих и желает в действительности кое-что сделать для народа, а они хотят только его угнетать, распивая «чаи да сахары». Чтобы «перевести стрелки» с себя на Ходорковского, «выдрать, всыпать ему пятьдесят, чтобы он чувствовал!». И обезумевший от революции народ согласен с этим, ведь он – «чистая линия».
«Невозможными параллелями» полна история. Часть из них я привел на примере прихода к власти Романовых. Повсюду торчат «шила из мешка». Но, давайте лучше поговорим об Аракчееве, об его «па-а-л-лок!» В этой сцене Успенский не историк, не аналитик, а – поэт. «За деревьями он не видит леса», и это большой недостаток. Хотя, я понимаю и знаю, как трудно ему было жить в одной клетке со звериной цензурой. Точно так же как и «революционному критику-демократу» Белинскому, который за границей писал одно, а внутри России – противоположное.
Идентификация личности с явлением, с последующим переносом явления на личность – старая песня, она известна еще с Библии, когда явление (процесс) отхода иудеев от христианства, ими же созданного, преподносится весьма эффективно в форме «30 сребренников Иуды». Дескать, не будет или не было бы Сталина, Троцкого, Берии, Аракчеева, Ивана «Грозного», включая «ГКЧПистов», на «святой» Руси была бы «тишь, гладь да божья благодать». Между тем, личность в истории запускается тенденцией, а не наоборот. Ибо, например, тот же самый Александр Освободитель сперва отвечал тенденции, когда освобождал крестьян, и перестал отвечать тенденции, когда принялся за судебную систему. Ибо тенденция была по существу не к освобождению крестьян, а к их более эффективной эксплуатации, а судебная система Александра II как раз и мешала более эффективной эксплуатации. То же самое и с Путиным. Тенденция была развалить как Советский Союз, так и Россию. Тенденцию запустили спецслужбы. Но успеть ограбить ее и скрыться в тумане. Это и сделал «козел отпущения» Ельцин наподобие Аракчеева с его «па-а-л-лок!». Но Ельцин, как и Александр II «перегнул палку», в данном случае разогнав сами спецслужбы. Тогда спецслужбы, как разогнанные, так и «в строю», запустили вторую тенденцию, в результате которой сам Ельцин назначил спецслужбы «володеть» Россиею. А «козлом отпущения» стал наш нынешний президент, провозгласивший вместо «па-а-л-лок» «вертикаль власти» и «мочить в сортире», как мы ныне начинаем догадываться, не чеченцев, а тех кто накопил денег, и не желает «делиться» со спецслужбами. Это первое. Второе состоит в том, что тенденцию, новое явление на Руси всегда инициировали сперва хазары, а потом – спецслужбы, но не отдельные «козлы», даже и не Петр Великий (см. специальную работу).
Вообще говоря, тенденции бывают двух родов, общенародные, например, «хлеб дорожает», переходящие во всеобщее волнение. И специально запущенные тенденции, уводящие народ в сторону с прямой дороги. Первые тенденции используют ловкие люди, начиная «возглавлять народ» типа Ленина и Гитлера, но только воротя его в «свою» сторону. Вторые тенденции просто «контролируют» их авторы типа «семьи» Ельцина с помощью «специалистов» типа Глеба Павловского. И, оба вида тенденций на «святой» Руси всегда попадают в «русло», о котором народ даже не подозревал.
Но, так как я исследую чудь белоглазую, а не тенденции, то посмотрим, что чуди дают «невозможные параллелизмы» вкупе с подменой явления личностью? Ничего не дают кроме всеобщей ошалелости. А если принять во внимание, что революции на Руси происходят чуть ли не в каждом поколении, то эта ошалелость становится национальной чертой. Эта ошалелость называется у нас ныне нестабильностью, как будто это первая на Руси нестабильность, совершенно исключительное явление. Между тем, эта нестабильность как раз и стабильна до умопомрачения. Мы никогда не были стабильны и не знаем, что это такое. Мы всегда ждем подвоха от властей. Или мне их перечислять? Нестабильность – это неуверенность голубоглазой чуди в себе, неуверенность – чувство гадкое. Помните, что там вытворяли в «Декамероне» даже власть имущие от неуверенности, захватит их чума, или не захватит? А вы хотите, чтоб звери в тайге спокойно смотрели на лесной пожар. Они же бегут сломя голову неизвестно, куда. Или прячутся по норам, которые вот-вот загорятся. Или влезают на дерево, не имея возможности слезть, отрезанные огнем. И теперь представьте, что тайга пылает вечно, а зверям вообще некуда бежать. Кругом – «засечные черты» якобы от всевозможных «татар», а на самом деле – это стена вкруг «таежного» пожара, чтобы не убегали в безопасное место, например, на Запад. В результате народ наш вечно ошалелый, главная забота которого, «чтобы не было войны», как будто он без войны живет в так называемое «мирное» время. Он же прекрасно знает, что сегодня что-нибудь разрешат, а завтра, когда он чуть-чуть «этого» накопит, запретят. Издадут закон, что «можно», а на утро посадят в тюрьму, потому что «нельзя». Вот и трактуется понятие счастья как «хоть бы не было войны».
В третьих, перейду к народному понятию, что «нету начальства», когда чуть ли не половина народа сама ходит в «начальниках». И, будучи «начальниками», совершенно не представляет, «зачем существует начальство». Дескать, «это нам неизвестно». Хотя, «ежели коснемся корня», то новый набор начальства всегда хуже старого набора, всегда – «живорезы». С одной стороны, это продукт ошалелости. С другой стороны, этот вопрос не так прост. Много начальства нужно, чтобы в их обилии верховный произвол выглядел как произвол миллионов мелких произвольчиков. Когда не найдешь, с кого спросить конкретно. Много начальства нужно, чтобы старшие начальники контролировали ступеньки младших начальников. Ибо ограниченному числу больших начальников не обобрать до нитки столько миллионов своих рабов. Поэтому эта «воля грабить» спускается по целой лестнице вниз, чтобы «дойти до каждого». И тут наступает противоречие между верхними и нижними ступеньками по все лестнице. Ибо каждая ступенька хочет часть «народного достояния», то бишь налогов – взять себе, ибо прекрасно понимает, что все это – неприкрытый грабеж, в котором охота поучаствовать, если уж ты – «начальник». Наступает момент, когда из-за обилия начальства в казну вообще перестают поступать какие-либо деньги, и наступает его следствие – «сокращение штатов». Плюс еще одна контора, очень строгая наподобие «комитета партийного контроля», которая взяток не берет, так как ест в самом Кремле. Потом все возвращается «на круги своя» по очень простой причине: желанию свалить ответственность хоть за что на подчиненных, чтобы выглядеть «в белом». Но, народ, хотя и ошалелый, он – вовсе не дурак, так как именно в трудностях возникают в голове извилины. Как только любой высоты царь, устав от «мелких» и «мелочных» забот, назначает себе заместителя, так сразу же этот заместитель назначает себе заместителя. И снежный ком опять покатился, наматывая на себя свежий липкий снег.
Самый главный вывод, что «начальства нету» при его обилии я приберег. Любой начальник любит, чтобы его слушались. Непослушание считается «предательством родины», так как «государство – это я», будь это «государство» даже в пределах одной деревни. А непослушанием является даже инициатива, вдруг она не понравится. Поэтому надо на любой ступеньке лестницы абсолютно ничего не делать, ни при каких условиях, не считая приказа «сверху». Тогда можно бежать сломя голову, суетиться и делать вид, особенно когда смотрят сверху, что рубаха у тебя не просыхает от пота. Выполняя этот девиз неукоснительно, всегда будешь в числе «лучших людей», фотографии которых вывешивают на стенку в вышестоящем «офисе». Вот и весь ответ, что «начальства нету», хотя оно и «живорез». А живорез он потому, что, угождая своему начальству, никогда не забывает о себе, но столько, чтобы не больше того, что позволяет себе его начальник.
Оно и сегодня «начальства нету» несмотря на то, что все дома в Москве, занимаемые раньше для всего Советского Союза, нынешнее начальство России не только полностью заполнило, но и еще столько же построило для себя. Но вы детали знаете и без меня.
Ах, да. Я не отметил, как все это отражается на вашей загадочной чудской душе. «Живы будем – не помрем». Вот как отражается. Эта бессмыслица как раз и отражает бессмысленность того, что делается на «святой» Руси прямиком с 15 века. И по нынешний день. Я бы эту бессмыслицу хотя бы понял, если бы хазары, высосав из такой огромной площади Земли все соки, построили хотя бы пирамиды как в Египте. Оно, конечно, бессмысленно тоже, но ведь гора камней на ровном месте хотя бы поражает воображение. Я бы эту бессмыслицу понял, если бы «советы», сделав те же самые сосательные движения, завоевали весь мир. Поэтому я очень удивляюсь действиям Путина по «возрождению» России через «вертикаль власти». Потому что никакая «вертикаль» уже ей не поможет. Из народа дополнительно уже ничего не высосать, он спит мертвым сном, окончательно превратившись в «Завтра – хоть потоп». Примерно так же ведет себя коровье стадо, которому скормили последнюю солому с крыш, и стадо легло на голый цементный пол советского коровника помирать. И даже не поднимает голов, не говоря уже о «голодном» мычании.
В четвертых, меня поразило в рассказе о старых временах, и это очень важно, совершенно мелочная опека крепостных крестьян, о которой я никогда и нигде не читал ранее. А Успенский ведь приводит исторический факт, ибо выдумать все эти поразительные подробности невозможно. Притом он сам, только этого не видно в приведенном мной отрывке, подтверждает, что это общественное мнение старого «доброго» времени, которое в каждой фразе подтверждается и мнением «аракчеевца» как его называет автор. И это настолько укоренилось в сознание крепостных, что свобода им противна. Они не могут абсолютно пользоваться свободой, она им только во вред. Желания, абсолютно детские, бывшие рабы не могут преодолеть. И прямиком лезут в петлю так как в кабале они уже были.
Это начальство, которое «должно смотреть, чтоб у мужика было с чего взять», точно он ребенок, тайно объевшийся маминого варенья и теперь у него «заболит брюшко». И этих «анафем этаких» словно плохую мамашу обучает не кто-нибудь, а собственный ее «ребенок» – производное рабства: «Ведь он же, говорю, должон будет в долг сапоги-то втридорога взять?» А не то «мало ли на зиму народу требуется, а он у тебя без сапог будет дома сидеть, а ты его за это драть будешь, безбожная душа?.. А не то так за эти сапоги-то какой-нибудь, у которого совести нету, заставит его летом проработать месяца два, от хозяйства оторвет, а от хозяйства человек оторвется – пойдет слабеть, пьянствовать… А пойдет пьянствовать – подати перестанет платить…» Это же просто ужас.
И я сразу же вспомнил свою шахтерскую жизнь, когда я, горный инженер, еще молодой горный инженер, который то и дело сам попадал в опасные условия в шахте и даже чуть не погиб, неосторожно поднявшись в загазованный забой, где метана было процентов 80, потерял сознание и благодаря наклону выработки сполз туда, где был кислород и очухался, должен был «отвечать» за каждый кусок породы, свалившийся на голову «моего» забойщика, который уже 30 лет так идиотски подставляет свою голову под обвал. Я вспомнил, что меня чуть не отдали под суд только за то, что лестничная ступенька на моем участке оказалась на 2 сантиметра дальше, чем ей быть положено, ровно на расстоянии 40 сантиметров. Сколько раз, придя в забой, я умолял забойщика: «Вася, ты что не видишь, что этот кусок сейчас сорвется тебе на голову, урони его, пока он сам не упал». А Вася отвечал: «Ничего он не упадет, я ведь 30 лет уже стою под такими кусками». На 31 году кусок, естественно, не тот, что в прошлом году, все-таки упал Васе на башку, его увезли в больницу, а на меня завели «дело» в прокуратуре. Но, Вася оправился без последствий, только рубец синий-пресиний остался на его лысине, полученный сквозь фибровую каску. И «дело» мое закрыли.
Потом, много времени спустя, я побывал в заграничных шахтах, от Германии до Австралии. И нигде не встретил такой мелочной опеки со стороны инженерно-технического персонала за своими рабочими, кроме, естественно, того, что и должен делать инженер: надежность проветривания, исправность запасных выходов, взрывобезопасность электрических схем и так далее. Там рабочий, поступая на шахту, обучается всем перипетиям своей мрачной и опасной работы, притом в натуральных условиях. Затем он сдает экзамен по всему этому курсу, чтоб он не мог сказать: я этого не знал, меня не научили. И с этой минуты он сам отвечает за свою безопасность от тех же самых кусков на свою дурную голову. И за попытку пощупать, стоя в воде, голыми руками медную шину под напряжением 660 вольт. И за многое другое, что относится к элементарной предусмотрительности на его именно уровне обязательных знаний.
Вспомнил я и колхозы, в которых многократно бывал, будучи студентом и техникума, и ВУЗа. Там ведь тоже вполне могли посадить агронома или председателя, тракторист которых закопал семена метра на два (как на кладбище) вместо 5 сантиметров. И ни одного прокурора, судью не будет интересовать при этом, что этот тракторист сеет пшеницу уже в четвертом или пятом поколении. И даже в сороковом.
Сопоставив все это, я понял: в нашей любимой стране производительные силы и производственные отношения совершенно не такие, какие есть на Западе. Притом не менее 500 лет подряд. От Рюрика до Путина. И не только эти силы и отношения, начальство должно следить даже за тем, чтобы раб не забыл поесть. Хотя и кормят его сплошными отбросами. Недаром в армии даже поср… и посс… водят строем.
Я понимаю, что даже в Древнем Риме, которого не было, рабский труд считался неэффективным, нам это с пятого класса не забывают втолковать, правда, забывая сказать, что у нас-то дела обстоят с этим – значительно хуже. И чтобы противостоять этим «невзгодам России», словно это сплошные засухи или ливневые дожди с градом – вот вам Аракчеев, он такой колоритный, что отлынивать от работы никому не приходит в голову, чтобы не услышать: «па-а-л-лок!» Поэтому я этот тезис дальше развивать не буду. У меня есть, что сказать получше.
Возьмем Авеля, ибо Каин остался при Аракчееве. Хоть Авель, хоть нынешний фермер и даже колхозный зоотехник, не говоря уже о доярках и телятницах, прекрасно знают, что домашним животным нужна любовь. Почти такая же как к мужу и детям. Тогда они «дают» много мяса, молока и шерсти, в зависимости от «индивидуальности». Но широты души на всех не хватит. Поэтому к телятам, свиньям и коровам и особенно к овечкам, так как это животное библейское, собирательное, выделяется в законодательном порядке строго дозированное по минимуму количество любви. Больше – можно, меньше – нельзя. Но так как встречаются еще люди злобные от природы, то и этот минимальный кусок любви заменен вполне адекватным любви уходом: покормить, попоить, оплодотворить, сделать крышу над головой. И чуть совсем не забыл, вызвать фельдшера, когда требуется. Потом уже доить, стричь и так далее. Можно даже и заколоть. Се ля ви, как говорится.
Как только у коровы пропадает молоко, у свиней – «привес» в форме жира, у овечек скатывается шерсть, а телята не растут, наступают последствия в форме выяснения причин этого феномена. Иногда оказывается, что корова от голода проглотила стекло, свинья вообще наелась говна, а овечки простудились в плохом хлеву. И у всех промокает крыша. А сено продано перекупщику, овес же съели сами животноводы в виде хлопьев с остатками молока. Выясняется, что фельдшер пьян, а дояр – с похмелья. Плотник же вообще упал с крыши в таком же виде, что не способствовало, а препятствовало ее ремонту. Молодая доярка вообще не вышла на работу, у нее, видите ли, свиданье затянулось до утра. Вы уже догадались, что это все – начальство и оно не отвечает требованиям, предъявляемым…
Утром в девять является Авель, как и положено большому начальнику. И всему рядовому начальству устраивает разгон. Потом пишет инструкцию, особенно упирая на профилактические меры. Чтоб стекло, где попало, не валялось. Чтоб киоск с водкой напротив скотного двора был немедленно закрыт. Фельдшеру была снижена ставка жалованья до момента устойчивого привеса свиней, и обещана премия, если привес будет превышать среднестатистический. Ну, и так далее, смотрите, как во времена Аракчеева начальство боролось за то, чтоб раб Сидор в летнюю жару не косил в сапогах болото, чтобы мог, не простудив ног, ездить зимой в лес по дрова.
Лет через триста, уже коммунисты, написали закон для горных инженеров – садить их в тюрьму беспощадно, если дорогостоящему рабу-забойщику вопреки русскому «авось» упадет на голову камень величиной с кирпич. И велели в законодательном порядке горному мастеру каждое утро проверять прочность насадки кувалды на черенок, чтобы, не дай бог, эта кувалда при молодецком замахе этого же забойщика не сорвалась с черенка и не попала по тому же месту, в которое вот уже тридцать лет намеревается упасть кирпич. С сельским хозяйством таким же манером разобрались еще до коммунистов, страна-то у нас все-таки аграрная.
Осталось сказать про лукавство. Рабы-то у нас все всегда именовались лукавый раб. Собственно, тут и рассказывать-то нечего. Об одном я уже рассказал. Это тот самый тракторист, и дед, и прадед которого, не отрываясь сеяли рожь, а наследничек-то взял да и закопал ржаные зерна, ради смеха и лукавства естественно, на два метра вместо 5 сантиметров. Пусть, дескать, агронома посадят. Они, правда, к одной и той же доярке «ходили», но агроном «при галстуке и в очках». Поэтому тракторист несколько проигрывал в этом соревновании.
А Успенский все «подожгут да подожгут». Нафиг надо, пока лукавство есть!
Я вот раздумываю. Надо ли мне после Успенского говорить о ненужности свободы для нашей ненаглядной голубоглазой чуди? В позапрошлом веке прошлой эры он сам это доказал – не надо больше. Так уж и быть, скажу о нынешних днях. Тут вот А. Минкин в позапрошлом году доказал как Пифагор свою теорему, что нашему народу выборы совершенно не нужны. А ведь выборы, это – часть свободы.
09.11.03.
Раз уж Вы попали на эту страничку, то неплохо бы побывать и здесь:
[ Гл. страница сайта ] [ Логическая история цивилизации на Земле ]